Андрей ехал в Еланск с твердым намерением не задерживаться здесь долго. Он только хотел оформить документы на дом, который решил подарить Таисии за все то хорошее, что она для него сделала, а затем снова вернуться в Астрахань. Полюбился ему за три года тот засушливый, но привольный степной край, изрезанный старицами и протоками, с густыми зарослями тростника по берегам реки Ильменей, где гнездилась весной всевозможная птица и обильно нерестилась рыба. Полюбился главным образом потому, что там жила Лина Котельникова, гибкая ясноокая девушка  с темнорусыми под мальчишку стриженными волосами. Она без памяти была влюблена в окружающий ее мир и постоянно находила в нем что-то новое, удивительное, чего сам Андрей как-то раньше просто не замечал.
- Нет, вы только вглядитесь вот в этот цветок! - приглашала она Андрея, разделить с ней ее открытие, рассматривая самый обыкновенный сорняк. - Сколько в нем оттенков, и жилочки тоненькие, тоненькие. А вы знаете, что пчелы совсем не так видят цветы, как мы? Для нас, например, этот цветок красный, а для них синий.

          Но больше всего на свете она любила воду и все, что было с ней связано, вероятно, потому, что выросла у реки. Лина рассказывала Андрею, как цветет море, как разговаривают между собой рыбы, как они путешествуют на многие тысячи километров, чтобы дать жизнь новому потомству... Андрей слушал ее и улыбался.
- Вы что, не верите мне? - сердилась она. - Да вот угорь, например, наш речной. Он в северных реках живет бассейна Балтийского моря, а нерестится в Саргассовом море.
- Я не смеюсь, - виновато оправдывался Андрей. Он улыбался. Просто ему было всегда очень хорошо рядом с Линой и хотелось без конца слушать ее, без конца на нее смотреть, хотя в Лине, на взгляд других, не было ничего особенного. Девушка как девушка, не дурнушка, но и не красавица. Много таких жизнерадостных и голубоглазых живет на белом свете. Но Андрею казалось, что только у Лины такие ясные глаза, только у нее такие тонкие и в то же время сильные руки и гибкая, тренированная фигура спортсменки.

          Познакомились они совершенно случайно на танцах в городском саду. Он проводил ее до дому. По дороге, слово за слово, разговорились. Андрей узнал, что Лине восемнадцать лет, что будет она учиться зимой на последнем курсе рыбопромышленного техникума, и мечтает выводить новые породы рыб, что живет она с дедом, родители ее погибли во время войны в Волгограде, где отец служил начальником порта, а мать диспетчером.
- У нас в семье все либо речники, либо рыбаки. Дедушка тридцать лет на Каспии рыбачил, а теперь бакенщиком здесь работает, - заключила Лина и улыбнулась. - Ну вот мы и пришли.

         Жила она на окраине города у самой Волги в белой саманной хатке, от которой к воде сбегала деревянная лестница, заканчивающаяся широкими мостками в форме буквы "Т". Возле них на приколе белели лодки.
- Хотите посидим там внизу, - предложила Лина и, не дожидаясь ответа, спустилась по лестнице на мостки. Андрей последовал за девушкой. Они удобно устроились в лодке, о дно которой мягко плескалась сонная волна.
- В такую ночь совсем не хочется спать, - призналась Лина и, опустив руку за борт, зашевелила пальцами, наблюдая, как по воде от руки расходится серебристая рябь.

        Ночь стояла действительно ясная и теплая. Только на юге бывают такие задумчивые ночи, когда все вокруг очарованно замирает, будто слушает неведомые голоса далеких звезд, что мириадами рассыпались по небосводу. Иногда тишину нарушал звонкий стрекот цикад да изредка, где-то в порту, лениво покрикивал какой-то буксир.
- Это "Пугачев", - прислушиваясь, уверенно сказала Лина и повернула к Андрею освещенное лунным светом лицо. - Вы любите мечтать?
- Не приходилось как-то, - смутился он, словно его уличили в чем-то плохом, и поспешно поправился: - Вообще-то, конечно, мечтал, например, поскорее ремесленное закончить.
- Ну, это не интересно, - перебила его Лина, стряхивая с пальцев живые капли воды, - Хотите, я научу вас мечтать по-другому? Вон видите на воде лунную дорожку?

         Андрей согласно кивнул. Через Волгу тянулся сверкающий лунный свет и терялся где-то на середине реки.
- Представьте себе, - продолжала Лина, - что это не простое отражение лучей, а волшебный мост. Стоит на него ступить, как делаешься господином времени и без труда оказываешься там, где пожелаешь. Ну, вот где бы вы сейчас хотели очутиться?
- На одной из звезд, - первое, что пришло в голову, ответил Андрей.
- Нет, это опасно, мы там сейчас же сгорим, - возразила Лина. - Давайте тогда слетаем на какую-нибудь планету. Закройте глаза. Раз, два, три! Вот мы с вами уже у цели. Прежде всего выясним, есть ли на этой планете воздух.
- Кажется, есть, - ответил Андрей, полной грудью вдыхая ночной, свежий воздух, и оба расхохотались от непонятной безудержной радости, которая присуща только молодости.

        Прощаясь, Лина запросто пригласила Андрея бывать у них.
- Дедушка рад будет. Он у меня хороший.
        И Андрей в первый же отпуск по увольнительной воспользовался этим приглашением.
        Дед Лины оказался словоохотливым, приветливым человеком. Он угостил Андрея настоящей рыбацкой ухой, сваренной тут же на берегу, и сочными сладкими "гарбузами", что точно откормленные поросята нежились под солнцем на бахче за домом. Расспросив Андрея подробно о житье-бытье и узнав, что он любит играть в шахматы, старик обрадовался, как ребенок.
- Сейчас мы с тобой сразимся! - и, дважды обставив гостя, остался очень доволен и им и собой. - Ты, браток, почаще наведывайся к нам. Научу тебя сторожевые огни, сети ставить.

  С тех пор Андрей стал желанным и частым гостем в домике над Волгой, в вскоре сделался там и совсем своим человеком.
       Однажды в воскресенье, получив отпуск на весь день, Андрей, как всегда, направился к Лине и еще издали увидел ее. Она сидела на мостках, подставив полуденному солнцу бронзовую загорелую спину, и читала книгу, тихонько болтая по воде стройными босыми ногами. На Лине был голубой купальник и старая соломенная шляпа с широкими полями. Рядом на мостках стояли ее стоптанные босоножки и лежал аккуратно свернутый сарафан. И все это на фоне чистого голубого неба и сверкающей от солнца воды, над которой носились белоснежные чайки. В тот миг  и сама Лина представлялась Андрею диковинной голубой птицей, что присела на мгновенье передохнуть. Стоит приблизиться к ней или крикнуть, как она испуганно взметнется ввысь и улетит. Он стоял на берегу, боясь пошевелиться. Не отрываясь, глядел на нее. Лина это почувствовала и обернулась.
- Что же вы там стоите!? Идите сюда, - пригласила она и засмеялась, снимая шляпу. - Солнца-то, солнца-то сколько? Нет, вы посмотрите, сколько солнца? - повторила Лина, когда Андрей спустился на мостки, и прыгнула в воду. - Догоняйте! - крикнула она и уверенными саженками поплыла к бакену, что равномерно колыхался на воде метрах в ста от берега.

      Андрею захотелось во что бы то ни стало догнать ее. Он быстро разделся и тоже бросился в воду.
      "Догнать, обязательно догнать, - думал он, усиленно работая руками, и загадал: - Если догоню, значит она меня любит.".
       И он настиг Лину, настиг возле самого бакена и, ухватившись руками за буек, закричал, давая выход чему-то огромному и светлому, что вдруг вошло в его сердце.
- Ого-го-го!
- О-о-о! - понеслось над сверкающей гладью реки и замерло где-то на том берегу в знойном мареве.
- Что с вами? - спросила Лина, и ее глаза, голубые-голубые, как небо над Волгой, широко открылись от удивления.
- Лина, Линочка... - задохнулся Андрей, заглянув в эти удивительные глаза. - Я люблю вас, - он и сам не знал, как вырвалось у него это признание, и, выкинув в воде какое-то неимоверное сальто,  также стремительно поплыл обратно к берегу.

       А потом... Потом они просто решили пожениться, когда Андрей демобилизуется. Решили, что он останется здесь, в Астрахани, поступит работать, а по вечерам будет учиться в машиностроительном техникуме.
- Ну что ж, я не против, - засуетился старик, узнав об этом решении. Андрей с самого первого дня очень ему нравился. - Только уговор: сперва съезди домой, посоветуйся, чтобы честь по чести. Дело это серьезное, на всю жизнь.

       Обо всем Андрей собирался сказать Таисии тотчас же по приезде домой. Но ее искренняя радость, которой он не ожидал, помня, с каким нетерпением жаждала Таисия проводить его в армию, глубоко тронула его. Он скорей почувствовал, чем понял, что его сообщение может огорчить Таисию, и решил отложить этот разговор до более удобного случая. В конце концов он не к спеху. К тому же Андрею и самому было приятно после такого длительного отсутствия вернуться сюда, в этот старый дом, где прошли его детство и юность, согретые заботами Таисии. Он вспомнил, как когда-то ходил за ней по пятам, боялся, как бы она не вышла замуж и не оставила его одного, и теплая волна благодарности охватила его.
- Ну как ты тут жила без меня? - с некоторым облегчением поинтересовался он, энергично растирая загорелую до черноты спину махровым полотенцем.
- Жила, как все, - ответила Таисия, накрывая к ужину стол в горнице, и, как бы между прочим, спросила: - Может, выпьешь с дороги? Наливка у меня тут какая-то, еще с прошлого года стоит.
- Ради такого случая можно, - весело согласился Андрей, усаживаясь за стол.

       "Вот и приехал", - думала Таисия, доставая из буфета заветную бутылочку. Руки ее заметно дрожали, когда она наливала вино в стопку.
- А сама-то ты что же не садишься? - спросил он, смакуя закуску. - Хороши груздочки! В Астрахани таких нет, зато рыбы завались. Нас почти одной рыбой кормили.
- Ужинала я недавно, - солгала Таисия. - А ты ешь, ешь. Еще рюмочку для аппетита выпей.

      ...Когда Андрей встал из-за стола, все предметы двоились у него перед глазами.
- Я, Тась, кажется, того, перехватил...
         Добродушно усмехаясь, он направился в свою комнату и, сев на стул, начал стягивать сапоги, однако руки плохо слушались его.
- Давай, помогу, - предложила Таисия, точно и правда хотела помочь ему разуться, но, обхватив его колени гибкими сильными руками, жарко и страстно зашептала:
- Андрюша, радость, горе ты мое! Думала с тоски вся изведусь, пока ждала тебя! А теперь не отпущу, мой ты, мой!

       Глаза ее исступленно сияли на побледневшем запрокинутом лице, растрепавшаяся коса тяжелым жгутом упала вдоль спины. Вся поза Таисии выражала страстную мольбу и покорность. Женщина порывисто дышала, губы ее трепетали от палящего внутреннего зноя, и Андрея так и потянуло ощутить их живое тепло. Он прижался к ним щекой.

    ...На следующий день Андрей по армейской привычке проснулся чуть свет и, увидев рядом с собой Таисию, сразу вспомнил, что с ним произошло накануне.
      "Что же я наделал? Как же теперь Лина? Как Таисия? " - растерянно и виновато думал он, разглядывая спящую женщину, но с перепоя в голове гудело, мысли бестолково путались, мешая сосредоточиться. Захватив одежду, Андрей вышел в огород к колодцу и достал из него полную бадейку студеной воды, чтоб обкатиться ею. Потом он оделся и сел на крыльцо.

      Солнце только, только еще встало, окрасив червонным золотом верхушку черемухи в дальнем конце двора и старую скворечню, прибитую на высоком шесте к сараю. На скворечне сидели два молодых скворца и, трепеща крылышками, распевали свою песню, прощаясь с родным гнездом. Из конуры вылез Жук и подошел к хозяину, умиленно заглядывая в его глаза, точно спрашивал: "Ты что такой хмурый или не рад, что домой вернулся?"

      Андрей запустил пальцы в его длинную мягкую шерсть и невесело усмехнулся:
- Соскучился, дурак? И я соскучился, только бы лучше не приезжать мне.
      Жук лизнул его руку шершавым языком и растянулся вверх брюхом, выражая крайнюю радость. Андрей ласково потрепал собаку и решительно вернулся в дом: "Что будет, то и будет".

   ...Три недели в припадке какого-то чувственного угара и отчаянной решимости Андрей жадно пил одуряющую сладость Таисьиных ласк, точно хотел убедить себя в том, что нет иного выхода из создавшегося положения, и с каждым новым днем все больше и больше запутывался в своих мыслях и чувствах. То ему казалось, что он действительно любит Таисию, так как ничем другим не мог объяснить случившееся, и должен немедленно жениться на ней, то порывался честно сказать ей о Лине, пусть сама тогда решает, как быть, но тут же откладывал это намерение, считая, что теперь не имеет права даже и думать о Лине, потому что сам втоптал в грязь все светлое, все чистое в своей и ее жизни. Так он метался от одного решения к другому, не зная, что делать, что предпринять. Он был бы рад, если какое-нибудь непредвиденное обстоятельство помимо его собственной воли вмешалось в его жизнь и положило конец всем его мучениям.

 Как-то днем, когда Таисия была на работе, к Андрею зашел Иван Сорока, первый шофер на всю округу, отчаянный балагур и большой любитель выпить.
       Ивана Андрей знал еще со школьной скамьи. Они не были закадычными друзьями, но придерживались добрых, товарищеских отношений. Вместе бегали в кино, на танцы, где Иван вскоре и невесту себе приглядел. Андрей даже на свадьбе у него гулял. Более близкие друзья-одногодки служили еще в моряках, домой не вернулись. Поэтому Андрей искренне обрадовался приходу Ивана, который с порога запел своим сочным тенорком:
- Ты что это, елки зеленые?! Полмесяца дома и носа не кажешь? Это как понимать надо?
- А ты от кого узнал, что я дома? - вопросом на вопрос ответил Андрей, подвигая гостю стул.
- Сорока на хвосте принесла. Как-никак мы с ней родня, - хохотнул Иван, бесцеремонно присаживаясь к столу, на котором стояла початая бутылка водки, стакан и тарелка с солеными груздями, - Лизавета моя вчера тебя в магазине видела. - Он без приглашения налил себе вина, закусил. - С прибытием, значит?! - И как ни в чем не бывало продолжал: - Усачу как сказал о том - иди, грит, чтоб сей минут на работу выходил, без токаря сидим. Был мальчишка какой-то, да сбежал. Трудно показалось. Машин-то у нас теперь вдвое против прежнего.
- Чего ж ты сразу-то не сказал, битюк тамбовский? - засмеялся Андрей, почувствовав вдруг странное моральное облегчение, словно все его сомнения с приходом Ивана разрешились сами собой.

       Торопливо распахнув шкаф, где обычно висела рабочая одежда, он стал искать спецовку и, не найдя, выругался:
- А, черт! Пошли так!
       Был ясный октябрьский день, и холодный порывистый ветер-листобой безжалостно полоскал ветви тополей и кленов, что росли вдоль тротуара. Он срывал с них пестрый наряд веселого "бабьего" лета и щедрыми пригоршнями кидал под ноги прохожим тусклое золото осенней листвы. Листья были всюду. Они хороводами кружились в воздухе, недовольно шурша, метались по тротуару и, сбившись в кучу где-нибудь в затишье, умолкали.

       "Листопад, листопад, листья желтые летят..." - вспомнил Андрей строчку стихотворения, которое когда-то в далеком детстве учил в школе, и заторопил Ивана:
- Идем скорее, что ты еле-еле плетешься.
       Ему вдруг нестерпимо захотелось увидеть товарищей по работе и свой старенький "Дип", от которого принес Таисии свою первую трудовую сотню. Он испытывал такое ощущение, какое испытывает выбившийся из сил пловец, совсем уже отчаявшийся достичь берега и неожиданно волею стихии прибитый к суши. Работать так работать. Значит, такая у него судьба - остаться здесь, в Еланске.