Лия Симонова
Повесть
(Журнальный вариант)
Рисунки А. Остроменского
Круг
1
Был холодный осенний день тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Надежда Прохоровна сидела одна в своем директорском кабинете, и ей казалось, что ветры за окном сшибаются и стонут. И, невидимые, тайком проникают в школьный дом, оттого она никак не может согреться. Она закуталась в шаль, попыталась, хоть ненадолго, отключиться от всего, что так сильно волновало ее. Но мучительная тревожность не отступала, напротив, последнее время она все усиливалась и перерастало в предчувствие беды. Надежда Прохоровна запрещала себе думать об этом, мысленно прикрикивала на себя: "Прекрати! Не раскисай!", и как будто точно знала: беды не миновать...
|
Лия Симонова
Моя повесть "Круг", ...ушла к читателям, а я каждый день заглядывала в отдел писем, чтобы узнать: нет ли вестей? Друзья сочувственно улыбались, а потом стали передавать мне письма - десятками, пачками, много писем. Я не считала их... Мне, как и всякому писателю, важно и дорого было понять: удалось ли мне своими смятенными мыслями пробудить ответную мысль в тех, для кого я писала? Отозвалась ли тревогой, сомнением моя боль, мое беспокойство в душах тех, кто на перепутье между детством и взрослостью, кому, по глубокому моему убеждению, труднее всех в непростом сегодняшнем времени?.. "...Я и все ребята нашего класса с большим волнением прочитали повесть "Круг", - написал В. Г. ... - В ней о жизни, о сверстниках, о проблемах времени. Мы обсуждали повесть на уроке русской литературы... и каждый высказал свое мнение..." Среди этих ободряющих откликов было и сердитое длинное письмо от Л. И, Б. ... : "...Дети только строят свою совесть, им нужны примеры со знаком плюс... Можете называть меня ханжой, у нас плюрализм... Мне 40 лет. Нас, таких ханжей, набереться вместе с бабушками и дедушками больше половины населения... Так что, уважаемый друг, дерзай со своей перестройкой со знаком минус, авось получатся положительные результаты". Что ж, я разделяю тревогу Л. И. за будущее детей, своих и всех других. Когда перестраивается жизнь, обновляется дом, детей никак нельзя упускать из виду. И положительные примеры во все времена необходимы растущему человеку для подражания, верно. Но верите ли вы, Л. И., что ваша дочь столкнется в жизни только со знаком плюс, а окружать ее будут исключительно положительные герои, всякий день совершающие достойные подражания поступки? Подумайте, имеем ли мы право отправлять наших детей в трудную, полную неожиданностей дорогу в розовых очках и белых перчатках? Не боязно ли за них, если в жизни подлинной, непридуманной и неприукрашенной столкнутся они со многими минусами и по нашей вине окажутся к ним не готовыми. Не слишком ли долго усыплялись мы ложью, которую дети нам не прощают?! И не простят, если даже в сегодняшнем стремлении к правде мы станем на пути их желания разобраться в себе и в том, что происходит вокруг. Только в реальной ситуации, войдя в нее вместе с детьми нашими, мы можем помочь им увидеть себя со стороны, понять и оценить действия свои и тех, кто рядом, определить для себя, что достойно, а что заслуживает осуждения. Только так, прислушиваясь к ним и проявляя сопричастность к их радостям и тревогам, мы сможем уберечь их от ожесточения, черствости и равнодушия. Только приблизившись, а не осуждая, хоть как-то объясним им свою жизнь, свое прошлое и настоящее, во имя общего будущего! Другого пути к нашим собственным детям нет!.. Письма, которые я получила, убеждают в этом. "Спасибо за правду!" - так написали многие... "Пионер" |
Когда в дверь постучали, она вздрогнула, испугалась, что увидят ее такой поникшей, быстро справилась с собою и, словно по команде, вечно звучащей внутри нее, приняла привычный торжественно-величавый облик.
- Ой, извините, - выпалила с порога взрослая девочка, просунула в дверную щель по-мальчишечьи коротко стриженную голову. Получив приглашение войти, она тут же изобразила взволнованность, сделав вид, что едва справляется с нарушенным от стремительного бега дыханием.:
- Меня... послали... за вами... Ольга... Яковлевна... Она... зовет... вас... на помощь...
Девочка была долговязая, нескладная. Выдавали ее глаза, невозмутимо спокойные. Они смотрели на директора с наигранным сочувствием.
- Что-то еще натворили? - сурово полюбопытствовала Надежда Прохоровна.
- Ну, что такое мы могли натворить? - разыграла удивление девочка, интонацией ловко маскируя издевку. - Вы же знаете, Ольга Яковлевна с нами не справляется...
Появившись в классе, Надежда Прохоровна обнаружила, что, несмотря на ее просьбу, не раз повторенную, большинство ребят сидит на уроке в красно-белых шарфах. Так они выражали приверженность "Спартаку", поскольку красный и белый - цвета этой команды.
Игра в фанатичную преданность спортивному клубу, казалась Надежде Прохоровне нелепой. Но она все же старалась уяснить скрытый от ее понимания смысл этой игры, хорового скандирования рифмованной фразы: "В Союзе нет еще пока команды лучше "Спартака" и малевания на стенах здоровенной буквы "С", которую обводят ромбиком и перечеркивают по диагонали.
Она наблюдала и терпела. Но представление усложнилось. Она увидела, что девочки напялили на себя пиджаки мальчишек, а мальчики втиснулись в шерстяные кофточки своих одноклассниц. С ее приходом никто не изменил ленивых, разболтанных поз и не прекратил возить во рту жвачку. Надежда Прохоровна не выдержала.
- Что за маскарад? - сходу и грозно спросила она, будто продолжая недавно прерванный разговор, - Опять безобразничаете? Что случилось еще? - Перенесла она гневный взгляд на молоденькую учительницу.
Худенькая, хрупкая Ольга Яковлевна выглядела чуть старше своих учеников. Втянув голову в плечи, она не отрывала глаз от пола. Теперь когда обращались непосредственно к ней, она подняла глаза, полные смирения и покорности, явно расчитывая на поддержку директора. Но ответ пришел не от нее.
- Что случилось? - поднялась во весь рост Холодова, та самая нескладная девочка, которую посылали за директором. - Трудно понять? Мы на грани! - И села, метнув в сторону Ольги Яковлевны уничтожающий. ненавидящий взгляд.
Надежда Прохоровна посмотрела на ребят и увидела такие же ненавидящие глаза.
- Они на грани, - едва слышно повторила Ольга Яковлевна. - Им не нравится, как я убираю кабинет. Столы плохо вытерты, и они отказываются заниматься...
Ребята тотчас заметили, что в ее глазах заплясали злые огоньки - отблески недавнего боя, и поняли, что бой не окончен, и классная надеется его выиграть.
- Что такое? вы сами убираете кабинет? - недоумение Надежды Прохоровны было беспредельным и яростным.
- Что поделаешь? - обреченно вздохнула Ольга Яковлевна. - Они давно уже отказываются дежурить... - Тайно от директора, но вполне победоносно она поглядывала на свой непокорный класс, и все почувствовали, что она выигрывает. Только потрясенная Надежда Прохоровна ничего не замечала.
- Отказываются дежурить? - продолжала она на высокой ноте. - Мы изо дня в день печемся об усилении трудового воспитания... - Она чуть задержалась на слове, в волнении не сразу выстроив фразу. Тут ее и настиг бесстрастный, теперь не имеющий интонаций голос Холодовой.
- Простите, Надежда Прохоровна, но вы неправильно понимаете трудовое воспитание. - Девчонка в упор посмотрела на директора, а потом так же - на учительницу. рано, мол, торжествуешь.
Надежда Прохоровна побагровела. Величие ее померкло.
- Марш за тряпкой! - приказала она. - И сейчас же вытереть все столы!
Холодова спокойно взяла с доски тряпку, тщательно прополоскала ее под краном, благо они находились в кабинете физики, и, не торопясь, начала протирать столы. Несколько человек бросились ей помогать, вытягивая тряпку из рук и затевая возню. Надежде Прохоровне стало ясно, что Холодова нарочно провоцирует ее, показывает ей беспомощность окрика, обветшалость якобы законного, годами сложившегося учительского права на беспрекословное повиновение.
- Вот паршивка! - вырвалось у Надежды Прохоровны, и лицо ее исказилось. - Спектакль устраиваешь?! Все по местам!
- Я делала то, что вы просили, - вернувшись на место, словно размышляя над происходящим, невозмутимо произнесла Холодова, - а вы меня оскорбляете. Вам позволено все, нам ничего, так несправедливо. Я тоже хочу сказать... - Голос ее чуть дрожал, но говорила она уверенно:
- Силою власти вы можете заставить меня или кого-то из них, - она кивнула на одноклассников, - вытереть столы. Но надо же, чтобы мы хотели сделать это снова. А мы не захотим.
- Не захотим! - поддержали ее с задних парт.
- Вот видите, - удовлетворенно произнесла Холодова. - Вы не думайте, мне не трудно. И у меня получится лучше, чем у Ольги Яковлевны, потому что я как следует прополоскала и отжала тряпку. Она не испачкает столы мелом. Делая все кое-как, нельзя надеяться, что кто-то с охотой включится в твою работу. Понимаете?..
Это "понимаете?" труднее всего далось Надежде Прохоровне. Девчонка смеет так говорить с ней, директором школы. И она снова не сдержалась:
- Философствуете! Говорить научились! А вести себя и трудиться не научились! Так вас вопитали в показательной школе?!
- Показушной! - выкрикнули с задних парт. И это сразу отрезвило Надежду Прохоровну. Что же такое она говорит? Не сумела вовремя останвоиться...
Холодова не давала ей опомниться. Помолчав, как бы пропустив мимо себя директорские слова, девочка еще и одобрила Надежду Прохоровну, что тоже оказалось непросто стерпеть:
- Тут вы правы. В нас не воспитано желание трудиться. - Можно было позавидовать ее выдержке и умению легко складывать слова. - Нет потребности. Но мы же в этом не виноваты... - Цепким изучающим взглядом она обежала всех присутствующих и, решив, что может еще несколько минут занимать общее внимание, ловко выхватила из портфеля толстую тетрадь. Листнув страницы, прочитала: "Человек со стороны тела создан для труда. Но мы видим, что вместе с ним рождается только способность к этому: человека нужно постепенно учить и сидеть, и стоять, и ходить, и двигать руками для работы. Итак, откуда же у нашего духа было бы преимущество, чтобы без предварительной подготовки он сделался бы совершенным благодаря самому себе и через себя?" Ну вот, - заключила она, - это написал ваш предшественник, Ян Амос Коменский. Еще в восемнадцатом веке. Вы тоже, наверное, читаете "Великую дидактику"? Или только газеты?..
Сзади крикнули:
- Да здравствует Холодова!
- Да здравствует "Спартак"! - подхватили голоса. - В Союзе нет еще пока команды лучше "Спартака"!
- "Динамо" Минск? - чуть обернувшись к классу, вробе бы спросил у ребят длинный худющий парень, с волосами едва не до плеч.
- Нет! Нет! Нет! - ответили ему.
- "Зенит" Ленинград?
- Нет! Нет! Нет!
- Ольга Яковлевна? - длинный парень по фамилии Прибаукин стоя дирижировал, размахивая длинными руками.
- Нет! Нет! Нет! - в едином дружном порыве неистово орал класс.
- Анатолий Алексеевич?
- Да! Да! Да! Даешь Анатолия Алексеевича!
Жутковатая это была забава. Надежда Прохоровна почувствовала, что у нее пересохло во рту и ослабли колени. Ольга Яковлевна стояла рядом, отвергнутая, ненужная им, снова втянув голову в плечи и не отрывая глаз от пола. А ее класс, ее ученики, жестоко, безжалостно продолжали скандировать:
- Ана-то-ли-я А-лек-се-еви-ча! - Классным! Анатолия! Алексеевича! - И, должно быть, намекая на то, что на нового директора еще возлагаются кое-какие надежды:
- Надежда! Надежда! Надежда Прохоровна! Просим! Классным! Анатолия! Алексеевича!
И вдруг разом все прекратилось. Встала аккуратная девочка, Оля Киссицкая, и деликатно попросила:
- Простите нас великодушно! - Она прижала к сердцу пухленькие ручки и склонила голову. - Нам не хотелось бы ссориться, но мы на грани. Поймите нас...
- Я только тем и занимаюсь, что пытаюсь понять вас. - Надежда Прохоровна умела быстро взять себя в руки. - Скоро педсовет, мы все обсудим...
Что именно обсудит педсовет - поведение ребят или их просьбу, высказанную в столь непривычной форме, - оставалось неясным. Но директор, горделиво вскинув голову, поспешно покидала класс, и они увидели ее прямую, подчеркнуто стройную спину. Вслед за директором и Ольга Яковлевна выбежала из класса.
2
Стремительно передвигаясь, Надежда Прохоровна пыталась успокоиться, но у нее не получалось. Не могла она больше выносить ерничества, ироничности, невозмутимости, бесконечных дерзостей. Одна Холодова чего стоит?! Откуда в этой долговязой девчонке такая наглая смелость? Такая беспощадность? Неформальный лидер! И не придерешься. Лучшая ученица.
Не только в классе, в школе. Редкая память. Учителя, если урвут время, то прочтут Макаренко или Сухомлинского, а эта, отличница, знает и Блонского, и Выгодского, и Шацкого, все достает!.. И ни один мускул не дрогнет на ее лице, когда она в упор расстреливает своими немигающими глазами: "Ольга Яковлевна не знает физики! Пока не поздно, пусть займется чем-нибудь другим!" Только шея покрывается красными пятнами, но это уже от нее не зависит. Робот!..
Надежде Прохоровне хотелось побыть одной, но не успела она закрыть за собой дверь кабинета, как в нее постучали. Стук был характерный, нетерпеливый, барабанящий, и она не обманулась. Вошла завуч, Виктория Петровна, грузная, страдающая одышкой, постоянно возбужденная женщина.
- Я все уже знаю, - сразу же объявила она, - Ольга Яковлевна рыдает! А эти изверги все изголяются! Все выпендриваются! - Она не церемонилась в выборе слов. Напрасно, напрасно вы, уважаемая Надежда Прохоровна, с ними сюсюкаете, чохаетесь с ними! Они так совсем на голову сядут, голуба моя, предупреждаю!..
Надежда Прохоровна видела, как недоверчиво косится на нее завуч, словно прикидывает, будет ли толк из новой директрисы. И она невольно подумала, как неуютно, наверное, детям под тяжестью этого подозрительного взгляда...
- Что прикажете делать? - по возможности спокойно спросила она и поймала себя на том, что постоянно оправдывается перед завучем. - Я и так сегодня вышла из берегов, кричала на них...
- Неужели кричали? - Не скрывая удовольствия, Виктория Петровна опустилась на стул и заинтересованно посмотрела на директора. - Ну, это уже прогресс вперед!
"Прогресс вперед" рассмешил Надежду Прохоровну, а ее собеседница обиделась.
- Не вижу смешного, - осуждающе произнесла она и назидательно добавила: - Кричать на них мало. Их надо наказывать! Наказывать надо!
- Ох, Виктория Петровна, Виктория Петровна, неутомимая вы женщина, - посетовала Надежда Прохоровна. - Много ли дают ваши телефонные звонки родителям. Только озлобляют их, а заодно и ребят. Да они уже в пятом, даже в четвертом классе понимают, что наказать их вы не можете. Двойки не поставите, вам проценты успеваемости нужны для отчета. Из школы не прогоните, у нас всеобщее среднее образование. Ну, а кричать громче станем, думаете, они нас лучше услышат? Все слова, слова... Потонули мы в словах... - Она встала, подошла к окну, и, поливая из небольшой красной леечки цветы, предложила:
- Давайте-ка я, как раз к случаю, расскажу вам забавную историю. Летит самолет. Один пассажир, несмотря на увещевания стюардессы, пристает к соседям. Стюардесса и так с ним, и эдак, и просит, и требует, а он будто и не слышит. Наконец, когда она слишком уж надоела, он вдруг как гаркнет на весь салон: "Не мелькай, милочка! Если я тебя не устраиваю, высади меня!" А самолет на высоте десяти тысячи метров...
Улыбаясь, Надежда Прохоровна повернулась к завучу. На неподвижном лице Виктории Петровны не появилось даже малейшего подобия ответной улыбки. История, случившаяся на высоте десяти тысяч метров, оставила ее безучастной.
- Безнаказанность, - заключила она, - ведет к распущенности. За последнее время, - завуч намекала на время директорствования Надежды Прохоровны, - эти изверги распустились до предела!
"У нее вовсе отсутствует чувство юмора", - с досадой отметила Надежда Прохоровна, а вслух произнесла:
- Ольга Яковлевна не справляется с классом. Ребята не хотят ее, просят Анатолия Алексеевича. Есьт ли смысл им отказывать?..
Виктория Петровна оставила вопрос без ответа. Плотно сомкнула тонкие губы, и Надежда Прохоровна вдруг заметила, что завуч нервно теребит в руках какие-то бумаги.
- Вот, полюбуйтесь, - дождавшись подходящего момента, не без некоторого торжества протянула она директору одну из этих бумаг.
Это было сообщение из милиции. Быстро пробежав его глазами, Надежда Прохоровна узнала, что "подростки Клубничкина Мария, Дубинина Ольга, Тесли Юстина, Прибаукин Вениамин, Столбов Алексей и Попов Валерий задерживались за нарушение общественного порядка и поставлены на учет в детской комнате милиции". Больше всего Надежду Прохоровну поразило, что среди нарушителей оказался тихий мальчик с ангельским личиком, комсорг класса, Валерик Попов.
Опережая возможные вопросы, Виктория Петровна молча передала Надежде Прохоровне еще один листок бумаги, на котором уже рукою завуча было написано: "Акт совершения недостойного поступка обсужден на классном собрании совместно с родителями. Проведена беседа директора лично с каждым учеником. Закреплено шефство учителей за данными учениками персонально".
Надежда Прохоровна недоуменно посмотрела на завуча.
- Что вас тревожит? - не поняла Виктория Петровна. - Совершенные злодеяния или указанные здесь меры по их искоренению? Обещания мы исполним, чуть позже, а реагировать обязаны немедленно!
В дверь снова постучали. На пороге появился Анатолий Алексеевич. Виктория Петровна обрадованно вскочила навстречу, немало удивив Надежду Прохоровну. - Ну? Что эти изверги говорят? Милиция сигнализирует, что они хулиганили в подъезде!..
- Я думаю, это не совсем так, Виктория Петровна, и я прошу вас больше не давать мне таких поручений, посреднических, извините, это как-то неловко... - Несмотря на решительность слов, Анатолий Алексеевич совсем по-ученически топтался возле завуча. - У них было важное дело. Они хотели его обсудить. Шел дождь. Пришлось забежать в подъезд. Поднялись на второй этаж и громко спорили. Жиличка с этого этажа, как они говорят, оказалась слабонервная. Позвонила в милицию. Сейчас же все боятся подростков. А их необходимо послушать! - твердо произнес Анатолий Алексеевич и с надеждой посмотрел на директора.
- Их послушать, волосы дыбом встают, - мрачно проговорила Виктория Петровна, пристально изучая своих коллег. - Если им во всем потакать, завтра они свергнут и этого избранника. В школе непозволительна анархия, в школе необходим порядок! И все обязаны ему подчиняться!
1983-1985 гг.
Журнал "Пионер" 1989
- 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 -