Вот моя деревня
   Повесть

     Владимир Арро
     Рисунки  Т. Капустиной

    (Журнал "Костер". 1970)

   Вечером мы еще одну штуку придумали

   Вечером мы еще одну штуку придумали. Вот нырнул Коля Семихин с нашего берега, а вынырнул почти у кильковского. И была у Коли веревка в руках.
   Привязал он веревку к лодке Шурки Шарова, а тут как раз по кильковскому прогону Шурка, бригадирский сынок, идет. А с ним Тришка, у него руки все в бородавках. А с ними Надька, Шуркина сестра. А с нею Ленка-дачница, я таких зануд еще не видел.
   Пришли они на берег, удочки разматывают, в нашу сторону даже не смотрят, будто нас на реке и нет. А мы-то ведь здесь: Санька с Ванькой рыбу ловят, Федяра пиявок дразнит, а у Коли веревка в руках. Даже Куварин здесь, сидит, улиток из раковин выковыривает.
   Надька вошла в лодку, а за нею и Ленка, дура-дурой, хочется ей на нас посмотреть, а она не глядит.
   Шурка стоит на берегу, в лодку не входит. Ну, что же ты, думаю, Шура, входи, входи!
   - Вы, мальчики, с берега пока половите, - говорит Надька, - а мы в заводь сплаваем.
   Кувшинок, значит, захотели нарвать.
   Наконец и Шурка голос подал:
   - Ну, что, равки, клюет?
   - Пока нет, - отвечаю, - но, может, еще и клюнет.
   - Да они никак на веревку ловят!.. - крикнул Тришка. - Равки-то совсем помешались, на веревку щуку хотят поймать!
   - Щуку не щуку, - говорю, - а какая-нибудь килька, может, и клюнет.
   Коля от смеха давится. Лодка-то ведь их привязана, а конец веревки у Коли в руках!
   Надька тем временем вывела лодку в тростники. Коля знай себе веревку отпускает. Это я такую большую веревку принес.
   Ленка с Надькой уселись вместе на корме и вдруг как затянут:
   Как в одном небольшом городке-е
   Колумбина с семьею жила-а...
   
   Это ж надо такую молитву выдумать! Неужто в Кильково других песен нет?
   Мы иначе поем. Коля Семихин у нас очень хорошо песни запевает. Я его подтолкнул: давай, мол, Коля. И мы как заорем:

   Каменный век - эгей!
   Пещера среди гор!
   И человек - эгей!
   Несет в руке топор!

   "Эгей" - это припев такой, у Федяры лучше всех получается. Прямо непонятно, такой маленький, а голосина у него истошный, даже в ушах звенит. Этой песне нас брат Паша научил, когда в отпуск весной приезжал.  Веселая песня! Когда ее поешь, нужно руками и ногами всякие кренделя выделывать.
   Э-э-ей, мама Ева!
   Э-э-ей, папа Адам!
   Э-э-ей, маму съели!
   Э-э-ей, папу не дам!

   Шурка с Тришкой на нас уставились и хохочут, а Надька с Ленкой, что ты скажешь, ноль внимания, знай свою молитву тянут, распевают про Колумбину. Слушать тошно!
   Шурка кричит:
   - Эй вы, рыбаки в кавычках, давайте еще!
   Я говорю:
   - Сами-то вы в скобках!..
   Шурка подумал и говорит:
   - А вы с вопросительным знаком!..
   - А вы кильки! - кричу. - Эй, кильки, килечки! Вас самих надо ловить и в банке мариновать!
   Потянули мы веревку, лодка сначала пошла тяжело, девчонки ничего даже и не заметили.  Но потом лодка стала все быстрее от тростников отдаляться, Надька тут и крикнула:
   - Ой, а куда ж это мы плывем?..
   - Ага-а! - закричали мы. - Попались!..
   И давай изо всех сил тянуть веревку.
   А Надька вскочила в лодке и орет:
   - Отпустите!.. Слышите, отпустите!
   - Вы чего там? - кричит Шурка.
   - Клюет, рыбка, клюет!
   - Дураки!.. Отпустите сейчас же, чего мы вам сделали?..
   Шурка вопит на берегу:
   - Надька, развязывай веревку, чего орешь!
   - Кильки, какие крупные кильки! - кричим мы. - Тянем-потянем! Тянем-потянем!.. Эге-е!.. Ого-го-о!..
   Лодка уже совсем к нашему берегу приблизилась. И тут Надька с Ленкой сели тихонько на корме и стали реветь.
   А я, честно скажу, не могу терпеть, когда ревут девчонки. Крикнул я нашим ребятам:
   - Погодите тянуть!..  Да ну их!..
   Вынул я перочинный нож, зажал его зубами и к лодке поплыл. Девчонки как увидели у меня в зубах нож, так и замерли. Надька-то реветь совсем перестала, а Ленка как завизжит:
   - Ай, ай, ай! Режу-ут!..
   Ну, думаю, пока доплыву до лодки, ты криком всю деревню соберешь. Пропадай моя веревка! И разрезал ее чуть ли не посередине.
    Девчонки увидели это, успокоились. Надька стала к берегу грести, а Ленка кричит:
   - Вот дураки, думают, мы их испугались! Я нарочно визжала!
   Надька говорит:
   - Пусть бы только вытянули, я бы этому Антошке-картошке все глаза выцарапала.
   И запели, как ни в чем ни бывало, только громче прежнего:

   Так погибли они, оба друга-а,
   Знать судьба их такая была-а...
   
   Ну не зануды ли? Веревка-то теперь пропала. И рубаху свою я только зря измочил.

   
      У меня бабушка в Кильково живет

      У меня бабушка в Кильково живет. Бабушка у меня не то чтобы очень старая, но и не молодая. Она уже пять лет на пенсии. Приду я к ней, она и говорит:
   - Ну, Антон Иванович, давай чай пить.
   А я и не возражаю. Самовар у бабушки к моему приходу всегда готовый, она каждое воскресенье меня ждет.
   Я сажусь на лавку под самым окошком.
   - Давай, - говорит, - Антон Иванович, чай пить...
   Бабушка любит все по многу раз повторять.
   - Давай, сударик ты мой, чай пить, - в третий раз говорит бабушка.
   А когда уж вынет она яйца из самовара и нальет нам по чашке чая, когда я уж полкуска булки с вареньем съем, бабушка вздохнет и все равно скажет:
   - Давай, Антон Иванович, чай пить...
   Ну и что? У людей и похуже привычки бывают. Вон, Федяра, он ногти грызет. А бабушке, может, весь день не с кем поразговаривать. Бабушка ведь одна.
   Я у нее спрашиваю:
   - Тебя тут не обижают, бабушка?
   - А кому, - говорит, - меня обижать?..
   - Как же! Шурка с Тришкой, часом, не балуют? Фонариком в глаза ночью не светят? Под окнами псами не лают?
   - Да по-олно тебе, чего им лаять, - отвечает бабушка, - чай, они люди, а не Полканы...
   А я говорю:
   - Будто ты не знаешь, какие они злыдни, ваши кильковские, и-эх! А ты мне скажи, чуть обидят, я им вмиг хвосты позакручиваю!
   - Да будет тебе, Антон Иванович, больно ты грозен, - отвечает бабушка. - Не тронь их, помилуй, они ребята нехудые, редко когда примутся баловать.
   - То-то, - говорю, - ты не бойся. Чуть чего, ты на речку выйди и меня покличь.
   - Чего мне бояться, - говорит бабушка. - За таким заступником мне бояться нечего.
   У бабушки с огорода калитка есть. Она ее тряпкой завязывала, а я проволоку нацепил. Вообще я ей много полезных вещей сделал, например, вертушку на огород - кротов распугивать, потом лесенку, чтобы ей на печь лазить, починил. Можно ли и дальше перечислять, но тогда выйдет, что я хвастаюсь.
   - За таким заступником, - говорит бабушка, - мне жить да жить.

   Вот пошел я к бабушке в воскресенье

   Вот пошел я к бабушке в воскресенье. В Кильково-то я не стал входить, а поймой, камышами пробрался, да только в камышах будто тоже кильковские сидят, за мной наблюдают. Я по камышам из дробовика - хлобысь! Они врассыпную! Ага-а, побежали!.. Я ползком ползу, ужом извиваюсь, а тут мне засада - трое сидят за кустом. Что ты будешь делать! Я - бегом! Отхожу, отстреливаюсь. Вбежал в бабушкин огород, а за мной погоня. Крикнул я: "Равенсие не сдаются!" И - к бабушке на двор. А на дворе-то меня уже четверо поджидают и - в рукопашную, бей не жалей. Летят все вверх тормашками, только ведра громыхают! Я - в избу!
   Бабушка спрашивает:
   - Ты чего таким супостатом пришел?
   - Насилу, - отвечаю, - отбился.
   - От кого? - спрашивает бабушка.
   - От ваших, кильковских.
   - Да их же никого нет в деревне, Антон Иванович.
   - Как нет? А где же они?
   - А вот нынче тут мимо меня проходили. Слыхала, на полные сутки в лес ушли.
   - Это как же... В поход, значит?..
   - А я этих дел, сударик, не понимаю, - говорит бабушка. - Может, и в поход. Котелок, видела, картошку варить, несли. Еще кое-какую амуницию... Да ты взмокший весь, сядь отдохни. Поешь вареньица.
   Варенья-то с лепешками я поел, а чай пить отказался, какой уж тут чай. Я спросил:
   - А в какой же лес они ушли, бабушка?
   - Кто их ведает, не могу я тебе сказать.
   Ну, думаю, ладно, отыщем мы вас, килечки, отыщем. Видно, не далеко вы ушли.

<<<       >>>