Мария Прилежаева
Маняша
Повесть для детей и родителей
Рисунки С. Трофимова
Глава седьмая
Маняша бродит по саду, заглядывая в укромные уголки, палочкой ворошит под деревьями прошлогоднюю опавшую листву и нынешнюю, еще ярко-зеленую траву. Попадаются сыроежки с розовыми шляпками, снизу подбитыми как бы оборчатой белой подкладкой. Сыроежка - съедобный, но не первосортный гриб. Первосортный - боровик. За боровиками Маняша охотится, радуясь толстеньким кругляшам с темно-коричневыми головками. Ножичком срежет кругляш, поцелует головку. Как мил! А красноголовые подосиновики? В саду подосиновики и боровики попадаются, но не так часто. То ли дело в лесу! Здесь и там встретишь многодетную семью боровиков. Лесные полянки красны от подосиновиков.
- И-их! - взвизгивает в радостном азарте Маняша.
- Барышня, - слышится за садовой изгородью тоненький несмелый голосок.
Деревенская девчушка, лет десяти, в длинной залатанной юбке, дырявой кофтенке, подзывает Маняшу. Маняша спешит к калитке.
- Купите ягоду, ради Христа. - Девчушка протягивает глиняное блюдо, с верхом полное душистой лесной земляникой.
- Почему ради Христа?
- Мамка наказывала, поклонись, грит, уж больно деньги нужны, соли не на что купить, а про сахар, как он и выглядит, забыли.
"Много ли ей надо, есть ли у мамы деньги?" - На секунду берет Маняшу сомнение.
- Пятак за ягоды-то невелики цены, - просительно молвит девочка.
Маняша ведет ее к маме.
- Спасибочка, вот уж спасибочка, - в пояс кланяется девчушка, принимая монету.
- Как тебя зовут?
- Машкой. По бабке окрестили, в одной семье две Марьи, старая да молодая, - охотно отвечает девочка, крепко сжимая в потной ладони пятак.
- Тезки, - улыбается мама, кивая на Маняшу.
Алакаевская девочка вздыхает:
- Ишь ты! Марья-то, Марья, да жизня иная.
- Мамочка, я ей куклу отдам? - мгновенно решает Маняша.
- Кукла неплохо, но, думаю, еще кое-что ей нужно, - говорит мама, окидывая взглядом юбчонку в заплатах и старенькую, с порванными локтями кофточку на девочке. Девочка смущена.
- Кукла-то у вас, небось, городская, с кудрями, глазастая, дико ей будет в нашей избе. А у меня и своя есть, тряпичная, зато родная.
"Гордая, - думает Маняша, - вся в заплатах, а гордая".
Ей нравится, что девчонка гордая, и самостоятельность ее нравится Маняше. Она приводит девочку в комнату, где стоят две кровати, ее и сестры Оли. Вынимает из шкафа одно свое летнее платьице, другое бумазейное на зимние холода. И себе остается три.
- Богачка-то, богачка! - ахает, охает алакаевская Маша. Щеки у нее распылались, дыхание сперло от счастья, некоторое время даже "спасибочка" выговорить не может.
Наконец, собравшись с духом:
- Твоего брательника Владимира Ильича на деревне знают. Он к нам ходит, с мужиками беседы ведет. Мужики его умным почитают. Люди сказывают, он хозяйством желает заняться. На деревне судят: вроде справедливый человек, а заделается хозяином, кто его знает, как повернется.
- Он справедливый, умный и всегда будет справедливым и умным, - вскипает Маняша. И, растроганная встречей с алакаевской тезкой, довольная, что осчастливила ее подарком, довольная собой, что нисколько не жаль ей отданных платьев, соображает, чем еще обрадовать девочку.
- Слушай, приходи к нам. Я научу тебя играть в лото.
- Во-о-на! - дивится алакаевская Маша, - Что это за штука лото? Игра-а-ть? У нас покос начался. Мама с тятькой в лугах. Мамка малого на бабку Марью кинула, покамест я по ягоды сбегаю, а бабка наша, почитай, что незряча, как бы не упустила мальца, вывалится из люльки, далеко ль до греха? Спасибочка вам, видать, вы люди хорошие. А позавидуют девчонки платьям-то!
И она убегает, а Маняша отправляется к Володе в его зеленый кабинет. Конечно, Володя занят, что-то пишет.
Не поднимая головы, жестом показывает: посиди, подожди.
Маняша усаживается на пенек, невдалеке от скамейки, сложив на коленях руки, ждет. Нужно Володе рассказать о встрече с алакаевской девочкой. Именно Володе! Какие-то неспокойные мысли разбудила в ней эта встреча.
Володя отодвигает в сторону тетрадь.
- Итак, Маняша?..
- Итак... - вторит она.
Прежде всего, сообщить, что алакаевские мужики думают видеть Володю хозяином хутора и небольших земелек, прилежащих к нему. Сенокосить, жать и вообще делать на земле все, что требуется.
- И ты так думаешь, Володя?
- Нет, Маняша, не так. Мы с мамой обсудили вопрос о моем хозяйствовании в Алакаевке. У меня нет хозяйственных способностей и наклонностей. А еще... помнишь Ивана Кузьмича?
- Неужели, если хозяин, значит, непременно Иван Кузьмич?
- Так устроено наше общество: фабрикант, купец, кулак, чиновник, помещик - все на свой лад "Иваны Кузьмичи". Давят, душат, угнетают народ.
Маняше грустно. Маняша верит: жизнь может быть хороша для всех. Для всех!
- Если бы люди, все до единого, у кого что-то есть, ну... например, у меня было шесть платьев, я поделилась с алакаевской девочкой... Если бы все ненищие отдавали половину нищим, тогда...
- Что тогда?
- Изменилась бы жизнь, стала лучше.
- Милый философ, - усмехается Володя, - есть философы постарше и пообразованнее тебя, рассуждают, как ты.
- Ну и что?
-То, что, представь, разодрался чулок, порвалось платье, ты штопаешь, чинишь, но, как ни штопай, ни чини, старое новым не сделаешь, заплатами платье не улучшить. А некоторые философы проповедуют улучшать именно "штопаньем" бедственное положение народа. Но ведь общество-то не изменится, останется прежним. У алакаевцев нет земли, земля помещичья, крестьяне арендуют помещичью и кулацкие земли, а платить нечем, хлеба впроголодь хватает на ползимы, в доме нет гроша соли купить. Нужда беспросветная по всей России. Твое платье, Маняша, - доброе дело. Но добрыми делами, как бы они ни были добры, общество не перестроишь. Не малые, большие нужны дела.
- Какие?
Володя быстро и с охотой роется в стопке книг и бумаг на столе. Вынимает небольшую рукопись "Манифест Коммунистической партии". К. Маркс, Ф. Энгельс.
- Великое учение, показавшее и доказавшее единственно верный путь переустройства общества, - торжественно и с какой-то застенчивой нежностью и вместе гордостью произносит Владимир Ильич. Этот первый перевод марксистского труда с немецкого на русский сделал он сам. Втайне от шпиков и жандармов самарские товарищи и передовые рабочие читают "Манифест", учатся марксизму.
Несколько дней спустя Володя позвал Маняшу в свою комнату. Накинул на дверь крючок и достал книгу не со стола, не из шкафа - из-под матраца, чем немало сестренку удивил.
- Тайна?
- Абсолютная. Попадись жандарму в лапы - тюрьма. Роман Чернышевского "Что делать?". Он меня всего перепахал. Эта книга дает заряд на всю жизнь.
После таких слов Маняша буквально благоговейно приняла из рук брата книгу. "Дает заряд на всю жизнь. Спасибо, Володя. Ты такой... такой... Если бы хоть чуть-чуть, самую малость походить на тебя. Знать то, что знаешь ты, милый, любимый, удивительный брат!"
Конечно, Маняша не высказала свои чувства вслух. Она застенчива.
Книга с первых страниц захватила ее. И смутила. Таинственное самоубийство; неизвестно почему хороший человек Лопухов кончает жизнь. Не приключенческий ли это роман? Где же заряд?
- Читай медленно, внимательно, - велел Володя.
Маняша читает внимательно, медленно. И страница за страницей, глава за главой уму и сердцу девочки, растущей, жаждущей идеала и истины, открываются новые знания. Перепахивают ее, как когда-то Володю.
Не столько разумом, сколько чутьем Маняша постигала, угадывала, пока неполно, пока лишь приблизительно, тот путь борьбы с Иванами Кузьмичами, какой искал и находил ее брат.
Глава восьмая
- Сегодня 12 июля, дети, - напоминает мама за завтраком.
- Знаем! - дружно отвечает многоголосый хор.
12 июля - день рождения отца. Месяц июль, макушка лета - Маняша помнит папину шутку. "В макушку лета я и угодил".
Лучезарные жаркие дни. Небо густо напоено синевой. В саду царственно высятся светло-розовые, белые, малиновые пионы. Жаркими фонариками горят скромные гвоздики. Скромные, а не заметить нельзя, так ярки и радостны.
Обычно день рождения папы встречали в бывшем дедовом доме в деревне Кукушкино. Туда приезжали на лето, как теперь приезжают в Алакаевку, только теперь без папы, без Саши.
В папин день рождения все готовили ему подарки. Ни в коем случае покупные - сочиняйте своим умом и руками. Мама вышивала отцу поясок, рубашку. Аня писала стихотворное поздравление. Володя и Саша мастерили из картона, жестянки, дощечек какой-нибудь полезный предмет - ящичек для перьев, подставку для карандашей. Маняша рисовала картинки: ива клонит ветви над узенькой речушкой, и хочется посидеть на бережку, полюбоваться, как играют в воде пескарки.
Или явится фантазия изобразить дивный дворец, увитый мамиными кукушкинскими лозами хмеля.
- Папочка, ты будешь здесь жить?
- Спасибо, дочура, чудесное ты мне устроила под старость жилье. Но один во дворце я жить не согласен.
- Нет, конечно, мы будем все с тобой, папа.
- Дети, оставим сегодня занятия и всей компанией отправимся в лес, - предлагает мама. - В память о папе. Он любил природу, луга, лес. А какой был грибник! А как любил цветы! Наберем папе букет полевых цветов.
- Мама, я не могу, - виновато произносит Маняша.
- Что такое? Ты нездорова?
Маняша, потупившись, молчит.
- А-а! Знаю, знаю! - хлопает в ладоши Митя. - У нее тайный замысел. Признавайся.
- Если тайный замысел, нельзя добиваться, чтобы признавалась, - резонно рассуждает Оля.
Она посвящена в Маняшин замысел, ее заветную цель. А если и нет, разве стала бы добиваться: признавайся!
- Всегда все всерьез поворачивают, - ворчит Митя.
- Но если и, правда, всерьез!
Все уходят в лес, Маняша направляется к своей "заветной цели".
Комнатки в Алакаевском хуторе небольшие, потолки невысокие, стены бревенчатые. Где бы ни жили Ульяновы, в доме нет богатой мебели, дорогих украшений, картин, но непременно книжный шкаф и музыкальный инструмент. Мама - музыкантша. Море бурных и тихих, горьких, радостных чувств полнит ее музыку. Последние годы мамина музыка часто безысходно печальна. Мама молчит об утратах, на век ранивших сердце. Говорит музыка, Маняша слушает. Тоскует. Как помочь маме?
Самая близкая мамина помощница - Аня. Понятно: старшая, старше Маняши на четырнадцать лет. Аню в будущем ждет судьба знаменитой писательницы, Маняша уверена.
Ночь давно уж, все-то дремлет,
Все кругом молчит.
Мрак ночной поля объемлет,
И деревня спит.
------------------------------
------------------------------
В хуторе лишь на крылечке
Светит огонек,
И за чтением серьезный
Собрался кружок.
Все сидят, уткнувшись в книги,
Строго все молчат,
Хоть Маняшины глазенки
Больно спать хотят.
- Вот уж нет, ничуть не хочу спать! - спорит Маняша. - Еще, еще, Аня, почитай стихи.
Попробуйте сочините такие. Об Алакаевском хуторе, серьезном кружке на крылечке. Маняша нипочем не сумеет.
Она размышляет о будущем, Оля будет музыкантшей, великолепной пианисткой, про Володю ясно: ученый.
Маняша любит воображать Володины научные открытия и подвиги. А если погрозит опасность, Маняша рядом.
Однако она отвлеклась от своего серьезного замысла. Подходит к пианино.
Сегодня день рождения папы. Заветная цель Маняши - сыграть в этот день для мамы, для всех "Первую балладу Шопена". Баллада трудна. Много часов потратила Маняша на разучивание только начальной темы. Почему именно это произведение выбирает она?
Маняша помнит, иногда зимним вечером, когда гимназисты еще не окончили готовить уроки, отец после долгого рабочего дня за письменным столом выходит из кабинета и, потягиваясь, прямя уставшую спину, говорит маме: "Отдохнем".
И они - мама, папа, Маняша - направляются в гостиную. Единственное украшение гостиной - цветы и большой черный рояль. Он кажется Маняше великаном, добрым волшебником, как бы членом семьи. Невозможно представить жизнь без него.
- Сыграй мое, - говорит папа. Улыбка счастья сгоняет ранние морщины с его немного скуластого, большелобого, светлевшего при звуках музыки лица. Папино "мое" - это "Первая баллада" Шопена. Мама часто ее играет отцу и Маняше, иногда всей семье.
Маняша забирается с ногами на диван, прильнув к папе.
В подсвечниках на рояле неярко горят свечи. Ледяными узорами разрисованы оконные стекла. Хорошо с папой и мамой. Из их рассказов Маняша узнает о гениальном польском музыканте.
- Смолоду и всю жизнь Шопен - изгнанник. Тоскует о покинутой Родине. Любимая Польша! О надеждах и нежности, печали и ласке, запахах полевых цветов, тишине говорит музыка. Вдруг!.. Восстание. Польские повстанцы объявили войну царским чиновникам, жандармам, царю Николаю, властелину Польши. Поднялся весь польский народ.
Музыка резко меняется. Маняша слышит, звуки гремят, вихрь гнева и бури слышит Маняша.
...Но вот что-то новое вливается в музыку. Скорбь, отчаяние. Восстание подавлено. Сотни людей расстреляны по приказу российского императора Николая. Сотни насмерть забиты кнутом. Тысячи сосланы на вечную каторгу в ледяные окраины Сибири.
Маняша наизусть знает и чувствует балладу Шопена о Польском восстании. Но играть в силах только первую часть о тишине, напевности Польши. Дальше буря. Буря ей не под силу. Гнев, ярость и гибель восстания играть будет Оля.
Папа говорил: "Наша Оля - музыкант божьей милостью".
Балладу в память папы ко дню его рождения Маняша и Оля готовили вместе.
Скоро грибники вернутся из леса. Сестры будут играть.