- 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 -
Владислав КРАПИВИН
Рисунки Е. Медведева
Застава на Якорном поле
Повесть-сказка
3. Паутина. Кантор
(продолжение)
...Все это случилось в июне. Две недели Ёжики провел в клинике, потом жил в лицейском интернате под заботливым надзором Кантора и молодого воспитателя Янца. Янц был высок, худ, излишне суетлив, предан Кантору и малость глуповат. Но в общем-то ничего, не очень докучал. Они водили Ёжики с несколькими другими ребятами по музеям, возили на Львиные острова. Порой было даже интересно. И все-таки Ёжики смотрел на жизнь отрешенно, как сквозь дымчатую пленку.
В конце августа начались вводные занятия. Многое оказалось не как в школе: сравнительная история древних мифов, начала общего языкознания, классическая литература, основы нейрокомпьютерной техники. Лицеист-новичок Радомир учился без охоты, но и без лени. Случалось даже, что на какое-то время и увлекался. Вернее - отвлекался. От мыслей о маме, о доме. Казалось иногда, что прошло много-много времени и он давно уже не прежний Ёжики. Но порой его словно обдавало зябким ветром, горе опять подступало вплотную. И тоска... Правда, уже не такая резкая. И он прятал ее от других...
Конечно, Ёжики разговаривал по видеосвязи с Яриком. Не раз даже. Но разговоры были стесненные, скомканные. Ярик мучился, будто виноват был, что у него все в порядке, когда Ёжики сирота. Он сказал один раз, что его мама справлялась, можно ли им взять Ёжики к себе. Но в Опекунской комиссии ответили, что все не так просто: нужна масса решений, обследований, постановлений. Ёжики только вздохнул. Хорошо, конечно, было бы жить вместе с Яриком, но уезжать в такую даль от дома, совсем отрываться... Да и так ли всерьез предлагала это мать Ярика? Она недавно вышла замуж, хватало забот и без чужого мальчишки.
Осенью приезжала тетя Аса. Сказала, что они с мужем готовы переехать в мегаполис, чтобы жить с мальчиком, но Опекунская комиссия отложила решение до зимы. Пусть, мол, мальчик успокоится, придет в себя и сам примет здравое решение. А пока нет смысла вырывать ребенка из такого замечательного учебного заведения - Особого суперлицея.
Зимой, однако, тоже ничего не решилось. И Кантор, наконец, объяснил ему откровенно: дамы в Опекунской комиссии злы на Матвея Радомира за тот бой, который он дал им тогда, в своем доме... Нет, он-то, Кантор, все понимает, но что поделаешь с оскорбленными чиновницами? Они говорили даже, что мальчишку следует поставить на спецучет в службе Охраны правопорядка. А тогда чуть что, и в штрафную школу. Есть ли смысл рисковать? А в лицее Матиуш как за каменной стеной. Лицей, слава богу, не подчинен этой идиотской системе Просвещения и Общественного Воспитания, у него свое ведомство.
Ёжики сказал, что плевать ему на угрозы глупых теток и он согласен рисковать. И Кантор обещал честно похлопотать о его возвращении домой. Но хлопоты затягивались. И прошел уже год. Иногда казалось, что это был один, растянутый в чудовищной бесконечности день с заведенным распорядком: завтрак, обед, какие-то ненужные развлечения и пустые игры, ужин, вечернее сидение у экрана - и спать... Во сне приходила мама. Такая живая, настоящая, что не было и мысли, будто это сон... Тем горше было просыпаться.
Но он жил. как все. Порой улыбался, гонял мяч с другими ребятами в лицейском парке. Играл Задумчивого Кролика в спектакле на рождественской елке. Но ни с кем не подружился.
Лицеисты были самые разные - от малышей-приготовишек до взрослых дядек - выпускников высшего курса. А всего - не больше полутора сотен. Каждый класс или курс - десять человек. И ровесников Ёжики тоже не больше десятка. Причем все какие-то... ну, каждый в своей скорлупе. Со своими заботами и мыслями. Как и сам Ёжики. Наверное, это и объяснимо: почти все лицеисты были сиротами...
Летом Ёжики летал к Ярику. Было там неплохо. Отчим Ярика оказался добрым дядькой, возил ребят на катере вдоль океанского побережья и на Птичьи скалы с великанскими гротами... Но все же что-то не ладилось в семье у Ярика, и полной радости не было. Потом Ярик перекупался, схватил резкую простуду, пришлось даже в клинику отправить. И Ёжики уехал, не дождавшись конца каникул. Навестил в Лесном поясе тетю Асу. Она сказала, что теперь Опекунская комиссия упирается из-за того, что у нее, у тети Асы, "преклонный возраст".
- Намекают: вы, мол, помрете, а мальчик опять останется один. - Она сухо засмеялась. - Ладно, племянничек. Стукнет четырнадцать лет, сможешь сам решать...
Но до четырнадцати лет сколько еще ждать!
У тети Асы было скучно. Ёжики вернулся на Полуостров. Дом стоял запертый, с пломбами на дверях. Но можно было уговорить Кантора или Янца взять в Управлении Охраны правопорядка ключ, побыть в доме хоть часик. Дважды Ёжики так и делал. А потом не стал: слишком грустно было уходить из дома.
Мама теперь снилась реже. И оставалась одна горькая отрада - Кольцо. мамин голос...
У каждого лицеиста была своя комната. У Ёжики - угловая, на втором этаже, окнами в парк.
...Кантор включил свет.
- Вы прилягте, Матиуш, я позову доктора.
- Зачем? Ничего со мной не случилось.
- Ну все-таки...
Ёжики лег на узкую тахту. Она была твердая (мальчикам не следует нежиться в мягких постелях). Кантор присел на краешек. "Сейчас начнется: будет нагонять дремоту". Мягкие ладони легли на лоб.
- Ох как ты устал, мальчик...
"Знаем мы эти трюки". Ёжики запросто мог бы не подчиниться усыпляющему воркованию, но не все ли равно?
Дрема накатывалась. Ладони прошлись по щекам, по плечам, по рукам, по телу, задержались на бедрах. Скользнули по ногам, смывая с них саднящую усталость. Осторожно сняли сандалии (Ёжики сквозь вязкое забытье уловил укоризненный вздох: ох, мальчик, в обуви на тахту...)
Потом Кантор, кажется, вышел. Лежать было хорошо, но остатки колючего беспокойства - последние такие иголочки - мешали полному покою. И Ёжики резким толчком нервов разорвал сон.
Он лежал теперь, по-прежнему неподвижный, с прикрытыми глазами, но с ясной головой. Сквозь сомкнутые ресницы видел на потолке рельефный узор с темными глазками в завитках орнамента. Каждый лицеист знал, что в одном из глазков широкоугольный объектив ректорского экрана. Дабы ведомо было ректору, чем заняты подопечные чада наедине. И ректор знал, что лицеисты это знают и заклеивают глазки. И был поэтому еще один объектив, укрытый за решеткой зимнего обогревателя. Знали и про такой, закрывали, если надо. Но были, говорят, и еще - совсем хитрые и, скорее всего, с инфракрасным приемником, чтобы темнота не укрывала воспитанников от наставнического ока. Ну и наплевать! Ёжики скрывать нечего. Разве что Яшку. Но поди разбери на экране, что там делает мальчишка с маленьким школьным компьютером типа "Собеседник"...
Однако сейчас Ёжики хитрил, притворялся дремлющим. Увидел из-под опущенных век вошедшего опять Кантора и доктора Клана, высокого, со щетинкой седых волос и лицом старого гусарского полковника из кино про наполеоновские войны. Без халата, в старомодном парусиновом пиджаке.
- Эк ведь умаялся бедняга... - Доктор мягко взял Ёжики за локоть.
Ёжики неразборчиво бормотнул, как положено человеку в липкой дремоте полугипноза. Выше локтя ткнулся холодный пятачок безболезненного шприца (наверное, с бактерицидкой, на всякий случай). Датчики докторской машинки, тоже холодные и влажные, присосались у пульсирующих жилок: на шее, у ключицы, на запястье, под коленкой... Ёжики дернулся от щекотки (это можно и во сне).
- Ничего, ничего, вояка... сейчас... По-моему, профессор, все в порядке. - Доктор говорил громко. Не только ректору, но так, чтобы и мальчик слышал сквозь дрему. - По-моему, все в пределах нормы. А то, что вы сказали... Эта станция, поезд... Такое бывает в начале переходного возраста. Особенно у этих ребят. Своего рода сон наяву. И твердая уверенность в реальности этого сна...
"Неужели и в самом деле сон? Доктор - не Кантор, он вроде бы никогда не хитрит..."
- Значит, никакого лечения? - так же громко сказал Кантор.
- Никакого... Стоит понаблюдать немного. А вообще это объяснимо и даже естественно у мальчика с таким индексом воображения.
...Ох уж этот индекс воображения! Как его измерили, откуда взяли, что он у Матвея Радомира выше всех в лицее? Люди с воображением стихи пишут, картины рисуют, в артисты стремятся. Или музыку сочиняют. А он в музыке, ну, совсем ни бум-бум. хоть и сын композитора и дирижера... Он даже Задумчивого Кролика-то сыграл благополучно лишь потому, что там одно требовалось: быть задумчивым. Но Кантор говорит, что раннее проявление таланта не обязательно. Все в свое время. Главное пока - постигать программу лицея. Ведь недаром же Матиуш попал сюда. В Особый суперлицей берут лишь тех, у кого какие-то сверхспособности. В самых разных проявлениях...
Однажды Ёжики спросил: как это Кантор сумел разглядеть его "индекс воображения" там, во время осады, сквозь силовое поле и стекла? Кантор сказал, что в тот вечер, проходя мимо, он просто увидел в стеклянном холле мальчишку, которому грозила толпа не очень умных людей. И бросился на защиту. Конечно, задача Командорской общины, которой принадлежит лицей, - прежде всего забота о детях с особой одаренностью, ибо за ними будущее. Но если плохо любому ребенку, какой командор пройдет мимо?.. Однако уже там, в доме, он, кантор, увидел, что мальчик действительно с большими способностями...
"Наверно, когда я вас трахнул ногой", - не раз порывался сказать Ёжики. Но молчал, конечно. Хотелось ему и спросить: "Как вы прошли сквозь поле?". Но он понимал, что Кантор отвертится: когда, мол, ребенок в беде, у меня появляются сверхсилы, должность такая. Или еще что-нибудь в этом роде...
Доктор Клан ушел. Ёжики расслабленно пошевелился, открыл глаза. Кантор стоял спиной к нему у растворенного окна. Почуяв движение и взгляд, вздрогнул, неловко дернул рукой. Обернулся. За ним, в окне, был черный парк, клейкая, без прохлады, ночь... Сдвинуть бы стекла и включить кондиционер!..
Ёжики медленно сел.
Кантор сказал добродушно:
- Доктор уверен, что все в порядке. Вам надо просто отдохнуть. Стелите постель и ложитесь... Или хотите ужинать?
- Лягу.
- Вам помочь?
- Что я, умирающий?
- Ну, не ершись, мальчик... Я прошу, не выключай ночник, чтобы дежурный мог понаблюдать, как ты спишь. Доктор велел... Глазок не заткнут?
- А что, инфракрасный не работает? - мстительно спросил Ёжики. Откровенность за откровенность.
- Ох, Матиуш... Ну, откуда эти выдумки?
- Индекс воображения...
Ёжики чувствовал себя вполне бодро. Не было усталости. Лишь на бедре царапалась маленькая, но надоедливая боль. Ёжики украдкой поддернул коротенькую штанину. На коже припухли царапины, словно след кошачьей лапы.
Но ведь это!.. Ладно, про порванную майку ничего не докажешь, но здесь-то след от якорька!
Ёжики торопливо зашарил в кармане. Якорька не было. Не было якорька-малыша, выросшего под лопухом на холмистом заброшенном поле.
Но ведь раньше-то он б ы л! Вот царапины от колючей лапки. И вишневый стеклянный шар был. И Филипп, и Рэм, и Лис!.. Идите вы к черту с вашим индексом воображения!
Кантор смотрел пристально и шевелил пальцами сложенных на груди рук. Пальцы пухлые, большие, но... ловкие. Прошлись по майке, по карманам...
Они встретились глазами. Кантор встал странно, левым плечом вперед. Словно против сильного ветра. Или против силового поля, когда он шел от калитки к дому.
А все-таки, все-таки к а к он сумел пройти сквозь силовой барьер, который не может преодолеть никто?.. Кто вы, господин Кантор? И зачем вы мне врете?.. Или не только мне?
Мальчик Ёжики опустил глаза. Не от робости. От боязни, что Кантор догадается, о чем думает Матиуш. Надо быть хитрым. Матвей Юлиус Радомир ступил на тропу войны. Неизвестно, с кем, с каким злом, но это - зло. Это - война. И сдержанность нужна сейчас, как маскировочный комбинезон десантнику.
Ёжики зевнул:
- Все-таки голова гудит, лягу.
- Конечно, конечно...
- Значит, доктор считает, что все мне приснилось?
- Ну, Матиуш, посуди сам...
- Ладно...
- У меня к тебе просьба, мальчик. Не уходи несколько дней из лицея. Сам понимаешь...
- А форменный костюм? Он же в камере хранения.
- Пустяки, я скажу, утром принесут новый... Хотя, по-моему, он тебе и не нужен. Мне кажется, у тебя на лицейскую форму просто аллергия какая-то.
Ёжики повел плечом: что, мол, поделаешь.
- Не понимаю, мальчик, почему ты до сих пор не полюбил наш лицей? К тебе здесь всей душой... Не понимаю...
- А я не понимаю, почему меня не пускают домой! Давно мог бы жить там с тетей Асой...
- Ты же знаешь, я искренне хлопочу...
"Ага, хлопочешь ты..."
- Кстати, Матиуш, завтра вам лучше не ходить на занятия. Почитайте, посмотрите кино, отдохните. Доктор зайдет...
- Ну да, целый день в комнате сидеть! Пойду в школу.
- 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 -