продолжение
Юрий КОВАЛЬ
Рисунки Л. Тишкова
Промах гражданина Лошакова
Повесть (Иронический детектив)
Часть третья
РАЗДВОЕНИЕ ОБЛАКА
Глава 1. Поиски правды
Криво, друзья мои, криво и неласково складывалась в этой жизни судьба полузабытого нами гражданина Лошакова.
Ну, во-первых, баранов и гусей он так и не продал, да еще, вернувшись в родную деревню, сдуру принялся рассказывать о том, что вместо Курска попал в город Карманов.
- Какой еще Карманов? Да такого города на свете нет!
- Эдак вы скажете, что и города Картошина нет?! - пытался защищаться Лошаков.
- И Картошина нет! - уверяли его на правлении колхоза и даже подсовывали карту области, на которой и вправду два таких мощных пункта, как Карманов и Картошин, были почему-то опущены.
- Дайте карту мира! - требовал Лошаков, но такой карты ему не дали и дружно исключили из заместителей председателя. И, согласитесь, что это за заместитель, который бегает босиком по снегу в несуществующие города.
- Нам, председателям, такие заместители не нужны! - сказал председатель.
У Лошакова отобрали подведомственных гусей и баранов, увели кобылу Секунду, оставив только гусака Зобатыча.
- Нету, Зобатыч, правды на земле, - говорил гражданин Лошаков, глядя гусаку прямо в глаза, - нету.
Так с гусаком на коленях он просидел печально всю зиму, понимая, что правды нету. К весне, однако, стало ему казаться, что небольшое количество правды все еще находится в городе Курске в руководящих местах. И он решил, как только подсохнут дороги, бросить на время гусака, сесть на велосипед и двинуть в Курск отыскивать правду.
И вот подсохли дороги, Лошаков выехал на проселок, выбрался с проселка на шоссе и сраззу увидел табличку:
"ДО КУРСКА 100 км"
Он твердо нажал на педаль, закрутились-засверкали серебряные спицы, и под вечер Лошаков подобрался к другой табличке:
"ДО КУРСКА 1 км"
Здесь он передохнул, закусил редиской, причесался, оправил на груди галстук, чувствуя, что правдой попахивает все сильнее и сильнее.
Так он проехал три километра, но никакого Курска нигде не встретил. Крайне обеспокоенный отсутствием Курска, Лошаков жал и жал на педали. Наконец вдали показались новостройки, и велосипед рванулся к ним. Возле новостроек топтался у столба какой-то прохожий.
- Товарищ! - задыхаясь, крикнул гражданин Лошаков. - Это что зза город?
-Да это не город, - равнодушно ответил прохожий, продолжая топтаться у столба, - это пригороды города Карманова.
- Я это предчувствовал, - прошептал про себя Лошаков и пнул ботинком велосипед, который завез его неведомо куда.
Возле "Пельменной" гражданин продал неверный свой велосипед каким-то темным личностям за тридцатку и зашел в заведение.
"Нету правды, - нервно думал он, - нету!"
Пельмени между тем в городе Карманове оказались отличные - большие, сочные, ушастые.
Лошаков съел три порции, чувствуя, что какое-то количество правды появляется в его организме. Выйдя на улицу, он увидел надпись: "Бутербродная", и, хотя после пельменей есть бутерброды казалось ему непростительной неправдой, он все-таки зашел и съел парочку с ветчиной и семужьим боком.
Когда же он вышел из "Бутербродной", ему бросилась в глаза совсем уже неправдивая вывеска - "Компотная". Но сухофрукты, из которых сварен был компот, оказались, однако, натуральными. Лошаков попил компотику и пошел дальше по кармановским заведениям, чувствуя, что правды в его душе прибывает.
Побывал он:
в "Чайной" и в "Кисельной",
в "Арбузной" и в "Фужерной",
в "Бульонной" и в "Винегретной",
в "Кильковой" и в "Тюльковой",
в "Парикмахерской" и в "Прачечной" - и, наконец, побритый и подстриженный, отстиранный и отглаженный, верящий в правду и совершенно, простите, обожравшийся, он оказался перед вывеской "Бильярдная".
И гражданину Лошакову захотелось сыграть.
Глава 2. Тяга к соленым огурцам
Царапалось и кусалось, отбиваясь от Васи, подземное существо.
- Отпусти, отпусти... я за огурцами... я за огурцами, - верещало оно.
- За огурцами? - удивился Вася иослабил хватку.
Он пытался разглядеть, что же такое держит в руках, но его ночное подвальное почти телевизионное зрение отчего-то закончилось, очевидно, от слишком крупных подземных переживаний.
- Как ты сюда попало?
- Да через дверь в подклети. За огурцами я... Шурочка я.
Да, друзья, ни Вася, ни автор, ни Квадратный Пахан не знали и не слыхивали , что в подвале имеется потайная дверь, заваленная брюквой. Знала об этом только Зинка, у которой и была дочка Шурочка, проживающая в городе Картошине. Эта Шурочка и получила в один прекрасный момент телеграмму:
"УЕХАЛА НА ЗАСЛУЖЕННЫЙ ОТДЫХ ПОЛЬЗУЙСЯ ОГУРЦАМИ ЧЕРЕЗЗ НИЗ ЦЕЛУЮ МАМА"
И Шурочка пожелала маминых огурцов, которые славились посолом, и поехала в Карманов.
И здесь автор и читатель должны быть потрясены. Как же так? Мама дает телеграмму об огурцах, совершенно забывая, что вместе с огурцами Шурочка найдет убитое тело мертвого человека. Автор не понимает, как это сделалось возможным. Очевидно, в голове у Зинки были только огурцы.
И вот теперь Шурочка сидела на полу погреба и плакала, а ее держал за локти Василий Куролесов, который снова начинал обретать подземное зрение и угадывал в Шурочке девичьи приметы.
- Отпусти, не убегу, - сказала Шурочка, - Тебя как звать?
- Вася.
- Ты что? Тоже за огурцами?
- Да нет... я так... за брюквой... выведи меня на свет.
Они вылезли на свет, и Вася был совершенно ослеплен тусклыми лучами солнца, которые еле пробивались через крапиву и бурьян. Взор его никак не прояснялся. Ночное зрение не хотело уступать дорогу дневному.
Вася долго махал у носа пальцами, и наконец что-то кривое стало вырисовываться перед ним, и он различил крайне неприятную блондинку. которая, кстати, не показалась ему такой уж неприятной, как кажется автору.
Наоборот, блондинка Шурочка показалась ему более-менее сносной в смысле взора.
- Так ты что ж это? - спросил Вася. - Огурцы любишь?
- Дико люблю! - воскликнула Шурочка. - Соленые, чтоб хрустели.
- А помидоры соленые любишь?
Шурочка задумалась, прикидывая что-то в уме, и наконец толкнула Васю кулаком в грудь:
- Уй, ну что ты! Конечно, люблю!
Нет, она определенно нравилась Васе все больше и больше. Когда она говорила об огурцах, глаза у нее загорались. С помидорами такого не случилось, блеска не было, но все равно мелькало в глазах что-то очень осмысленное.
- Да откуда же ты тут взялась? - воскликнул Вася.
- Уй, Васьк, да что же ты говоришь? Я ведь Зинкина дочка.
Вася вздохнул и гулко подумал:
- "Во как!"
Глава 3. Бильярд по-кармановски
Теплые желтые шары, вырезанные из мамонтовой кости, с номерами на слоновьих боках с грохотом сталкивались между собой, бились о тугие бока, мягко и тяжело катились по зеленому сукну. Изредка они падали в лузы, и вздрагивала тогда сеть, затягивающая лузу, вздувалась, поглощая шар.
Необыкновенно длинный, похожий на черного журавля человек держал в руках кий, тыркал им изредка в шары, приговаривая:
- По три рублика! По три рублика! Два шара форы.
Это разумное предложение не вызывало пока никакого отклика. Зрители жались к стенам. Они явно боялись играть с Журавлем.
- По три рублика! По три рублика! - приглашал Журавель, и , наконец, к бильярдному столу подошел сутулый и синеносый человек, в котором читатель с интересом и любовью узнал бы гражданина Лошакова.
- По три рублика! - сказал ему Журавель.
- Это - неавторитетно! - парировал гражданин Лошаков.
- И два шара фуры!
- Это кто тут кому дает фору? - вопросил Лошаков, глядя в потолок. - Это вы мне даете фору, товарищ Журавлев? Так я ее не принимаю. Я предлагаю вам сыграть не на три рубля, а на сто.
Здесь автор должен отметить, что скромный, в сущности, гражданин Лошаков, наевшись, делался нескромным и даже нагловатым. Но сто рублей он действительно в потайном кармане на всякий случай имел. На всякий случай, если отыщет правду. Ему отчего-то казалось, что если правда вдруг найдется, сто рублей никак не помешают.
Черный Журавель между тем неуверенно вертел в воздухе кием. Он опешил. Он явно не ожидал от синеносого гражданина столь делового предложения.
- Моя фамилия Зябликов, - единственное, что он смог пока ответить гражданину Лошакову.
- Принимаешь вызов? -
Журавель Зябликов смешался и замялся. Он явно не знал, что делать. Длинными тонкими пальцами перебирал он кий, на котором было написано "Зябликову - от Кудасова", - редчайший, доложу вам, кий, таких киеы, подаренных великим бильярдистом Кудасовым, на свете почти нет.
Зрители у стен зашушукались. Журавлю надо было достойно ответить.
- Дайте мне мел! - торжественно сказал Зябликов, и Лошаков парировал:
- Бери!
Журавель Зябликов взял мел и ловко спиралью прокатился мелом по кию, а это означало на кармановском бильярдном языке, что вызов принят.
- Стольник! - сказал Лошаков, выхватил из кармана цельную сторублевку, помахал ею перед носом партнера и соперника и сунул деньги в среднюю лузу. - Остальные лузы пусты. Где ваши деньги, товарищ Журавлев?
- Моя фамилия Зябликов, - парировал Журавель и стал вынимать из кармана трешки. С грехом пополам их набралось на тридцатку. Тут он полез в глубоко потайные карманы и наскреб еще пару рублей.
- Маловато, - отметил Лошаков.
- Остальное под честное слово.
- Ну это уж нет. Оценим ваши носильные вещи. К примеру, часы. Это будет авторитетно.
Общество, стоящее у стен, оценило часы в тридцатуц.
- Ставлю кий, - сказал Журавель, засовывая трешки и часы в угловые лузы. - Надеюсь, кий от самого Кудасова что-нибудь стоит?
- Кий - это палка, - сказал Лошаков. - Для меня он ничего не стоит. Ладно, играй, длиннорукий, прощаю тебе сорок рублей. Итак, сто против шестидесяти, но с одним условием: на эти сорок рублей мне позволяется хамить.
- Как так? - удивилось общество.
- Очень просто. Я ставлю сто, а он всего шестьдесят. И вот на эти сорок рублей я имею право ему хамить, а он должен разговаривать со мною на "вы" и называть меня "дорогой сэр".
- Но в нашем советском обществе не принято таких слов!
- А мне наплевать, приняты они или не приняты. Сорок рублей недостача, а вы еще толкуете? Сто против шестидесяти и хамство против "дорогого сэра"! Принимаешь вызов или нет?
Черный Зябликов побледнел, бильярдная гордость пронзила его. выпрямился с хрустом позвоночник.
- Ладно, вызов принят. Но поскольку игра еще не началась, я скажу, что вы хам, дорогой сэр! Я разбиваю!
- Валяй, дубина, - согласился Лошаков.
Пожалуй что как раз в этот момент, совершенно незамеченные, в бильярдную проникли капитан Болдырев и старшина Тараканов. Впереди них плелся Носкорвач.
- Вот, - тревожно шептал он, - вот где шарики катаются.
Глава 4. Утомление хрусталиков
Непонятно, что все-таки случилось с Васиным зрением?!
Лично я полагаю, что хрусталики его глаз чудовищно переутомились, искривили свои кристаллы и разные сетчатки, пытаясь овладеть ночным подвальным зрением.
Он сидел сейчас в зарослях бурьяна, в дебрях пустырника и гладел на Шурочку, как на исчадие некоторой красоты. Поверьте мне, опытному детскому писателю, никакой красоты в Шурочкиной внешности не обреталось. И в глазах ничего не было, кроме жажды огурцов. Но Васе она нравилась все больше и больше.
Куролесов понимал, что сейчас настало время объяснений, и лихорадочно обдумывал, кем назваться: трактористом или милиционером? Пожалуй, все-таки трактористом, а? Ей-богу, трактористом как-то проще, а?
- Ну, ты что сидишь? - сказал он, толкнув Шурочку локтем в бок. - Пришла за огурцами - валяй, набирай. Банка-то у тебя есть?
- Да они ведь в баке.
- Из бака они вывалились. Поняла? Во время рукопашной.
- Какой рукопашной?
- А ты что ж думала, в погреба попадают просто так? Туда попадают после рукопашной.
- Да? - туповато протянула Шурочка. - А ты кто?
- Я-то? Да я - тракторист.
Тут Вася почувствовал, что разговор пошел по идиотской дорожке, и решил свернуть на асфальтовый проспект раззума.
- Иди за огурцами, - сказал он и ткнул Шурочку локтем, пожалуй, так и не обнаружив пути на асфальт.
Шурочка послушно уползла в погреб, и Вася глянул ей вслед искривленным кристаллом хрусталика. И тут он увидел лодыжки ее ног. Они были необыкновенно прекрасны и тонки.
"Во лодыжки!" - гулко ахнул он про себя.
Пока Шурочка ползала, Вася обдумывал, как связно изложить присутствие тракториста в подвале после рукопашной, но голова и разум, заключенный в ней, отказывались помогать ему в этом деле.
Шурочка между тем выползла назад теми же лодыжками вперед. Она волокла за собою бак.
- Полбака огурцов осталось, - сказала она, оборачиваясь к Васе.
И тут опять хрусталики, опять кристаллики Васины возмутились в хорошую сторону. Очень хороша показалась ему Шурочка, бесовски хороша. И тут автор должен все-таки попытаться описать Шурочкину внешность, которую он охаял, не вдаваясь в подробности. Вдадимся же!
Итак, нос! Поверьте, маловато интересный. Ничего римского, ничего греческого. Ни на курочку, ни на уточку, ни хотя бы на свистульку он не был ни капельки похож. Такие носы, не похожие ни на что, произрастали только в городе Картошине. Впрочем, если читатель очень уж хочет, чтобы я с чем-то сравнил этот нос, - пожалуйста... Нет, не могу, стесняюсь. Перейду лучше к глазам, хотя и не тянет. Ой, не тянет! Ну ладно, глаза у Шурочки были цвета... Какого же? Ясно, что не морского и не бирюзового, они были цвета тряпочки, которая висела на заборе рядом с тем бурьяном, в котором они сидели... Тьфу! Сдаюсь! Чтоб я еще раз взялся описывать женскую внешность!
Ладно, перейду к описанию действий.
Действий, впрочем, никаких не было - Шурочка жевала огурец и глядела на Васю.
- Одного не пойму, - сказала она, - как же так? Ты тракторист и вдруг после рукопашной попал в подвал? Как? За что? Зачем?
Вася тревожно замер. Ответить на эти вопросы было, конечно, невозможно. Но тут в голове у него что-то сверкнуло, в глазах помутилось, и он ответил просто и гениально, снимая сразу все вопросы и размышления.
Он тронул Шурочку за лодыжку и сказал:
- Саша! Я вас люблю!