<к содержанию

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Оля и Коля                                                                  


     Шоссе длинным серым клинком рассекало лес, казавшийся непроходимым. Но, подъезжая к тому месту, где клинок шоссе перекрещивался с другим клинком, тоже рассекавшим лес, но более отточенным, сверкающим и широким - с уральской рекой, - шоферы и их спутники удивленно вздрагивали: непроходимые лесные заросли трубили горнами, пели и даже дискутировали на тему :"Может ли мальчик дружить с девочкой?" И только уже у самого моста стрелка, нацеленная на лес, все объясняла:"Пионерский лагерь "Сосновый бор" было написано на ней выцветшими от солнца и дождя буквами.
     Дискуссии устраивал главный редактор лагерной радиостанции "Голос в лесу" Лева Звонцов. В школе Лева тоже отвечал за радиопередачи, а заодно уж и за дружинную стенгазету... Почти все ребята давно знали друг друга: раньше они жили на Севере, где родители их построили алюминиевый завод, и ребята переехали тоже. Они учились в одной школе, отдыхала в одном пионерском лагере "Сосновый бор" и все знали, что лучше Левы Звонцова никто не умеет заводить разные споры и дискуссии.
     У соцгородка, который строили их родители, было странное и не очень благозвучное имя: "БАЗ", что означало:"Большой алюминиевый завод". Взрослые люди были очень заняты, и у них, видно, не хватало времени придумать городу другое название. А у ребят свободного времени было побольше, особенно летом, в лагере, И Лева Звонцов по радио объявил конкурс:


                   Пионер! Поработай мозгами своими
                   И придумай для города
                                                           новое имя!


     В лесу, на свежем воздухе, заработали мозгами сразу двести тридцать ребят. И вот по вечерам, хрипло вторгаясь в бесконечную птичью болтовню и приливами набегающий сосновый шум, Лева Звонцов стал устраивать такие радиобеседы:
             - Расскажи-ка радиослушателям, какое имя ты хочешь дать нашему городу!
     - Город, который мы сами построим...
     Репродуктор, черным гнездом примостившийся меж сосновых ветвей, вдруг мелко-мелко задребезжал - это Лева расхохотался в самый микрофон:
     - Где ты слышал такие длинные названия?
     - Не слышал. И очень хорошо: пусть будет ни на что не похоже!
     - Вот именно: ни на что не похоже! Следующий! - выкрикнул Лева так, словно он был врачом и за дверью у него томилась очередь пациентов.
     - Бр-ратск! - нажимая на букву "р", четко выговорил очередной участник конкурса.
     - Это название уже без тебя придумали.
     - Ну и что же? Тот город на Ангаре, а этот у нас.
     - Ну как ты не соображаешь?.. Может возникнуть путаница: вот, например, с письмами...
     - Тогда - Новый Братск!
     - И тот, на Ангаре, тоже не старый.
     - Тогда я подумаю...
     Левин голос расположился в эфире, как у себя дома: он оценивал, поучал, делал замечания.
     - Следующий! - выкрикнул Лева.
     - Что ты кричишь, как в лесу? - ответил ему чуть-чуть удивленный, певучий голос, в котором не было раздраженности или ехидства, а было именно добродушное удивление лихой Левиной бесцеремонностью.
     Все сразу узнали Олю Воронец.
     - Мы и есть в лесу! - тут же нашелся Лева. Но, смущенно пошуршав чем-то в микрофон, добавил: - Извини. Здесь такая очередь, всем не терпится получить премию... У тебя есть предложение?
    - Я предлагаю назвать так: город Крылатый!
    - Немного странно... звучит, - робко, почти шепотом возразил Лева.
    - Почему странно? Есть же в Казахстане город Рудный. А у нас будет город Крылатый. И это будет справедливо: алюминий-то крылатый металл - из него самолеты делают.
    - Ах, так? - встрепенулся Лева.- Это очень образно! И я бы сказал - поэтично!..
    - Просто точно, по-моему, будет. И справедливо.
    "Справедливо" - это было любимое Олино слово. Правда, частенько она прибавляла к нему коротенькое отрицание "не". "Это несправедливо" - спокойно заявляла Оля своим глубоким, певучим голосом. И ту же вступала в борьбу за справедливость.
    Девочки были влюблены в Олю Воронец. Прошлым летом Оля носила косы, и в волосах у ее подруг тоже мелькали разноцветные ленточки. Этой весной, перед лагерем, она постриглась, и подруги ее мигом, без сожаления распрощались со своими косами. Оля чуть-чуть заикалась, и девочки, сами того не замечая, тоже начали слегка растягивать гласные буквы и изящно, еле заметно, как это делала Оля, спотыкаться, словно приседать, на некоторых словах.
     Оля редко сердилась. Главным образом тогда, когда встречалась ей на пути какая-нибудь нечестность, неправда, и девочки тоже старались быть отчаянно принципиальными.
     И еще Оля сердилась, даже приходила в неожиданную ярость, когда ее называли красивой. В прошлом году начальник лагеря водил пр "Сосновому бору" какую-то делегацию и все время восклицал: "А вот это наша волейбольная площадка! А вот это наша читальня! А вот это наш радиоузел!.."
     - А вот это наша красавица! - гордо объявил он, увидев издали Олю Воронец.
     Делегация защелкала фотоаппаратами, но на пленку попал, должно быть, лишь Олин затылок: в ответ на слова начальника девочка неучтиво повернулась спиной к гостям и быстро скрылась за деревьями.
     В начале августа у лагеря испортилось настроение: стало известно, что в первый день сентября Оля не придет в школу вместе со всеми своими подружками, что, вернувшись из лагеря, она уедет очень-очень далеко. Ее отец был геологом. Он отыскал на Урале горную породу, которая была необходимым сырьем для алюминиевого завода, а теперь уезжал искать еще что-то на Север, за Полярный круг.
     И только один человек в лагере был рад предстоящему Олиному отъезду - это был Коля Незлобин, по прозвищу Колька Свистун. Он любил переговариваться с птицами, к ребятам обращался коротко и грубовато: "Эй, ты!.. Слушай-ка!" - а с птицами беседовал ласково и безошибочно узнавал их голоса.
     Но не за это прозвали его Свистуном. А за то, что как-то однажды, в прошлом году, он неожиданно для всех пообещал написать хорошие стихи к родительскому дню, а написал плохие, и родителей пришлось приветствовать в прозе. Правда, стихов стихов этих не видел никто, кроме Оли Воронец. Она должна была читать их в начале концерта самодеятельности, но в последний момент читать отказалась, заявив, что стихи никуда не годятся.


     Это Оля первая сказала Кольке: "Эх ты, Свистун!.." А он в ответ прозвал ее Вороной: это, кажется, была единственная птица, которую он не любил.
      Никто, кроме Кольки, Олю Вороной не называл, а к нему прозвище Свистун приклеилось так прочно, словно было с рождения вписано в метрику.
       Из всех споров, которые время от времени затевал по радио и в стенгазете Лева Звонцов, он больше всего любил дискуссии на тему: "Может ли мальчик дружить с девочкой?" И хотя всем было уже давно ясно, что мальчик дружить с девочкой может, Лева затевал это обсуждение минимум два раза в году - зимой и летом. В этом году любимая Левина дискуссия сразу стала затухать: спора не получалось. Тогда Лева выпустил к микрофону Кольку Свистуна, и тот громко, уверенно заявил, что девчонки - предательницы.
      Все поняли, кого он имеет в виду, и дружно бросились Оле на помощь. "Ишь ты, молчаливый-молчаливый, а разговорился!.. Высказался!" - верещали по радио девочки. Лева Звонцов только успевал радостно включать и выключать микрофон: дискуссия разгорелась с невиданной силой.
      А Колька ничего не отвечал. Он снова мрачно помалкивал... Все считали, что вообще он любит переговариваться с птицами потому, что ему нечего рассказать о себе, нечего сказать людям. Но на самом деле ему было бы что рассказать, если б только он захотел...

 

продолжение>
вверх
 
 
-1- 2- 3- 4- 5- 6- 7- 8- 9- 10- 11- 12- 13- 14- 15- 16- 17- 18- 19- 20- 21- 22- 23-