Вот моя деревня
   Повесть

   Владимир Арро
   Рисунки  Т. Капустиной

   (Журнал "Костер". 1970)

На площади стояло много разных автобусов

   На площади стояло много разных автобусов, но нашего среди них вроде бы не было. И все толпились кругом незнакомые люди.
   Я у них спрашиваю:
   - Который тут на Кильково?.. Который?..
   Все головами мотают, у них своя забота. Наконец, один шофер отвечает:
   Ваш в город ушел, ждите, он через час будет.
   Я говорю:
   - Давайте ждать, ребята, а то ведь дядя Коля такой - шмыгнет и не заметишь. Вот бы нам кого-нибудь своих встретить, например, кильковскую почтальонку, нам бы веселее было ждать.
   Но тут открылся один ларек, и в нем стали продавать мороженое. Люди на остановке как это увидели, так и побежали. А из автобусов руки протянулись с деньгами: "Клава! Шура! Возьми и мне!"
   И сразу у ларька образовалась очередь, потому что было очень жарко, а мороженое ведь охлаждает, об этом и по телевизору говорят.
   Все наши в ту сторону голову повернули, смотрят - люди идут с мороженым. Санька спрашивает:
   - Это что они сосут?
   Я говорю:
   - Санька, это мороженое!
   Санька спрашивает:
   - Что замороженное?
   Федяра говорит:
   - Просто мороженое. Снег, значит.
   Я говорю:
   - Нет, Федяра, не просто снег, а это мороженное молоко.
   Коля говорит:
   - Не молоко, а сметана.
   Куварин говорит:
   - Я очень люблю мороженое. Только денег нет.
   Федяра говорит:
   - Деньги-то есть, да вот Антон не дает.
   Я говорю:
   - ДА? А на автобус?
   Тогда Куварин спрашивает:
   - А вы зачем на автобусе хотите ехать, поехали на машине. Мы на Агафоновой машине сюда приехали, она за нами на обратном пути заедет и прямо в Равенку отвезет.
   Все закричали:
   - На Агафоновой, на Агафоновой! Молодец, Куварин!
   Мое дело маленькое, я-то мог бы и без мороженого, я его сроду не ел, мне и не надо, но раз они все так захотели, их теперь не переспоришь. Я говорю:
   - Ну, как хотите, мое дело маленькое.
   И мы заняли очередь.
   Куварин потоптался и говорит:
   - Вы и мне купите, я ведь вам квас покупал.

Мороженое было вкусное

   Мороженое было вкусное, с изюмом и хрустящими корочками, но мне еще больше захотелось встретить кого-нибудь из наших, хотя бы кильковскую почтальонку. Почта была на площади. Я говорю:
   - На почту-то зайдем!..
   Вот пришли мы на почту. Я в окошко голову просунул и спрашиваю:
   - Где тут у вас кильковская почтальонка?
   А мне отвечают:
   - Была, да вся вышла.
   Смотрю: за стеклом конвертики всякие выставлены, открытки. Я спрашиваю:
   - Почем конвертики?
   - Пять копеек, - отвечают.
   Я говорю:
   - Ладно, вы, ребята, идите покуда погуляйте. А мне нужно написать письмо.
   - Не потеряться бы нам, - говорит Коля.
   А Санька с Ванькой говорят:
   - Мы тут, под дверью будем стоять.
   Выбрал я самый красивый конверт с цветами, отдал за него пять копеек.Сел за стол, обмакнул ручку в чернила и начал писать.
   "Лене Скворцовой от Антона Ивановича Иванова. Письмо. Лена, я ведь говорил, чтобы ты не ела щавель, а ты ослушалась, и вот теперь у тебя понос. Но это пройдет, ты не думай, у нас тоже бывает, надо бы тебе черники, а ее сейчас нет, а то бы я в лес сбегал и мигом набрал корзинку, знаешь, сколько у нас черники возле Березниц! У нас все есть. Красная Гора мне не понравилась, , уж больно песку много и сухо, но зато у вас мороженое продают. Лена, мы ели мороженое и пили квас, квасу мы еще выпьем, а домой все равно поедем на Агафоновой, это Куварин предложил, знаешь, я думал, что он пропащий, а он парень ничего. Лена, еще напишу тебе про Митю и про Любу, но это в другой раз. Лена, давай переписываться - я тебе письмо, а ты мне письмо, у нас почтальонка каждый день носит. Только Куканову не говори. Остаюсь, под сим подпись поставил: Антон".
   Послюнявил я конверт, письмо это в него запечатал, а на конверте адрес написал:
   "Красногорский лагерь, пионерке Лене Скворцовой (больной)"
   Пока я писал, Федяра несколько раз в дверь заглядывал. Когда я вышел, он и говорит:
   - Знаем, знаем, кому ты письмо писал!..
   Я говорю:
   - Молчи, малявка!
   - А он говорит:
   - Знаем, знаем...
   Я говорю:
   - Вот по шее сейчас как дам!
   Но мне не хотелось давать Федяре по шее. Это я для острастки ему сказал.

Вон дядя Коля

   - Вон дядя Коля! - говорит Санька. - Во-он почтальонка!
   - Побежали! - кричит Ванька.
   Я говорю:
   - Тише, вы, тише! Сдурели, что ли? Нам и показаться ему нельзя, ведь мы неоплатные должники!
   - Это верно, - Коля говорит. - Худо будет.
   Федяра шепчет:
   - А может, простит?..
   Я говорю:
   - Не-ет, мы уж на Агафоновой, правда, Куварин?
   Куварин отвечает:
   - Правда.
   Федяра говорит:
   - Эх вы, ну тогда давайте за ними следить.
   Стали мы следить, как люди в наш автобус влезают. Вдруг вижу, дядя Коля площадь оглядывает, будто кого-то ищет. Нас заметил, руками замахал и кричит:
   - Эй, вы! Ну, чего стоите! Давайте сюда!
   Ах, думаю, вылезать-то не надо было! А мы уже и не стоим! Бросились мы в переулок между почтой и парикмахерской, какая-то собака за нами погналась, да сразу и отвязалась.
   - Эй, - кричу, - в боковушку давайте, вдруг он за нами бежит!
   А из-за угла вдруг выходят четверо пацанов. Один на нас пальцем показывает и кричит:
   - Вот они! Эти самые!
   - Да не эти мы! - кричу. - Промашка вышла! - но поздно уже , бежать надо.
   Что ты будешь делать, облава со всех сторон.
   Несемся мы между сараями, на грядки какие-то наступаем, заборчики перепрыгиваем, от цепных собак шарахаемся, а впереди всех Куварин, рраз! - и он уже рядом с матерью стоит. И мы стоим рядом с его матерью, картошкой вроде торгуем, а кто хочет нам чего сказать, будь любезный, за прилавок не заходи. Не положено за прилавок!
   Но никто к нам и не заходит, пусто на базаре, ни одной души нет, только Куварина мать семечками поплевывает. Кепку увидела:
   - Ну-ка, - говорит, - ну-ка, почем?
   Что-то ей там рассказывал Куварин, и она ему что-то рассказывала, а мы в стороночку отошли, наше дело маленькое, да ведь и далеко от них не уйдешь - пропустишь Агафонову, как потом домой доберешься. Автобусы все разъехались, людей нет на площади, ничего не продается - ни мороженое, ни квас.
   Вдруг страшно мне стало, как вспомнил я и лес диковатый, и чужую эту дорогу, на которой нас чуть было не бросили, и все потемнело в тот момент. Я думаю: отчего ж это мне так все немило, глянул в небо, а это вот отчего - по небу тучи синие ползут, заворачиваются друг в друга, по правой руке мгла и тянет с той стороны ветерок.
   Я говорю:
   - Никак гроза собирается!
   Федяра говорит:
   - Не ко времени...
   Санька в небо смотрит.
   -   Хорошо бы дождика, в деревне-то ждут.
   - А может, он мимо деревни пройдет, - говорит Федяра, - деревня-то во-он где, а туча вон куда катит!
   Коля спрашивает:
   - Где-е? Там деревня? Вон где деревня! По левую руку.
   - Вон в какой стороне деревня! - Федяра кричит.
   Слушал я, как они спорят, глядел, как пальцами тычат, и вдруг подумал, что не одна ведь наша деревня дождя просит, вон сколько мы деревень проезжали, всех пылью припорошило, у каждой в горле свербит.
   - Да полно вам, - говорю, - спорить. Деревень много в нашей стороне, и всем дождика хватит, потому что дождик, по всему видать, будет большой, хлесткий.
   Только я это сказал, а в небе как чиркнет, по всей площади вихрь как закрутит, бумажки как заметет!.. Закричали куры, бросились со всех ног к своим дворам, пыль поднялась аж до телеграфных проводов, люди бегут - двери с окнами затворяют. А тут капли зашлепали, застучали, вся земля вмиг стала в темных пятаках.
   Бросились мы к автобусной остановке, к навесу, вдруг слышу я - сзади Куварин кричит. Силятся они с матерью мешок поднять, чтобы тащить его, а силенок у них не хватает, мать только что из больницы выписалась, немочь бледная, где же ей столько картофелю таскать! Побежали мы с Колей им на подмогу, а вверху ка-ак хрястнет! Будто лопнуло все небо поперек себя! Куварина мать мешок бросила, закрестилась, я кричу:
   - Куда на мокрое-то мешок бросили!
   А дождик тут еще припустил. Затолкали мы мешок кое-как под прилавок, и в этот  миг такой ливень грянул, что все кругом затряслось и затрепыхалось. Забились и мы под прилавок, сидим посреди всякого мусора и шелухи, Куварина мать вся дрожит от страха.
   - Ах, батюшки, - говорит, - на земле сидим, вот молния-то нас тут поразит!
   Я говорю:
   - Какой еще паразит?
   А она отвечает:
   - Какой паразит? Я и не говорю: паразит. Я говорю: убьет нас молния-то!
   А вверху и в самом деле во как трещит! И трещит и хлещет! И хлещет и вспыхивает! Ничего впереди не видать - водяная пыль столбом. А прилавок-то наш потек. Текут струйки, кому на голову, кому за шиворот, мы от них знай уворачиваемся да шипим.
   Сидели мы, сидели, гром уже в сторону относить начало, вдруг впереди нас босые ноги зашлепали. Федяра и Санька с Ванькой перед нами на четвереньки встали, раздетые, в одних трусах, смеются и кричат:
   - Вы чего здесь запрятались, дожжа испугались, айда, побегаем, поскачем по лужам, знаете, как хорошо скакать!
   Течет с них в три ручья, а они все смеются. Тут и у меня будто какая-то пружина внутри разжалась.
   Я кричу:
   - Колька, чего это мы в шелухе тут сидим!
   Скинули мы рубахи, штаны и вылезли к ребятам под ливень. И Куварин с нами. Мать ему:
   - Гошка, вернися, убьет!..
   Не вернулся Куварин.
   - Дождик, дождик, пуще! - кричит.
   Нет, он парень не худой. 

<<<     >>>