Вот моя деревня
Повесть
Владимир Арро
Рисунки Т. Капустиной
(Журнал "Костер". 1970)
Возле клуба
Возле клуба, когда мы пришли, еще никого не было. Мы пока зашли в магазин.
Продавщица говорит:
- Ну, что, равенские, бутылки принесли сдавать?
Я говорю:
- Нет. Дайте мне конфет на пятнадцать копеек.
Это мне бабушка в воскресенье три пятака дала.
Отвесила нам продавщица сто грамм кругляшей, "Театральные" называются. Я тут же в магазине всем раздал: основным игрокам по две, запасным по одной.
Сели мы на крыльце магазина, сосем конфеты, смотрим, что у кильковских делается. А у них чайную строят для трактористов, два плотника стропила оседлали, молотками колотят. Стоит у сельсовета автобус с открытой дверцей, четырех часов дожидается. Дяди Коли нет поблизости, видно, в сельсовет зашел.
Федяра говорит:
Ну, погоди, мы ему еще что-нибудь придумаем.
Я сам лично человек не злопамятный, но тут уж и я говорю:
- Давай.
Только что-то мне подозрительным показалось безлюдье такое.
Я говорю:
- Не попались бы мы в ловушку, а, Федяра?
Но тут из клуба вышла Евдокия Петровна, кильковская учительница, а с нею Шурка, Тришка и еще несколько ребят.
- Ну вот, - говорит Евдокия Петровна, - молодцы, что пришли пораньше, мы тут клуб подметали, а еще не все подготовили. Вот кто, например, сможет прочесть?
И разворачивает она листок из тетрадки.
Тришка говорит:
- Пусть Шурка. У него по чтению пять.
- Ты только, Шура, сначала ознакомься, - говорит Евдокия Петровна. - А когда читать будешь, то остановки делай и глаза от бумаги все же отрывай.
- А это какая цифра? - спрашивает Шурка.
- Две тыщи пятьсот.
Тут на велосипедах быковские подъезжают, Иван да Тимофей. Следом за ними березницкие, все как один горохом увитые.
Мы к ним:
- Дайте горошку! Дайте горошку!
Разодрали подчистую все их венки.
А потом как стали кильковские с двух своих улиц стекаться, да наши девчонки подошли, да бреховские подъехали. Будто первое сентября наступило. Галдеж стоит возле клуба, велосипеды по площади круги делают, мячики над головами летают - ой-ой!..
Мы пока тренировку устроили с кильковскими - в одни ворота.
Евдокия Петровна на крыльце девчонками дирижирует, а они кричат:
- Здрав-струй-те!.. Здрав-ствуй-те!..
Репетируют, значит, как гостей встречать.
Только недолго все это продолжалось. Кто-то вдруг закричал:
- Идут! Идут!
Заиграл в конце улицы барабан
Заиграл в конце улицы барабан, и показались городские пионеры, их человек тридцать было, все с рюкзаками и в галстуках. Я как увидел впереди лопоухого, так у меня меж ребер защекотало, я говорю Федяре:
- Федяра, никак они...
А Федяра отвечает:
- Они, это точно.
Санька говорит:
- А вон черненький, который меня за руку держал. Я и Полину Марковну узнал, и девчонку с челкой, и Куканова.
Городские напротив нас остановились, Полина Марковна и говорит:
- Саша, давай...
Тут же на середину вышел черненький мальчишка, сунул руки в карманы и закричал девчоночьим голосом:
- От пионеров красногорского лагеря наш пионерский...
И все городские крикнули:
- Привет!
Тут все захлопали. А вокруг пионерского строя народу-то собралось: и мамаши с грудными детьми, и кильковские старушки, и председатель колхоза, а среди всех моя бабушка. Даже продавщица вышла из магазина на свое крыльцо.
Когда черненький свое приветствие выкрикнул, Полина Марковна подошла к нему и что-то сказала, и он сразу руки из карманов вынул.
Евдокия Петровна после этого вся вздрогнула и сказала:
- Три-четыре!
И наши все разом крикнули:
- Здрав-ствуй-те!
И снова все захлопали. Надька Шарова выбежала вперед и подала Полине Марковне букет цветов.
А черненький все с середины не уходит. Полина Марковна тихонько ему шепчет:
- Саша, давай...
Тогда он сунул руки в карманы и сказал:
- Мы к вам приехали сюда,
Чтоб с вами подружиться.
Давайте вместе навсегда
Плясать, петь и кружиться.
Я к Евдокии Петровне повернулся и спрашиваю:
- А в футбол разве не будем?
Городские это услышали и засмеялись. Евдокия Петровна каким-то игрушечным голосом говорит:
- Антон, ты послушай, не перебивай...
- Вот я, - сказал черненький, - я лагерный поэт. А среди вас поэтов нет?
Мы стали смотреть среди наших Верку Онуфриеву, она частушки хорошо сочиняет, но из пионерского строя вышла длинная рыжая девчонка. Она отвернулась и сказала:
- А я спою вам песни, чтоб было интересней.
И городские стали выходить один за другим.
- Я по секрету вам скажу,
Я шить умею и вяжу.
- А я пустил ракету
Гулять по белу свету.
Вдруг Шурка оборачивается и говорит:
- Евдокия Петровна, я листочек-то ваш потерял.
А сам бледный-бледный.
- Как-так? - спрашивает Евдокия Петровна.
- А вот, наверно, когда в футбол мотались...
- А что же мы теперь делать-то будем?
Мы все от городских отвернулись и на них обоих смотрим. Лицо у Евдокии Петровны стало такое, что даже стало жаль ее.
- Ну, не знаю, Шура... - говорит она. - Поищи хорошенько...
- Да я поискал...
- Может, ты запомнил?..
- Одну цифру-то я запомнил, - говорит Шурка. - Две тыщи пятьсот.
- Ну, скажи своими словами. Скажи, Шура, как отдыхаем, как работаем... Не хуже, мол, чем другие. Веников навязали пятьсот двадцать, цыплят на ферме вырастили две тыщи пятьсот...
Я говорю:
- Запомнить-то легко, в одной цифре пятерочка потом двоечка, а в другой цифре наоборот!
А городские все стихами кроют:
- У Жучки заболел щенок,
Я вылечить его помог.
А я, чего тут говорить,
Умею жарить и варить.
Черненький сунул руки в карманы и сказал:
- Вот мы закончили рассказ,
Теперь хотим послушать вас.
- Ловко! - крикнул председатель колхоза и первый захлопал своими ручищами. - А ну-ка, что, деревенские, скажете?
Мы тоже все захлопали и начали выталкивать Шурку.
- Чего вы!.. - отбрыкивался он. - Не пойду я... Чего я там забыл...
- Ну, Шурик, - попросила Евдокия Петровна, - скажи своими словами... Он сейчас своими словами скажет...
Но Шурка весь покраснел, напыжился:
- Сказал, не пойду!.. Чего я там забыл...
Хлопать в это время на площади кончили. Городские смотрели на нас и ждали. А председатель колхоза просто глазами нас ел. И в это время мне в голову пришла одна мысль.
Я повернулся к Евдокии Петровне и говорю:
- А вот можно я скажу?
Все наши тут обрадовались:
- Вот Антошка скажет, у него язык подвешен!..
Евдокия Петровна еле губами шевелит:
- Правильно, Антоша, скажи...
Я выбрался на середину
Я выбрался на середину, и сзади меня так затихли все, что можно было подумать, что никого и нет. Я оглянулся на всякий случай, в кулак кашлянул и слышу, кто-то мне шепчет:
- Ну, Антошка, ну!..
Уставился я на девчонку с челкой и говорю:
- Вот, мне даже очень приятно, что вы к нам приехали сюда и всякое такое хозяйство...
Только чувствую, дальше слово никакое не идет, ну, не идет слово!..
Смотрю, председатель колхоза щурится, за папиросами лезет, ждет. И женщины с детьми вперед пионерского строя повылазили, тоже, значит, ждут. И старушки кильковские ждут, а среди них моя бабушка. Оглянулся я на своих, а те стоят притихшие, рты пооткрывали. Ну, думаю, нет мне обратного ходу, надо что-нибудь говорить.
И тут повернулся этак боком, смотрю, а за рекой деревня моя любезная, Равенка, прилегла на горке, аккуратная вся, подобранная, ни одного колышка лишнего не торчит.
Стало мне жарко вдруг, что-то внутри меня колотнуло, я вперед шагнул и говорю:
- Мы хоть и кидались вчера вениками, а все равно очень рады, что вы к нам приехали сюда. Только это не совсем к нам получается, потому что деревня-то наша - Равенка, во-он она на горке стоит, а эта деревня Кильково, он кильковский, Шурка-то, который отказался говорить. Как же она, наша Равенка, у вас в картах не обозначена, вот я чего не понимаю, ее обязательно обозначить надо, потому что другой такой деревни нет во всем белом свете, хоть Россию, хоть и Америку возьми! В Кильково, конечно, тоже есть свои преимущества, у них клуб вот, и магазин, и автобусная остановка, но с Равенкой Кильково не сравнится, поскольку у них даже рыба не так хорошо берет и комаров больше, а в Равенке у нас ветерок.
Тут такое кругом поднялось! Кильковские сзади меня загудели, и березницкие, и бреховские, а впереди городские смеются.
Я говорю:
- Вы не смейтесь, не смейтесь, у нас тут с кильковскими из-за этого такая распря выходит, завидуют они нам, иначе зачем бы кильковские трактористы дорогу нашу распахали, разве ж так можно, и куда это председатель глядит!.. Или, скажем, шофер дядя Коля, зачем нас сегодня в крапиву высадил, ведь это нехорошо, больно!..
Хотел я еще про Любу сказать, а также про пастуха дядю Лешу, да тут и так уж слишком много шуму поднялось.
- Ну, а за веники, - говорю, - вы нас, конечно, извините, мы за Шуркой Шаровым охотились, да обозначка вышла. Вот на этом я и заканчиваю, а сейчас вам Евдокия Петровна цифры скажет!..
Евдокия Петровна как крикнет:
- Да полно, Антоша, не буду я никакие цифры говорить!
А на площади - мать честная! - хохот стоит, пионеры до корчи смеются, председатель колхоза аж приседает, не поймешь - не то хохочет, не то кашляет.
Евдокия Петровна кричит:
- Заходите все в клуб!