Лия Симонова

Повесть
(Журнальный вариант)

Рисунки А. Остроменского

 

продолжение

 

3
   Отслужив в армии положенный срок, Анатолий Алексеевич вернулся в педагогический институт, только уже на вечернее отделение. Мама, которая никогда не болела, внезапно умерла от инфаркта, и он вынужден был самостоятельно зарабатывать на жизнь. Он устроился в школу преподавателем начальной военной подготовки. Этой осенью, уже с дипломом историка, Анатолий Алексеевич начал вести и свой любимый предмет, и его уроки нравились ученикам. Он чувствовал, что ребята тянутся к нему, старался не избегать их испытующих взглядов и острых вопросов, которые нередко и его самого ставили в тупик. Тогда он честно признавался им в этом, как советовала ему мама, которая тоже была учителем истории.

   Получив классное руководство, Анатолий Алексеевич подолгу оставался с ребятами. Иначе как он мог бы понять их?!  А ему, прежде всего, хотелось понять...  Он обещал им в дни ноябрьских праздников пойти в поход. Договорился с шефами, молодыми сотрудниками научно-исследовательского института, что они проведут в школе дискотеку, даже с диск-жокеем. Ребята обрадовались, казалось, успокоились, а на следующий день ушли с уроков. 

   Виктория Петровна, как всегда, первой узнала о том, что класс в полном составе исчез с занятий, и бушевала в кабинете директора:
   - Я предупреждала. Попустительство к добру не приведет. Их надо наказать! Я настаиваю! Никаких вечеров! Никакой распущенности с диск-жокеями!..
   Анатолию Алексеевичу показалось, что Надежда Прохоровна   растеряна и колеблется.

   - Я помню, в нашем небольшом городке, - неторопливо стала она рассказывать, - показывали трофейную картину. Были послевоенные годы, заграничных фильмов мы раньше не видели, и народ валил в кино. На вечерние сеансы билеты достать было невозможно, мы удрали с урока, с последнего, конечно. Директор школы в наказание послала наш класс разгружать машину дров, которые завезли на зиму. Мы без звука дрова перетаскали, да еще напилили да накололи. Все было справедливо, мы остались друзьями. А тут, мы по одну сторону забора, они по другую. Как перебраться?

   - Давайте поговорим с ними, - робко предложил Анатолий Алексеевич.
   - Уже говорили, - отрезала завуч. Даже совместно с родителями. Второй раз этой корриды мое сердце не выдержит!
   - Ну, вы можете не участвовать в разговоре, - мягко посоветовала Надежда Прохоровна , - а нам с Анатолием Алексеевичем все же надо понять, что происходит...
   - Я не привыкла не участвовать, - обиженно и в то же время надменно заявила Виктория Петровна. - Наше поколение не пугалось трудностей. Но потакать им я не намерена.
   - Я думаю, к вашему уроку, Анатолий Алексеевич, они вернуться. Он последний? - Директор просматривала табличку расписания, которая лежала у нее на столе, под стеклом. - Значит, после урока я жду вас с классом.

   Надежда Прохоровна не ошиблась. Они пришли на историю. 
   - Где вы заблудились? - попытался пошутить Анатолий Алексеевич, от растерянности не зная как себя вести.
   - В Бермудском треугольнике, - ничуть не смущаясь, отвечали они, словно бегство с двух математик, физики и биологии было делом вполне приличным.   Анатолий Алексеевич знал, что Бермудским треугольником именуется у них пространство между Универмагом, Универсамом и "Детским миром" и, поразившись откровенной наглости ответа, сказал с обидой:
   - Вы, ребята, уж совсем зарвались!..
   А они ему в ответ, по-свойски, с дружеским доверием:
   - Приходится рваться, Свободно же не дают.

   Оказалось, они стояли в очереди за кроссовками. Пока ждали, успели съездить к родителям, к знакомым за деньгами, наврали, что "Детский мир" приехал в школу на распродажу. И совершенно не испытывали вины. Виноватой они считали промышленность, которая не поспевает за спросом. И учителей, на уроках которых скучно.

   К директору они тащились нехотя. В директорском кабинете, падая на стулья, расшвыривали по полу потрепанные портфели и сумки.
   - Итак, мы снова все вместе, - сказала Надежда Прохоровна , царственно улыбаясь.
   - Команда знатоков против команды любителей, - в тон ей сразу же бросил вызов сутуловатый, сумрачный Слава Кустов. Все потихоньку захихикали. Надежда Прохоровна  не захотела этого услышать.
   - Вы и на сей раз ни в чем не виноваты?..

   - Ну, почему же? - живо откликнулся теперь уже Пирогов, высокий красивый подросток, с умным, чуть надменным лицом. - У вашего вопроса, уважаемая Надежда Прохоровна, есть, как минимум, два аспекта.  - Сегодня он захватывал инициативу. - С одной стороны сложности нашей жизни: ну, там, всякие трудности с экономикой, которая должна быть экономной, но не хочет, потом происки империалистов, вынужденные расходы на вооружение, помощь развивающимся странам... - Перечисляя, он загибал пальцы. - Что еще? Мы все это понимаем. И не в обиде. Три часа безропотно стояли в очереди...  С другой стороны, нехорошо, конечно, уходить  с уроков, тем более надолго. Надолго больше не будем. Кроссовки мы купили. Но... - он нарочно помолчал, - но, если откровенно и доверительно, то нам на уроки являться не хочется. - И он посмотрел на директора таким очень честным взглядом.

   Надежда Прохоровна на этот раз держалась абсолютно спокойно. Включаясь в интонацию мальчика, она спросила с иронией:
   - Не будешь ли ты, Пирогов, так любезен, объяснить, что вас не устраивает?
   - Отчего же, - нисколько не затрудняясь, согласился Пирогов, - научимся, наконец, быть деловыми людьми и скажем кратко: "Все".
   На голове у делового человека красовался венок из серовато-блестящих вертушечек с детской игрушки - флюгера. Этот венок, по всей видимости, олицетворял венец из белых роз, и Пирогов не посчитал необходимым снять его перед появлением в кабинете директора.

   - Не хочется вводить вас в заблуждение, - продолжал он церемонно, - сегодня с утра я немного задержался. Войдя в класс, я почувствовал, что обстановка накалена до предела, и наша уважаемая Антонина Кузьминична готова впасть в истерику. Допустить такое было бы  весьма прискорбно. Я незаметно вышел, - беззастенчиво повествовал он, словно находился в компании сверстников, - завел будильник, который случайно оказался в моем портфеле, и поставил у приоткрытой двери. Он зазвонил. Все закричали: "Ура! Звонок!"И Антонина Кузьминична, хотя как и все, понимала, что звонок ненастоящий,  уверяю вас, тоже обрадовалась. Ей еще меньше нас хочется присутствовать на собственных уроках.  Ну, а дальше, вы уже знаете. Мы пошли подышать воздухом свободы и...  тут совсем некстати выбросили кроссовки...  Как было не подобрать такую прекрасную кость?..

   Виктория Петровна жадно глотнула воздух. Ее тяжелое, неподвижное лицо сделалось влажным от возбуждения, и она вдруг стала сползать со стула, на котором сидела всегда так прочно. Анатолий Алексеевич поднялся, чтобы подать ей стакан воды. Ребята смотрели равнодушно. Больное сердце Виктории Петровны  не вызвало у них   сострадания.
   
   - Можно мне сказать? - подняла руку, будто не видела недомогания завуча, Клубничкина, крупная, румяная девочка, с копной бронзовых кудрей.
   - Ну, говори, Клубничкина, что ты хочешь сказать? - неохотно согласилась Надежда Прохоровна, с тревогой поглядывая на завуча.
   - Я хочу сказать, - тряхнув бронзовой гривой, встала Клубничкина, - что ваши разговоры-уговоры - сплошная демагогия. Вас причины не интересуют, только следствия...  Мы же на математике ничего не понимаем! Говорим Антонине, то есть Антонине Кузьминичне: "Бесполезно слушать то, что не понятно". А она: "Не хотите слушать, не приходите на мои уроки, сдавайте зачеты!"  Мы согласились. Перестали ходить на уроки, так Антонина побежала к вам жаловаться. Натуральная демагогия!

   - Ты сама демагогию не разводи! - удивительно быстро справилась с недомоганием несгибаемая Виктория Петровна. - Учись как полагается, и будешь все понимать!
   - Как учите, так и учимся, - огрызнулась Клубничкина, ожесточаясь. - Прогнали хорошего учителя математики, ко двору не пришлась?!
   - Что ты себе позволяешь? - снова, едва дыша, не жалела себя Виктория Петровна. - Ты становишься просто злом школы!
   - Зло школы не я, - грубо отразила удар  Клубничкина. - и все тут, кроме вас, это понимают. А позволяю я себе не так уж много. Надежда Прохоровна спрашивает, я ей отвечаю. Если вы снова согнали нас сюда каяться, то и не зачем было. Достаточно нас унижали уже на собрании с родителями. - И больше не замечая Викторию Петровну, она обращалась только к Надежде Прохоровне:
   - Нужны хорошие учителя. И специализация. Зачем мне математика, если в жизни она не пригодится?

   - Тебе могут пригодиться только кавалеры! - никак не могла успокоиться Виктория Петровна. 
   Клубничкина не удостоила ее вниманием, продолжала:
   - А тем, кому без математики не обойтись, нужно преподавать ее всерьез. Не как в трехстах километрах от железной дороги...
   - Маша Клубничкина! - подал сигнал длинный, длинноволосый Прибаукин.
   - Да! Да! Да! - немедленно подхватил хор.

   - Ты что-то хотел добавить к сказанному, Вениамин? Слушаем.
   Вениамин Прибаукин не спеша встал, постоял молча и пробасил:
   - На физику тоже приходить не будем, Аленке... - Поправился: - Ольге Яковлевне... учить противопоказано. - И сел. Уже сидя, добавил: - Двуличная она. - Но вы, - сказал он, указывая пальцем на Викторию Петровну, - этого не поймете. Вам тоже в школе трудно.
   - Хорошо, что понимаете, как с вами трудно, - переосмыслила реплику Прибаукина Надежда Прохоровна. Он тихо хохотнул и стал смотреть в окно.

   - Ну, если уж пошел столь откровенный разговор, - старалась изо всех сил удержаться  Надежда Прохоровна, - то давайте разберемся, какие трудности с биологией.
   - Кожаева! Мария! - скомандовал Прибаукин. - На выход! Твой номер!
   Тоненькая, бледнолицая девочка, с глубоко посаженными глазами, скептически взирающими на мир, застенчиво сказала:
   - На уроках биологии и географии скучно. Учительница биологии заменяет себя телевизором, а географ на каждом уроке показывает учебные фильмы...
   - Что же в этом предосудительного? - с трудом втягивала воздух Виктория Петровна, то и дело вытирая платком вспотевшее лицо: - Все это предусмотрено программой.
   - Да, нет, предосудительного, наверное, нет, - вяло отбилась Кожаева, - только телевизор и кино можно смотреть и без учителя. Общения не хватает. Компьютер, и тот способен взаимодействовать, отвечать на вопросы...
   - А какие у тебя вопросы? - Надежда Прохоровна решила выяснить все до конца.
   - Вопросы? - переспросила девочка. - Всякие. Можно ли, к примеру, биологической энергией лечить людей? Представляете, сколько семей сохранилось бы, если вылечивали алкоголиков?!

   - Без вас этих вопросов не решат! - не унималась Виктория Петровна. - Лучше бы в учебник почаще заглядывали, чем развлекаться антинаучными бреднями!..
- Вот так не надо, - девочка волновалась. Щеки ее разрумянились, глаза оживились: - Кибернетику тоже считали лженаукой. На десятилетия задержали развитие биологической науки. Разве можно повторять ошибки прошлого?
   - Но сейчас мы говорим об ошибках настоящего. О ваших ошибках!
   
   Тут у Надежды Прохоровны  терпение лопнуло. Она строго, осуждающе посмотрела на завуча, хотела что-то сказать, но не успела. Холодова, снова Холодова, вскочила, схватила с поля портфель:
   - С меня хватит! У меня нет времени на пустые разговоры. Как там, у Овечкина, в записных книжках: "У меня не так много времени осталось жить. Я не могу уже выносить ни одной глупости. Некогда". Извините, я пошла. - И она направилась к выходу.
   - Холодова! Вернись! - Эта девочка как-то особенно действовала на Надежду Прохоровну, да и устала она справляться сразу и с ребятами, и с Викторией Петровной. - Ты что, Холодова, больше  всех занята?
   Я не знаю, как все, - без всякого выражения ответила Холодова, - но у меня столько тележек, что их трудно вывезти. Сегодня у меня занятия в школе юных журналистов, репетиция во Дворце пионеров, но на ноябрьские праздники наш ансамбль выступает перед ветеранами. Извините, мне еще и за младшей сестренкой надо поспеть в садик. А тут пустое, мы идем в никуда... - И она с силой рванула на себя дверь, чтобы ее не задержали.

   Пирогов поправил венец из детских вертушек и тоже наклонился за портфелем. Привстал, перехватил недобрый взгляд завуча и, обращаясь непосредственно к ней, спросил:
   - Кстати, вы не знаете, что означает нимб на иконах святых и самого Христа? Может, это свечение? Невидимая глазу биологическая энергия? Может, Христос обладал способностями сенса?..
   - До чего договорились? До чего договорились?! - волновалась Виктория Петровна, но ее никто не слушал. Все расходились, без спросу, без разрешения.

   - Ребята! - попытался остановить их Анатолий Алексеевич, молчавший во все время разговора, но и его не услышали.
   Задержалась только  Киссицкая. Жеманясь, она попыталась сгладить впечатление:
   - Простите великодушно...  Все устали... - Она делала доброе дело, защищала товарищей, успокаивала учителей. Но что-то отталкивало от нее и тех, и других. "Хочет со всеми сохранять  добрые отношения, - подумала  Надежда Прохоровна. - И вся она такая мягонькая, ласковая, кошечка. Недаром ее Кисей зовут. Но добрых отношений у нее не получается. Хотя так ли это на самом деле?.."

1983-1985 гг.
Журнал "Пионер" 1989

 

продолжение следует 

 

- 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 

 

<<<       >>>