Часть 2
Глава 20
НА БАРЖЕ
Под вечер поднялся ветер. Он со свистом кружил тучи пыли. Песок забивался в уши, рот, слепил глаза.
Колька и Наташа нетерпеливо ожидали Генку. Наташа стирала с мебели пыль, Колька смотрел в окно.
- Сколько можно ждать? - говорила Наташа. - Уже поздно, как пойдем?
- Ничего. Только сейчас и застанем Каланчу, - успокаивал Колька.
Генка ввалился в комнату и сразу заговорил:
- Где стул? Верите, музыканты, еле добрался. - Лицо у него стало серым от пыли. - Тьфу, тьфу, - отплевывался он.
- Хватит, - прикрикнула на него Наташа, - нашел место. Только знаешь опаздывать...
Генка подмигнул Кольке: "Вот ворчунья".
Они вышли из дому. На улице потемнело, хлеставший песок больно колол лицо.
Генка предложил:
- Может быть, вернемся, а?
- Никаких "а", - сказал Колька, - тронулись!
Через некоторое время дошли до трамвайной линии. Ветер стихал. Выглянуло солнце.
Грохоча колесами, проехал агиттрамвай, убранный флагами, портретом Ленина, плакатами, лозунгами. На прицепном вагоне духовой оркестр играл марш. Трамвай остановился на углу. К нему спешил народ.
- Айда на митинг! - предложил Генка.
- Наверное, будет устная газета, - поддержала Наташа, - ой, как интересно!
Кольке тоже было интересно, но надо было спешить.
- Некогда нам...
Довольно скоро они преодолели остаток пути и дошли до Черной бухты.
Около берега догнивало несколько старых барж и рыбниц. В трюмах нашли себе приют беспризорники и темные личности. Небезопасно было это глухое место. Редко кто из горожан даже днем рисковал заглянуть сюда. Часто тут слышны были пьяные возгласы, ругань, происходили драки.
Ребята остановились около полуразбитой баржи. Она жалобно скрипела, покачиваясь на легкой волне. Берег соединялся с баржей узкой доской. В грязной прибрежной воде плавали мусор, стружки, голова сазана с выпученными глазами и пустая бутылка из-под водки. "Наверно, Каланча живет на барже", - подумал Колька. Он оглянулся, но спросить было не у кого.
Колька подошел к шаткому мостику.
- Пошли?
- А как же! - храбро сказала Наташа.
- Придется, - согласился Генка, - агиттрамвай, вперед! - Он шутил, но ему немного не по себе было.
- Оставайся на берегу, - посоветовал Колька.
- Зачем же? Что ты, музыкант!
Первым перебрался на борт Колька, за ним остальные. Опасливо ступая босыми ногами по ветхой и грязной палубе, ребята подошли к люку.
Колька, перегнувшись, заглянул в него.
Вниз уходило бревно с прибитыми поперек планками. Очевидно, оно заменяло лестницу. Кто знает, что ожидало их в мрачном трюме. Стало страшновато.
- Наташа останется наверху, - сказал Колька и начал спускаться по бревну, - а мы с Генкой пойдем в разведку.
Наташа взбунтовалась.
- И не думай. Пусти, Минор, я полезу за Колькой, - оттолкнула она Генку.
Генка схватил ее за косички.
- Минор, - вскрикнула Наташа, и зеленые глаза ее вспыхнули гневом, - перестань!
Вспомнив, к чему привела их ссора при первом знакомстве, Генка немедленно отпустил девочку.
...Достигнув дна баржи, Колька помог спуститься Наташе и Генке.
Постепенно ребята привыкли к полумраку. Под ногами, между переборками, плескалась вода.
Вдали, в носовой части, мерцал слабый огонек. Пламя дрожало и освещало таинственным светом небольшое пространство. Друзья двинулись туда.
Вот и каморка, сбитая из кусков железа, фанеры и досок.
Колька, Наташа и Генка заглянули в помещение. На нарах, на полусгнившей соломе, скорчившись, спали трое подростков. Двое из них были незнакомы. Лицо третьего было прикрыто газетой.
Наташа локтем подтолкнула Кольку:
- Погляди.
Колька протянул руку к газете.
Перед ними, посвистывая носом, спал Каланча.
Часть 2
Глава 21
Жизнь на улице приучила Каланчу всегда быть начеку. Вася проснулся сразу, но из предосторожности не открыл глаза, пока не услышал голоса Наташи.
- Буди его, Коля, и пойдем. Задохнешся в этой яме!
В ту же минуту Каланча присел на нарах и потянулся, широко зевая.
- Ба, шпингалеты? Зачем притопали? Кого я вижу? Минор, и ты здесь?
Голос Каланчи разбудил лежавших рядом мальчишек. Те с настороженным любопытством смотрели на незнакомцев, особенно на Наташу.
- Мы за тобой, - сказал Колька. - Пойдем. Мария Ивановна с ног сбилась. Разыскивает тебя.
- За мной? - Каланча прищурил левый глаз, резким движением вырвал изо рта окурок у одного из подростков и молча задымил.
Его тронул приход ребят. Но он пока не собирался оставлять свое новое убежище... Брошенный им окурок, описав дугу, упал в воду и зашипел.
- Так слушайте, гаврики. Никуда отсюда не уйду. Мне тут не дует. Нравится лучше, чем в детдоме. Верно, со жратвой туговато, зато свободен.
- А Мария Ивановна тебя ждет, ребята из детдома да и мы... - начал Колька, но чувствовал: слова его неубедительны, беспомощны. Васька, кажется, даже немного подсмеивается над ним.
- Послушай, Вася, пошли! Что за удовольствие валяться на соломе, пошли, ну! - вступила Наташа.
Внезапно послышались приближающиеся шаги. Дети умолкли. Покачиваясь, вошли двое оборванных мужчин. Один из них - полный, лысый, другой - высокий, косоглазый.
- А ну-кось, выметайтесь, мочалки, - небрежно махнул рукой косоглазый.
Каланча бросил на него злобный взгляд и, болезненно морщась, начал приподниматься.
- Живее, дохлые крысы, - прикрикнул косоглазый и вытащил из кармана две бутылки самогона, - проваливайте и, пока не позову, носа чтобы не казали. Слыхал, Каланча? Проваливай, скорее, а то я тебе вчерашнюю баню повторю.
Колька, Наташа и Генка выскользнули из каморки. Каланча невозмутимо последовал за ними.
- Худо тебе, сказал Колька, - идем к нам.
- Мое дело! Не прошусь, не плачу. О чем разговор? Лучше скажите, чего Минор напортил за это время.
- Стекло помог разыскать.
- Ну, - искренне удивился Каланча, - да он же труслив, как заяц?
- И совсем не так, не трус он, - заступилась за Генку Наташа. - Владькин отец, этот самый Карл Антонович, его пугал, а он не побоялся.
- Цыц! Не называй его, - зажал ей рот Каланча и оглянулся на дверь каморки.
- Каланча! - прервал их окрик косоглазого. - Сгоняй-ка кого-нибудь в пивную "Жигули", пусть Карлу Антоновичу передаст: сегодня, мол, не можем, на той неделе будем делать.
- А чего сегодня не можете, надо ведь сказать!
- Опять баню захотел?
Каланча послал в "Жигули" одного из мальчишек.
Ребята вышли на палубу, вдохнули чистый речной воздух.
На Волге в этот вечерний час было тихо-тихо, лишь изредка всплеснет играющая рыба, да ветер пробежит в камышах.
Неудачная встреча с Каланчой, мрачная баржа вызывали у друзей невеселое настроение.
Каланча, скрывая грусть, поторапливал:
- Пора вам, скоро вся шатия соберется...
От Кольки не могло укрыться: трудно Васе, а вернуться гордость мешает.
Часть 2
Глава 22
ПРИЗЫВНЫЙ СВИСТ
Трижды раздался пронзительный свист.
Колька с Наташей, сидевшие за завтраком, переглянулись. Рука Марии Ивановны, наливавшей чай, застыла с неполным стаканом.
- Никак Вася? - спросила Мария Ивановна (свист Каланчи хорошо знали в детдоме). - Никак он?
Колька сделал безразличное лицо, но так и рвался выскочить из-за стола.
- Какой там Каланча? - прислушиваясь, не раздастся ли снова сигнал, пожала плечами Наташа. Она, как и Колька, сгорала от желания поскорее встретиться с Васей.
Еще недавно, расставаясь, Каланча заявил о нежелании покинуть беспризорников и вдруг явился и вызывает Кольку.
Что-то случилось и, должно быть, важное.
Ребята выбежали из дома.
Во дворе Колька и Наташа никого не увидели.Они устремились на улицу - нет Каланчи.
Тогда Колька закаркал:
- Кар-р, кар-р!
Наташа подняла брови:
- Зачем ты так?
- Сейчас увидишь, - ответил Колька и снова принялся за свое.
Незаметно к ним подкрался Каланча и хлопнул Кольку по плечу. Не дав ребятам опомниться, он потянул Кольку за собой:
- Девчонка пускай здесь останется.
Но девчонка и не собиралась оставаться.
- Ты почему меня все: девчонка да девчонка? - строго спросила она. - У меня имя есть, да!
Каланча неторопливо вытер нос. Понимая, что Наташа так просто не оставит их, он разрешил:
- Ладно, слушай, только язык прикуси, а то - сама знаешь - всыплю!
Наташа вспыхнула и вызывающе тряхнула косичками:
- Попробуй!
Для разговора Каланча выбрал сеновал.
Колька с Наташей с нетерпением ожидали рассказа.
Убедившись, что никто их не подслушивает, Каланча опустился на коленки и сказал:
- Когда вы смылись с баржи, я узнал, что Владькин отец, как его...
- Карл Антонович, - поспешно подсказал Колька.
- Он самый. Так вот он нанял косоглазого и второго, чтобы они сегодня вечером угнали в степь четырех его рысаков, которых забирают в армию.
- Ну и что? - спросил Колька.
Каланча вскочил на ноги и яростно замахал руками:
- Ты что, обалдел? Лошади же для Красной Армии! Помешать надо гадам и проучить зараз Карла Антоновича и косоглазого. У меня до сих пор все болит от его кулаков. Воровать заставляет.
Колька тоже стал.
- Пошли в милицию. Там все расскажем.
- В милицию я не ходок. Ну ее! Она еще и меня заодно сцапает.
- А может быть, к Глебу Дмитриевичу? - в раздумье произнесла Наташа.
- К нему? - Вася молча жевал соломинку.
- Он тебя уважает, - настаивал Колька.
- А ручки? Брось, друг ситный.
- Да ты послушай, Каланча. Мы хотели их снять и снести на дачу, а Глеб сказал: "Не трогайте без Васи. Он эти ручки забрал, он их и вернет. Я в него верю".
Лицо Каланчи выражало сомнение.
- Ну, что с тобой? - толкнула его Наташа.
Каланча не обратил на нее внимания и спросил у Кольки:
- А ты не врешь? Хотя он по-другому и сказать-то не мог. Знает, небось, чего Каланча стоит. Ладно! Пошли к матросу. Только я не насовсем. Помогу и до свиданьица.
Они быстро спустились с сеновала.
Часть 2
Глава 23
"СМОТРЕТЬ В ОБА"
Последнее время Глеб Дмитриевич был очень занят. Он помогал военкому в мобилизации лошадей.
Сейчас матрос нервничал и выходил из себя. Еще бы! Барышники угнали хороших лошадей в степь, оставив для Красной Армии малопригодных.
- Жулики и воры, - ругался Костюченко, идя к Шинделю.
И тут матрос встретился с ребятами. Каланча, заикаясь, рассказал о разговоре, услышанном на барже.
Глеб Дмитриевич слушал его, изредка приговаривая: "Так-так".
- Ясно. Во-первых, спасибо тебе, Вася. Во-вторых, не волнуйся, я как раз иду к Шинделю по этому делу.
- Возьмите и меня, - попросил Колька.
- И меня, - поддержала Наташа.
- Вы как хотите, а я к нему не ходок, - сказал Вася, но про себя решил: "Пойду, если пойдут Колька и Наташа, а там..." Но что будет "там", он еще не представлял.
Минут через тридцать они достигли Владькиного дома.
Глеб Дмитриевич поздоровался с Карлом Антоновичем.
- Насчет лошадок зашли к вам, гражданин.
- Лошадок? - Карл Антонович поправил поддевку, осторожно, словно гадюку, взял в руки предъявленный ему Глебом документ и пригласил.
- Проходите в конюшню.
В чисто убранной конюшне находилось четыре рысака.
Ласково похлопывая по крупу рослого жеребца, Карл Антонович деланно беззаботно проговорил:
- Лесок! Орловский рысак. Второго такого а езде не сыскать. Да один недостаток...
- Какой? - полюбопытствовал Глеб.
- Страдает порочным разметом передних ног.
Ребята устремили глаза на передние ноги великолепного животного и ничего не могли увидеть. Перед ними был статный сильный конь шоколадного цвета в яблоках, с дымчатым хвостом и гривой.
- А который в углу, Сокол, кабардинской породы. Тоже внешность одна.
- А что у него? - спросил Глеб Дмитриевич.
- Передние ноги сближены в запястных суставах и характер недобронравный. Вон я ему из каких толстых досок перегородку сколотил. А то беда!
Молодой караковой масти жеребец, о котором упомянули, нетерпеливо бил копытом. Все в нем нравилось Кольке: и черные ноги, и туловище, и голова с рыжими подпалинами на конце морды, и живые, выразительные глаза.
"Эх, прокатиться бы!" - мальчик осмотрелся, нет ли лошади, которая понесла их в фаэтоне, но не увидел ее.
Карл Антонович и Костюченко переходили от одного животного к другому. В каждом из них Шиндель находил какие-то болезни.
Глеб Дмитриевич молчал. Его поведение злило ребят. Они хотели, чтобы он накричал на Шинделя, одернул его за то, что тот хитрит, не желая отдать лошадей в армию. Беспокойство все сильнее охватывало ребят. Уж не удалось ли Карлу Антоновичу провести Глеба? Ведь он, все-таки, "не сухопутный человек" и в лошадях не разбирается.
Коля, улучив удобный момент, дернул Глеба за китель, как бы говоря: "Что это вы заслушались Шинделя!" Матрос сделал вид, будто ничего не заметил.
- Послушаешь вас, - непривычно тихо начал разговор Глеб, - и диву даешься. К чему такую видимость держите? Чистый извод денег на корм. Они же ни к чему не пригодны, эти красивые клячи. Для фаэтона и только. Колясочку свезти! Да. А в кавалерии какой из них толк.
"Что говорит Глеб? Сейчас он откажется от лошадей", - в панике подумал Колька. Наташа горестно вздохнула. Каланча яростно сплюнул.
- И думаю я, - лукаво посматривая на расстроенные лица ребят, - продолжал матрос, - и думаю, тяжеленько вам. Мало ведь сейчас кто ездит в коляске.
- Это верно, тяжело. Благодарствую. Поняли вы меня, - отозвался Карл Антонович, - с трудом на корм зарабатываю. Прошу не обидеть, ради первого знакомства отобедать с семьей. Тут у меня один разбойничек завелся - петушок, горластый черт. Как уважаете - в отваренном виде или стушить с капусткой? Афанасьевна, - крикнул он жене, - поджарь-ка петушка-разбойника, не забудь огурчиков и грибков и всего прочего. Грешным делом, гражданин матрос, не знаю, как вас величать, люблю, гм-да, выпить и закусить.
- И думаю я, - продолжал матрос, дождавшись, когда Карл Антонович умолк, - хорошо бы помочь вам. - Он посмотрел на лошадей. - Мучаетесь вы с ними.
- Благодарствую, премного благодарствую...
- Заберем-ка мы этих кляч. Избавим вас от тягостей.
Матрос говорил спокойно, но Шинделя всего передернуло: он понял, что лошадей ему больше не видать.
Он сгорбился и побрел в дом.
- А вам, ребята, - деловито продолжал матрос, - придется пока побыть здесь, постеречь лошадок. Скоро подошлю замену. А вечером уведем скотину. Колю назначаю старшим, Наташу его помощником, а Васю связным. В случае чего - в ревком. На вахте смотреть в оба! В конюшню никого не пускайте.
Матрос удалился.
Карл Антонович, по-старчески шаркая ногами, поднялся на крыльцо и прикрыл за собой дверь. Глаза его горели ненавистью.