Мария Прилежаева
Маняша
Повесть для детей и родителей
Рисунки С. Трофимова
Глава четырнадцатая
- Небольшая лекция о местности. Здесь предстоит нам пожить. Хотелось бы дольше. Местечко живописное, почти в центре, а рядом симпатичные переулочки, у каждого своя история, впрочем, в Москве что ни шаг, то история.
Так начал Митя лекцию о Собачьей площадке, где, сменив после Самары несколько московских адресов, поселилась семья Ульяновых-Елизаровых. Маняше нравилось в обществе Мити, когда выпадет час, знакомиться с Москвой. Студент медицинского факультета, он по натуре путешественник и, где бы ни случилось жить, исследует городские и сельские пейзажи, любя природу в любое время года - сверкание снега в солнечном луче, свист метели, лепет весенних ручьев, щебет птиц, задумчивый шум леса в багрянце осени. Кроме того, ему нравится читать лекции Маняше. Видимо, в наследство от отца досталась долька педагогического дара.
- Итак, откуда взялось название "Собачья площадка"? Представь, в древние времена здесь стоял псарный двор для царской охоты. Представь, своры отборных, ухоженных охотничьих псов! Эх, одного бы такого красавца в Алакаевку, когда мы с Володей иной раз ходили на уток!.. Так вот, мы на Собачьей площадке.
Маняша невольно фыркает, рассмешившись профессорским Митиным тоном. Однако преинтересны истории окрестных улиц! Их много: улицы, улочки, переулки для исполнения царских развлечений и нужд. На Кречетниковском переулке царский Кречетный двор, где содержались для охоты кречеты - соколы. Трубниковский заселен был печниками и трубочистами царского двора. На Скатертном "умельцы" скатертники. На Столовом прислужники царского стола. А вот Поварская для поваров - исключительно царских.
- Воображаю, какие аппетитные для их высочеств готовились кушанья! - смеется Митя.
Милые, уютные улицы! Не все московские улицы милы. Маняша не бывала на Хитровом рынке, но о нем и вообще о площадях, дорогах, окраинах, закоулках, бесчисленных рынках Москвы знала из газетных очерков журналиста-бывальца Гиляровского. Хитров рынок - трущоба. В беспорядке теснятся лавки, лавчонки, лотки с дешевыми товарами, палатка с подержанным и краденым хламом; грязные торговки сиплыми голосами зазывают купить протухшую печенку, селедку. Толкутся нищие, оборванцы, калеки, воры. Мелкие воришки шныряют, норовя утянуть что придется. Шум, гам, пьяные крики, брань.
- Мамочка, это тоже Москва? Какая разная жизнь, жестокая!
Мама под вечер нередко выходит с детьми погулять, утрами одна. Митя предписал ежедневный прогулочный режим. Мамочка слабенькая, ей необходим свежий воздух. Собачья площадка застроена деревянными одноэтажными домами. Возле каждого сад, липы и ясени кидают прохладную тень, веют благоуханием цветы - воздух свеж и душист почти как в деревне.
- Мамочка, гуляла? - Первый Митин вопрос по возвращении с лекций.
- Спасибо, доктор, отлично прошлась.
Дальше Собачьей площадки она не рискует в одиночку прогуливаться, зато случалось во время прогулки познакомиться со старожилами, знающими историю чуть не каждого дома. И что же оказывается?! Во флигеле возле дома № 12, где снимают квартиру Ульяновы-Елизаровы, однажды, приехав из Петербурга, останавливался молодой Пушкин. В этом флигеле впервые прочитал друзьям только законченного, еще не опубликованного "Бориса Годунова".
- Чудо, чудо! Рядом с нами! Мы могли стать соседями Пушкина!
Маняше воображается Пушкин живым. Вот он шагает двором. Его ноги касались этих плит. Он вдыхал аромат этого сада и, может быть, пробудившись ранним утром, собирал к завтраку цветы для хозяйки дома. Вот, прознав р приезде Пушкина, собираются друзья во флигель, этот самый флигель, что и сейчас видим мы. "Минувшее проходит предо мною - Давно ль оно неслось, событий полно, Волнуяся как море-окиян".
Пушкин читает. Друзья безмолвствуют.
Минута восхищенной тишины и гром рукоплесканий, объятий, слезы восторга. Маняша любит Пушкина страстно. Каждый час его жизни бесценен. Мысль о гибели разрывает сердце. "Ненавижу дантесов всех обличий!" Поглощенная мыслями, она не спеша возвращается из гимназии. Наизусть известны три дома, калитки, крыльца. Все привычно, ничто не меняется. Но что это? На той стороне улицы над крыльцом одноэтажного с антресолями дома появилась вывеска. О чем? Маняша пересекает улицу и в изумлении читает: "Музыкальное училище сестер Е. и М. Гнесиных".
- Мама, Митя! Не угадаете, что случилось у нас на Собачьей площадке!
- Надеюсь, не пожар, - хладнокровно возражает Митя.
- Наискосок от нас, в двух шагах, открыто музыкальное училище. Совсем недавно. Я только сегодня углядела. Разве не замечательно! - ликует Маняша, сама не совсем понимая, отчего ей так радостно.
- Ну и ну! - удивляется Митя и возглашает торжественно: - Маняша, к тебе постучалась судьба.
- В самом деле, ты музыкальна, Маняша, - говорит мама. - В Самаре ты занималась с учительницей. Училище уже выше ступень. К тому же рядом. Напрасно упускать случай. Попробуй.
Маняша попробовала и через некоторое время была принята в училище сестер Гнесиных.
Глава пятнадцатая
Их было пять. Евгения, Елена, Мария, Елизавета, Ольга. Все превосходные музыкантши-консерваторки. Особо среди сестер выделялась вторая, ярко талантливая пианистка Елена Фабиановна. Окончив консерваторию девятнадцати лет, с огромным успехом давая концерты, она задумывалась о более широком поле деятельности. Не слава манила ее - страстное желание шире, глубже нести музыкальную культуру в народ. Мечтала открыть музыкальное училище, где могли бы учиться музыке все: и дети, и юноши. Но только способные. Барышень из богатых семейств, кому музыка нужна лишь для светского престижа, в училище не принимать. Платить за обучение ученика родители будут по средствам: зажиточные больше, бедные меньше, если талантливый ученик неимущий, то и вовсе бесплатно.
Вырастет обученное, воспитанное племя музыкантов, для которых музыка составит смысл и счастье жизни. Гнесинские ученики будут делить с людьми это счастье. Умная, полезная обществу, красивая жизнь.
Так мечтали сестры. Много переговорено разговоров, обсуждено планов, потрачено на хлопоты времени! Добиться разрешения властей нелегко, найти подходящее помещение, приобрести инструменты, наконец, подобрать учеников - все нелегко. Общее дело, большие планы, прочная дружба связывали сестер. Сестры отдавали любимому делу все время, все силы и вдохновение. Авторитет Гнесиных рос, известные музыканты и композиторы отзывались с почтение:
- Училище Гнесиных, о-о!
Маняша с радостью поднималась по лестнице крытого крыльца. Сени. Обыкновенные сени, как их симбирские и самарские и другие в провинциальных домах. В прихожей на стене зеркало в деревянной раме с выдвижным ящичком для писем. Венский диванчик с соломенным сиденьем. Ах, боже, и у нас ведь такой! В комнатах изразцовые печи, цветы. Всюду цветы, в горшках, кадушках, вазочках. Как у нас! Ничего казенного, все домашнее.
Незаметно из соседней комнаты появилась Елена Фабиановна. В темном платье, с накинутой на плечи белой кружевной косынкой, стройна, изящна. Волнистые волосы короной поднимаются надо лбом. Черные глаза молодо блестят. Кажется, насквозь читают.
- Хотите быть музыкантшей, - пристально Маняшу разглядывая, говорит Елена Фабиановна.
- Хотелось бы.
- Надо хотеть без "бы".
Сказано строго, Маняша неистово краснеет от смущения.
- Ничего, не каждое слово в строку, - ободряет Елена Фабиановна и смеется, и от ее смеха Маняше становится свободно и легко. Но Елена Фабиановна снова строга.
- Идем к роялю.
В училище Гнесиных к роялю подходят без шуток, с праздничной, полной волнения душой.
Все комнаты дома отданы под занятия. В них и живут, и ведутся уроки. Одна, просторнее других, называется залом, два роскошных рояля знаменитой фирмы Бехштейн - единственная меблировка зала.
В доме Гнесиных обстановка скромнейшая, превосходны лишь инструменты. Худенький, тонкоплечий, с жидкой бородкой бессменный настройщик содержит их в идеальном порядке. Он патриот училища Гнесиных.
Маняша садится за рояль.
- Держитесь прямо. Совсем прямо, - приказывает учительница. - Сыграйте любимое.
Секунду Маняша колеблется и играет начальную часть баллады Шопена о Польском восстании, горькая и светлая память о нем связана с отцом, с алакаевскими днями, Олей.
- Меняйте педаль. Добивайтесь чистой педализации. Не выколачивайте концы фраз, - диктует Елена Фабиановна.
И у Маняши падает сердце.
- Смелее. Не трусьте. Сыграйте гамму до мажор в противоположном движении.
Этого Маняша не умеет. Плохо. Не сказавши училищу Гнесиных "здравствуй", приходится сказать "прощай".
Елена Фабиановна трогает клавишу.
- Повторите. - Трогает другую. Пробегает по клавиатуре: - Повторите мелодию.
И неожиданно:
- У вас отличный слух. И пальчики хороши.
Маняша млеет от счастья. "Значит, останусь учиться у Гнесиных. Буду учиться, учиться. Стану настоящей музыкантшей. Мама-то как будет довольна! И Аня, и Митя. Напишу Володе, обрадуется!"
- Вам будет тяжело, - остерегает Елена Фабиановна. - Утра в гимназии, два-три дня в неделю училище и ежедневно пять-шесть часов игры дома.
- Осилю.
Елена Фабиановна пожимает Маняше руку, хорошо улыбается.
Маняша уходит от Гнесиных, влюбленная в их несмолкаемо звучащий дом и Елену Фабиановну. Царственно величавая, она пленительно проста. Строга, порой до суровости, приветлива, весела. Часто в веселости ее шаловливость. Пушистая, черная, зеленоглазая кошка расхаживает из комнаты в комнату, открывая мордочкой дверь
- Пчелка! - зовет Елена Фабиановна, теребит, ласкает. Хвастает: - Гляньте на нашу красавицу!
Подвезло Маняше, что попала в училище - талантливый дом сестер Гнесиных.
- Взяли ай нет? - участливо спрашивает в раздевалке гардеробщица тетя Лина. У нее сморщенное как печеное яблоко лицо, чем-то, наверное, ласковостью, она напоминает Маняше няню Варвару Григорьевну. На самом деле ее зовут Акулиной, но Елена Фабиановна находит, что имя Лина произносится благозвучней и легче.
И это нравится Маняше, все нравится.
Дни стали быстры, неделя за неделей бегут. Радостно жить бегом, когда ты молода, увлечена до самозабвения, здорова. Но Митя, озабоченно поглядывая на сестру, приписывает ей принимать железо от малокровия и хотя бы час в день гулять.
- Сопровождай маму.
- Мамочка, все бы превосходно, жаль только, меньше удается быть с тобой. Я очень люблю тебя, мамочка! А в училище так интересно, необычно, не похоже ни на одну школу.
Например, экзамен в училище Гнесиных не испытание, а праздник. Из всех комнат приносятся стулья, ставятся в зале рядами. Преподаватели занимают места среди учеников, начинается концерт. Евгения Фабиановна приглашает друзей, знакомых актеров, музыкантов. Однажды после концерта Маняша услышала:
- Летом жду, Евгения Фабиановна, всех сестер к себе в деревню.
Говорил гость, человек средних лет, с внимательным взглядом светло-серых глаз из-под высокого лба. В костюме, манере держаться что-то неуловимо его отличало от прочих. Маняша впервые его заметила в гнесинском зальце, видимо, он был не частым гостем, но, должно быть, желанным
- Спасибо, Дмитрий Дмитриевич, - отвечала Евгения Фабиановна. - Бывать у вас одно наслаждение, все дорого на вашем Полотняном заводе, каждое дерево помнит...
Маняша вся обратилась в слух и внимание. Полотняный завод? Не тот ли? Оказывается, именно тот, родовое имение предков Натали Гончаровой. А гость сестер Гнесиных Дмитрий Дмитриевич Гончаров - внучатый племянник Натали. Маняша винила Натали в судьбе Пушкина, светская красавица, эгоистка, не умела ценить Пушкина, не понимала. Но она его жена. Он ее любил: "Моя мадонна! Чистейшей прелести чистейший образец".
Кто же племянник ее, нынешний владелец Полотняного завода? Светский жуир? Нет, не похоже... Капиталист, как тот, погубивший Петю Сумарокова "Иван Кузьмич", разоритель народа, душитель? Нет, он не "Иван Кузьмич", он иной. Нынешний владелец Полотняного завода установил для рабочих восьмичасовой рабочий день. Сам освоил все рабочие профессии на своем заводе, может стать за любой станок. На его Полотняном заводе скрываются революционеры от слежки жандармов. Молодой друг Елены Фабиановны Анатолий Васильевич Луначарский находил там убежище. Вот что такое нынешний Полотняный завод!
"Если бы мог знать Пушкин! - в волнении думает Маняша. - Что сказал бы Пушкин? Конечно, гордился бы, что потомок Натали человечен и смел. И я горжусь, и даже Натали стала мне милей, и все дороже и ближе Пушкин".
- Вы умеете чувствовать, значит, способны стать музыкантшей, - сказала Елена Фабиановна. Добавила строго: - Мало работаете. Меньше, чем надо. Оставить все. Только музыка.
"Неужели путь избран? - спрашивала себя Маняша, верила и сомневалась. - Оля была способнее музыкально. У Оли были другие таланты. А у меня? Что у меня? Буду ли я? Смогу ли? Но приказываю себе: не сдаваться! Работать. Может быть, и добьюсь. Может быть, это и верно мой путь?"
Наступил декабрь 1895 года.