<к содержанию
<предыдущая страница
Часть 2
<предыдущая страница
Часть 2
Глава 13
НА РЫБАЛКЕ
Как и у всех завзятых рыбаков, у наших друзей были свои, только им известные места ловли. В предвкушении рыбалки Колька, Наташа и Каланча пробирались к Щучьей косе, богатой рыбой.
Но когда они вышли на берег – остановились: их место занял портовый сторож Василий Васильевич.
Глухой, подслеповатый старик жевал беззубым ртом. Грустные мысли одолевали его. Паек свой он съел еще вчера, до получения нового осталось три дня, а клева никакого. Тяжело быть одиноким в старости. За пять шагов все как в тумане. А руки? Сильные в прошлом, они теперь напоминали отжившие, высохшие, скрюченные корни.
Старик, приблизив пальцы к самому носу, с удивлением и недоверием рассматривал их, словно впервые увидел.
Каланча толкнул локтем Кольку:
- Спятил старик, что ли?
В это время у сторожа дернуло удочку. Васильич заторопился, попытался подсечь, но – поздно.
Самым мучительным для него было поймать крючок и насадить приманку. На это уходило много времени, в поисках ускользающего в воздухе крючка слабели руки.
- Старик слеп, как кутенок, - лениво сказал Каланча, - заберем у него из посудины рыбу. Я подползу к этому старому сому, вот будет потеха. Посидите, я мигом обтяпаю и возиться с рыбалкой не станем.
Наташа прищурилась:
- Потеха?! Посмей только, я закричу.
- Так говоришь, потеха? – переспросил Колька. – А рыба эта не застрянет у тебя в горле?
- С чего бы? – удивился Каланча.
- А мне кажется, я бы подавился, честное слово. – Колька махнул рукой. – Довольно, пошли ловить!
Каланча оскорблено согласился:
- Ладно!
Они расположились неподалеку от старика.
Васильич не заметил присутствия ребят. Время от времени он подергивал удилище, проверяя, не попалась ли какая-нибудь рыбешка.
У ребят дело шло бойко. Каланча вскоре подкрался к ведру старика. Вернувшись к ребятам, он рассмеялся.
- Ты чего? – спросил Колька.
Каланча поднял свою удочку:
- Ничего у старика нет.
Колька с Наташей переглянулись. Потом посмотрели на шевелившихся в мокрой траве рыб.
- Помочь бы старику, что ли? – сказал Колька.
- Верно, Коля, правильно. Отдай ему все, обойдемся.
Колька понес к старику улов.
- А моих зачем? Не трожь! – недовольно крикнул Каланча.
Колька остановился и протянул ему рыбу.
- Бери!
Каланча потоптался на месте.
- Тоже мне, навязался на нашу голову, старый сом… - Но рыбу не взял.
Колька тихо опустил улов в ведро. В это время старик поймал щуренка. Довольный, он, бормоча что-то, полез в ведро. Рука его дотронулась до живой, трепещущей рыбы. На лице изобразились удивление, растерянность и испуг. Васильич перекрестился, губы его зашептали молитву.
Домой Колька и Наташа возвращались задумчивые, И только Каланча сожалел об отданном улове.
Часть 2
Глава 14
ПОСЛЕ РЫБАЛКИ
После рыбалки Каланча расстался с Колькой и Наташей у лавочки.
- Ты разве не в детдом?
- К дружку мне, - буркнул Вася. – Ждет он меня.
…А течение последних дней Каланча упорно и терпеливо охотился за Владькой. Он подстерегал его, где только возможно было. А Владька, словно почуяв недоброе, редко показывался на улице.
Но в этот вечер он попался Каланче.
Владька возвращался из пивной. В корзине позвякивали бутылки.
Владька был совершенно спокоен. Вообразив себя капитаном на мостике парохода, он зажал в руке 
компас и, поглядывая на него, отдавал команды.
компас и, поглядывая на него, отдавал команды. - Держать норд-норд-ост, - басовито приказывал Владька и другим, петушиным голосом, отвечал: - Есть держать норд! – Игра увлекла его. Увидев перед собой Каланчу, Владька от неожиданности уронил корзину.
Каланча ударил его по руке и, схватив упавший на землю компас, пустился бежать.
Владька поднял отчаянный крик, на который выскочил его отец.
- Чего ревешь? Бутылки побил, что ли?
Владька притих и взялся за ручку корзины. Бутылки оказались целыми.
- Не побились…
- Так и выть не к чему! – дал ему подзатыльник Шиндель. – Тоже наследник! Неси домой.
В этот вечер у Владькиного отца был гость. Основательно выпив, Карл Антонович жаловался на тяжелые дни. Он повел гостя в конюшню, показал лошадей, уговаривал купить вороную кобылу.
- Гляди, как ладно скроена. Линия какова! И ноги, батенька, голландские. На овес денег нет, обеднел, вот и продаю.
Как гость ни был пьян, он видел: лошадь стара и доживает свой век.
- Ты бы ее на колбасу, - посоветовал он, - в барыше останешься. А мне ведь кирпич нужен, а не лошадь.
- Есть кирпич, найдем! Еще выпьем, - и забирай.
Вскоре ударили по рукам.
При погрузке на телегу не хватило пятидесяти штук. Владька попытался скрыться в дом, но Карл Антонович подозвал его.
- Куда дел?
Владька попятился.
- Стой! – грозно окликнул отец. – Говори! – и стал медленно расстегивать пояс.
Владька, следя за движением его рук, заикаясь, начал врать. Отец молчал. Владька стал врать смелее. Он свалил все на ребят, ремонтировавших школу. Якобы они поймали его и под угрозой страшных побоев потребовали вывести сто кирпичей.
- Я им дал только пятьдесят. За это они сейчас на меня напали. Хорошо – ты вышел.
- Так ли дело было? – все больше и больше хмурился Карл Антонович.
- Правда, правда, святой крест!
Шиндель затянул пояс.
- Чего же молчал так долго?
Владька с облегчением вздохнул.
- Их много…
Распрощавшись с покупателем, Карл Антонович тяжелым шагом вышел из дому. Вскоре он вошел в особняк миллионера.
В нижнем этаже здания никого не оказалось, лишь наверху переговаривались задержавшиеся рабочие. Карл Антонович поправил очки и открыл дверь ближайшей комнаты. Глаза его остановились на ящике со стеклом. «Что ж, дело», - подумал Карл Антонович, оторвал две доски и вытащил часть стекла.
- За кирпичи, - пробормотал он и наступил ногой на оставшееся в ящике стекло. Послышался треск.
От неловкого движения у Шинделя соскочили очки. Он опустился на колени, заползал по полу, шаря руками. Кто-то приближался. Судя по голосу, это был мальчишка.
Шиндель заторопился.
На улице он успокоился, как вдруг его позвал детский голос.
- Стойте, стойте! – к нему подбежал запыхавшийся Генка. Он пришел в школу, думая, что ребята возвратились с рыбалки и варят уху. – Зачем вы уносите стекла?
- Это мои.
- Нет, наши, школьные. Отнесите обратно или я скажу, что вы их взяли. Я знаю вас. Вы отец Владьки.
- Хорошо, будь по-твоему, помоги мне.
Генка подошел. Карл Антонович крепко схватил его и прошептал, дыша винным перегаром:
- Послушай, Я тебя тоже знаю. Ты сын музыканта. Стоит тебе где-нибудь заикнуться, и я расскажу твоему отцу, что ты с шайкой украл у меня кирпичи. Выдержит ли твой почтенный больной отец такое известие? Я только взял свое – за кирпичи. Так что не вздумай взболтнуть, а то… Запомни, ты меня не видел.
Отпустив оцепеневшего Генку, Шиндель зашагал прочь.
Часть 2
Глава 15
ПРИЗНАНИЕ ГЕНКИ
Весть о разбитых стеклах всех поразила.
Суровая складка залегла у Марии Ивановны между бровей. С укоризной смотрела на ребят Ольга Александровна.
Притихшие Колька и Наташа робко жались к стене. Особенно тяжело было Кольке. Его мучили угрызения совести: и зачем только он доверился Генке, зачем ушел на рыбалку? "Еще голову давал на отсечение, - вспоминал свои слова Колька, - хвастался, а школа осталась без стекла".
Приехал Глеб Костюченко. Он осмотрел ящик и помрачнел. Мельком взглянул на ребят, но так же, как и Мария Ивановна, ни в чем не упрекнул их.
Колька в дверях догнал матроса, неуверенно притронулся к его руке:
- Я хотел... Мы...я виноват, дядя Глеб. Недосмотрели, а рыбалку ушли... Я хотел сказать, мы найдем...
Глеб Дмитриевич легонько похлопал Кольку по спине.
- Случилось, флотец, что ж теперь... Придумаем что-нибудь, Коля. Не из таких передряг выходили. Ты не расстраивайся.
- Что он говорил? - подбежала к другу Наташа, но ее голос заглушил громкий крик Каланчи.
- Колька, - кричал он издали, - танцуй! Что я несу. Перевернешься от радости! Гляди! - Вася потряс компасом. - Лягуха отдал.
При виде компаса Колька на мгновенье забыл о всех неприятностях.
- Покажи!.. Эх... - только и смог проговорить Колька, не имея сил оторвать глаз от дорогой для него вещи. - Как же Владька тебе отдал?
Каланча подмигнул.
- Одолжил я у него, понимаешь, одол-жил!
- Как одолжил?
- Взял и все. Получай свою штуковину и крышка.
- Не возьму. Так нечестно. Мы его отдали за кирпичи.
- Так кирпичи ворованные, не Владькины. Эх ты, чудак-рыбак, стащил он их.
- Ну и что ж? Владька не побоялся, тайком от отца дал нам. Отнеси компас, не возьму.
Вася позвал на помощь Наташу.
- Слушай ты, девчонка, втолкуй ему, чтобы не был балдой. Пускай берет.
- Возьми - попросила та, - Это же подарок Андрея Ивановича.
Кольке очень хотелось взять компас, но он оставался непоколебимым.
- Я его променял, он не мой.
Во двор, вяло передвигая ноги, вошел Генка. В пылу спора никто не обратил внимания на его побледневшее, измученное лицо. Каланча, хотя и не уважал Генку, решил искать поддержки и у него.
- Минор, Колька компас не хочет брать. Скажи ты ему.
- Компас? - Генка слегка оживился, но затем безразлично махнул рукой.
Генка не находил себе места. История со стеклом тяжелым камнем лежала у него на душе. Весь замирая, он спросил у Кольки:
- Коль, что нового?
- Стекла у нас побили. Вот и все новости.
У Генки задрожали веки.
Каланча напирал на Кольку:
- Чего ты, Колька, лепишь? В последний раз говорю: бери компас или заброшу на крышу.
Но Колька уже направился в класс.
Генка дальше дверей не пошел. Ноги его словно приросли к полу.
Каланча перебирал осколки и зло сопел носом.
- Маху дали, что на рыбалку ушли. Ну и гады. Узнать бы только кто? Неужели Владька в отместку за компас?
- Где там, - сказал Колька, - он же сам будет учиться в школе.
- Владька побоится, - вмешалась Наташа, - а на нашу школу ему наплевать, да.
Но Каланча не сдавался:
- А если он с отцом! А пьяный тот еще не то натворит.
Генка, услыхав о Владькином отце, вздрогнул, лицо его стало серым.
- Гена, что с тобой? - спросила Наташа. - Переживаешь?
- Угу, - выдавил Генка.
Он вышел на крыльцо, присел на ступеньку. Колеблясь между желанием раскрыть товарищам правду и боязнью мести Шинделя, Генка ни на что не мог решиться...
Следующие два дня Колька, Наташа и Каланча, чувствуя себя виноватыми, старались предупредить малейшее желание взрослых. Охрану дома усилили. Сторожили по просьбе Марии Ивановны родители будущих школьников.
Все это время Генка избегал встреч со своими товарищами.
Однажды Коля увидел его входящим во двор. Генка заметно исхудал, глаза беспокойно блестели.
- Коля, - сказал он, - мне с тобой надо поговорить.
Они уселись в сторонке на фундаменте ограды.
- Клянись, Коля, что ты никому ничего никогда не расскажешь.
- Клянусь молчать до самой смерти.
По лицу Генки он понял: сейчас предстоит узнать большую тайну.
- Так вот, - устало промолвил Генка. - Со стеклами навредил Шиндель.
Колька подскочил.
- Откуда ты знаешь?
Генка поведал ему о том, что произошло в памятный вечер, рассказал он и о разговоре с отцом.
- Когда я вернулся домой, отец лежал в кровати. Он сразу догадался, что со мной произошло неладное. "Что с тобой?" - спросил он меня. - Я говорю: "Не могу сказать, папа". - "Не можешь - не надо. Только будь честен, сынок". Вот. Не знаю что делать. Но, Колька, помни, ты обещал молчать. Генка с облегчением вздохнул, словно избавился от непосильного груза.
- А знаешь, Гена, и я уже который день не знаю, куда себя деть. Мария Ивановна молчит. Глеб и учительница тоже. А я как увижу их, так и кажется, что про себя думают: "Эх ты, зря понадеялись на тебя"... И знаешь Генка. Написал я письмо дяде Андрею. Рассказал обо всем. Хочешь, я тебе прочитаю? Но и ты никому ни слова. Договорились? Слушай: "Здравствуйте, дядя Андрей! Пишу вам в четверг. Еще совсем рано - все спят. Не знаю, дойдет ли письмо, - говорят, у вас там, на Кавказе, идет большая война. А все-таки я напишу. А вы, если не сможете, не отвечайте.
А у нас тут тоже дела. Починяем дом Кирилла Федорова. Теперь в нем будет школа, а Генка возьми и все кирпичи переломай. Ну и мы немножко виноваты. А случилось это так... Нет, пожалуй, не стану писать. Это уже неинтересно.
Прислали к нам учительницу Ольгу Александровну. Она какая-то молоденькая, смешная. Мы сперва думали, что она и не всамделишная учительница. Все шутит с нами, песни поет, окна протирает, мусор выносит. Разве ей положено?
Как-то говорит нам: "Дети, пошли по домам записывать в школу..." Ладно, думаем, пошли.
Пришли мы к кустарю-конфетчику. У него в медных чанах сахар варится. Очень вкусно пахнет. Генка все время даже облизывался.
У конфетчика пятеро мальчишек учеников. Ну и достается им. На улице от жары деться некуда, а в комнате от печей и того пуще. Ребята воду так и хлещут, а хозяин то одному, то другому подзатыльник отпускает, чтоб скорее работали.
Только вы не расстраивайтесь, дядя Андрей, конфетчику попало, и здорово.
Наша учительница сжала кулаки и как крикнет: "Таких, как вы, судить надо. Посмейте еще издеваться..."
Хозяин затих. Запомнит он нас надолго. Молчал, когда мы переписывали ребят.
Заходили мы и к другим. Многие благодарили учительницу. А вот лудильщик Хватов своего Жорку не хотел записывать. Чуть не выгнал нас. Но и Жорку Ольга Александровна записала. А он до чего обрадовался - сначала как засвистит, а потом как закричит: "Лудить, паять самовары!" Тут ему отец отпустил пинка. Но пинок не сильный был, Жорка даже не поморщился.
Дядя Андрей, Наташа чего-то шевелится в кровати, еще проснется. Пишите, а то мы без вас скучаем. И все думаем, что вы вроде и не уехали, хоть уже два месяца прошло... Помните, как мы вас провожали? Даже Наташа заплакала. А Мария Ивановна все терла и терла платком глаза, только дядя Глеб один молчал.
А я не плакал, хоть и говорила Мария Ивановна, что у меня глаза были красные. Ей это все показалось.
Вот и все. Пишите нам. Кланяемся Вам. Коля, Наташа и Гена. Июль 1919 год".