Глава 2.
На занятиях по актерскому мастерству в классе часто появлялись совершенно незнакомые нам, студентам, люди, и мы не обращали на них особого внимания.
Когда я учился уже на втором курсе, такой "посторонний" товарищ подошел ко мне и представился режиссером киностудии имени Горького. Это был Эдуард Юлианович Волк.
- Известный кинорежиссер Герасимов на сцене Театра киноактера ставит спектакль "Молодая гвардия" по роману А.А.Фадеева, - рассказал он мне. - Этот спектакль станет пробой к будущему двухсерийному кинофильму. Я хочу показать тебя Сергею Аполлинариевичу. Ты согласен?
Разве мог я не согласиться?
- Встреча с Герасимовым должна состояться сегодня у него дома в пять часов. Я заеду за тобой в институт. Но к этому времени ты должен выучить отрывок.
Э.Ю.Волк достал из портфеля роман Фадеева, открыл нужную страницу и пояснил:
- Выучи вот это место, где Анатолий Попов объясняется с Ульяной Громовой. Здесь полторы страницы. Успеешь?
- Постараюсь.
- Я поговорю с Плотниковым. Тебя сегодня освободят от занятий. Найди укромное место и учи...
Эдуард Юлианович приехал за мной на машине в назначенное время.
Вскоре мы уже поднимались по лестнице. Эдуард Юлианович нажал кнопку звонка. Нам открыли дверь. И тут же на меня набросился большой черный пудель. Он восторженно визжал, прыгал, лизал мне лицо и сапоги, валялся в ногах, не давая сделать шагу.
- Бичо, на место... Бичо! Глупая собака, дай пройти гостям в квартиру, - урезонивал собаку чей - то женский голос.
Я поднял глаза и обомлел.
В дверном проеме стояла сказочная Хозяйка Медной горы - женщина поразительной красоты. Это была Тамара Федоровна Макарова. Вспомнились фильмы с ее участием: "Семеро смелых", "Комсомольск", "Учитель", "Маскарад", "Каменный цветок"... Кто - то схватил собаку за ошейник и уволок в другую комнату. А я все стоял у входной двери, чувствуя неловкость и смущение.
- Проходите, пожалуйста, Сергей Аполлинариевич задерживается. Он приедет в шесть часов.
Тамара Федоровна провела меня в рабочий кабинет мужа и оставила в одиночестве...
Никто меня не беспокоил. В квартире стояла полная тишина, но я не находил себе места. Я то садился на стул, то прохаживался взад и вперед, то поглядывал на часы. Минуты тянулись медленно. Через час я внутренне "перегорел", волнение улеглось, и я совершенно успокоился - будь, что будет!
Я даже не услышал, как приехал Сергей Аполлинариевич.
Они неожиданно вошли в кабинет все вместе: Сергей Аполлинариевич, Тамара Федоровна и Эдуард Юлианович. Все трое сели друг подле друга на софу, стоявшую у стены.
- Здравствуй, юноша, - поздоровался Сергей Аполлинариевич.
- Здравствуйте.
- Ты выучил отрывок, который тебе задали?
- Выучил.
- Ты можешь его сейчас прочитать?
- Могу.
- Ты сильно волнуешься?
- Волнуюсь, но по существу роли...
- Тогда начинай.
Я старался полностью отождествиться с теми эмоциональными чувствами, о которых рассказывалось в отрывке. Мне казалось, что я добился этого: между мною и слушателями возникла "глухая стена". Закончив читать отрывок, я еще долго не мог остановить взволнованного дыхания. В висках толчками стучала кровь.
Сергей Аполлинариевич молча встал и вышел из кабинета. Вслед за ним также молча вышли Тамара Федоровна и Эдуард Юлианович. Я остался один в полном недоумении - что мне дальше делать?
Через некоторое время я услышал в коридоре мужской голос и догадался, что это говорит Сергей Аполлинариевич.
- Это тот человек, которого мы ищем. Он даже внешне похож на Олега! Вылитый Олег Кошевой.
С последними словами он вошел в кабинет и обратился ко мне:
- Ты слышал, что я только что сказал?
- Слышал.
- Ты согласен играть Олега Кошевого?
- Конечно, согласен.
- Завтра же приступишь к репетициям. Кстати, сколько тебе лет?
- Двадцать три.
- Но тебе нужно будет играть молодого юношу, которому было неполных семнадцать. Думаю, что ты справишься.
Начались репетиции в Театре киноактера. Сергей Аполлинариевич в процессе работы не делал мне совершенно никаких замечаний. Но он создавал вокруг меня благодатный "микроклимат": оберегал от ненужных влияний, как опытный натуралист оберегает растение, взрастающее на доброй почве.
Думаю, это был правильный подход, потому что как актер я был еще неопытен, чересчур душевно раним. Стоило сделать замечание, как я терялся, уходил в себя, точно улитка, меня охватывала душевная боязнь. И наоборот... Стоило меня похвалить, дать свободу, как я раскрывался полностью и обретал творческую смелость.
За полмесяца мне предстояло влиться в готовый спектакль и выйти на премьеру.
Оказалось, что репетиции спектакля начались в стенах Института кинематографии с машинописных страниц, когда фадеевский роман еще не вышел в печать. Все это объяснялось просто - А.А.Фадеев и С.А.Герасимов издавна дружили и даже были связаны родственными узами.
Репетиции и "шлифовка" спектакля шли полным ходом с утра до ночи. Герасимов был неутомим. Отпуская на перерыв исполнителей тех или иных ролей, он продолжал репетицию с другими актерами и обедал прямо в зрительном зале - за своим режиссерским столиком. Герасимов заражал своей энергией не только актеров, но и администраторов, и художников, и рабочих - словом, всех без исключения, от кого зависел исход и качество спектакля.
Шел 1947 год. Не прошло и двух лет после окончания войны. Еще не зажили душевные раны, и всем нам хотелось, чтобы будущий спектакль, рассказывающий с максимальной сценической точностью о страшной трагедии в Краснодоне, дошел до сердец зрителей, разбудил их чувства.
Через неделю я уже прижился в новом для меня коллективе. Мои партнеры относились ко мне с большим доброжелательством.
Мать Олега Кошевого играла Т.Ф.Макарова. Большевика Валько - Сергей Бондарчук. Любу Шевцову - Инна Макарова. Ульяну Громову - Нонна Мордюкова. Сергея Тюленина - Сергей Гурзо... Все они были студентами Института кинематографии, конечно, за исключением Т.Ф.Макаровой, профессора и их непосредственного педагога.
Вскоре я узнал, что Сергей Аполлинариевич снимал не только художественные фильмы, которые стали гордостью советского кинематографа, но был и крупным документалистом - он снимал Ялтинскую и Потсдамскую конференции, хронику взятия Берлина и множество других международных событий.
В процессе работы я полюбил его не только творчески, я полюбил его так, как может юноша горячо любить мужалого, испытанного судьбой воина!
В общежитии ГИТИСа, где я жил, в комнате, помимо меня, проживало еще десять человек. Считалось правилом в двенадцать часов ночи выключать общий свет. А мне не хватало дня. Кроме того, для работы требовалось одиночество. Я купил себе карманный фонарь и стал ночами выходить на улицу... Да, пожалуй, так было и лучше. Ведь молодогвардейцы действовали в своем городе в основном ночами.
Постепенно я до конца и без остатка втянулся в роль. Я вошел в творческий экстаз и, казалось, разбуди меня среди ночи - мог бы безошибочно сыграть нужную сцену в том эмоциональном ключе, какого требует драматургия. Но я продолжал работать, находя в роли все новые и новые грани.
Так одержимо работали над ролью все создатели фильма.
Когда я приходил в театр, то непременно заставал в репетиционной комнате Инну Макарову или Сергея Гурзо... В конце концов, мне стало казаться, что в нашем коллективе не менее десяти Гурзо и не меньшее число Макаровых.
Однажды, во время репетиции сцены, когда Олег подрался с немецким денщиком, мой партнер больно ударил меня по уху. Я не сдержался и ответил ему сильным ударом по корпусу. На груди у него появился обширный синяк, и он отказался в дальнейшем играть эту роль.
После этого случая исполнители ролей немцев собрались все вместе и обратились к Герасимову примерно со следующей "декларацией":
- Сергей Аполлинариевич, урезоньте своего Олега. Нам страшно играть с ним сцену "допроса" и особенно последнюю сцену, сцену "казни". И, вообще, когда он проходит мимо нас по коридору или еще где - нибудь, он скрипит зубами! Он на такой грани, что может подраться с кем - нибудь из нас или даже укусить...
Сергей Аполлинариевич рассказал мне об этом разговоре много позже.
<в содержание
<глава 1
глава 3>