продолжение
Юрий КОВАЛЬ
Рисунки Л. Тишкова
Промах гражданина Лошакова
Повесть (Иронический детектив)
Глава 9. Уходящая галоша
По маслятам да по маховикам капитан со старшиною добрались до улицы Сергеева-Ценского.
- Помню, брали тут двух самогонщиков, - сказал старшина. - Трудное было дело: они из самогонных пулеметов отстреливались, но мы их пустыми бутылками забросали.
- Ищите след, - прервал капитан неуместные воспоминания. - Грибов больше не видно.
- Как же не видно? Вон он, гриб, висит на заборе.
На заборе висела свинуха, тот самый гриб, который называют дунькой лошадиной губой.
- Из-за этого самого забора они нас сивухой поливали, - задумчиво вспоминал Тараканов. - Инспектор Нахабин в обморок упал, но мы...
- Хватит, - сказал капитан. - Ищите следующий гриб.
Но больше, сколько ни оглядывались, грибов они не нашли ни пустым глазом, ни подзорной трубою. Единственное, что бросалось в глаза, была рваная галоша, лежавшая посреди дороги.
- Прекрасно помню эту галошу, - сказал старшина. - Она как раз болталась на ноге у самогонщика, когда инспектор Нахабин достал пистолет, но полковник Двоекуров сказал: "Не стрелять", - и галоша от ужаса упала. Только раньше она валялась вон там, у забора. Так-так... Это Васькина лапа! Галоша как подручное средство! Талантливый паренек! Нам надо идти в направлении галоши.
- Пошли, - сказал капитан, и они двинулись в ту сторону, в какую как бы шла галоша.
- Интересно, что будет дальше? Опять галоша?
- Ну нет, - сказал старшина, - вторая галоша осталась у самогонщика. Когда полковник Двоекуров приказал брать их живыми, мы с инспектором короткими перебежками...
- Хватит о самогонщиках! - приказал капитан. - Ищите след.
- Слушаюсь... так что второй галоши не будет... молчу, молчу... Итак, Куролесов хватает первое попавшееся под руку. Ему некогда, он торопится, надеясь на нашу смекалку. А уж смекалка-то у нас есть. У нас много смекалки. Вот глядите - консервная банка! Вот она, где смекалка-то!
- Не вижу здесь особенной смекалки, - заметил капитан. Он, кажется, немного ревновал к такой большой таракановской смекалке. Кроме того, капитан чувствовал, что Тараканов своей неумеренной смекалкой защищает право на ношение рыжих усов.
- Баночка лежит ненатурально! Она лежит донцем к нам, а дыркою чуть правее. Надо и нам подаваться правее.
Они подали правее и скоро наткнулись на бутылку из-под "Нарзана", чье горлышко забирало еще правее.
- Так, - сказал старшина, - глянем по направлению бутылочного горлышка. Так, так. Улица Сергеева-Ценского, дом 8.
- Надо проверить, - сказал капитан.
Здесь автор должен на всякий случай отметить, что капитан и старшина были в штатском.
- Нехороший дом, - сказал капитан, принюхиваясь, - от него чем-то пахнет.
- Не укроп ли?
- Да нет, чесноком и, кажется... порохом.
- Папиросы пятого класса... Вон окурок валяется.
Долго и нудно капитан стучал в дверь. Профессиональный стук капитана растряс английский замок, в нем что-то пискнуло, и дверь отворилась.
Капитан осторожно ступил в дом. Усы Тараканова потянулись за ним. В сенях было пусто. Оцинкованные баки вылялись в углу и разбитые умывальники, а в комнате капитан сразу увидел большой шкаф-гардероб.
В шкафу что-то слышалось и шевелилось.
- Там кто-то есть! - знаками показал капитан Тараканову, который постепенно всасывался в комнату.
"Надо брать!" - ответил усами старшина.
"Валяйте!" - взглядом приказал капитан.
Старшина подкрался к шкафу, распахнул дверь и просто крикнул:
- Вверх!
И тут же из шкафа - руки вверх! - выступил человек с небритым подбородком.
- Меня сюда запрятали, - сказал он , улыбаясь.
- Кто вы? - сбоку с револьвером в руке спросил капитан.
- Я - Носкорвач. Носки рву. Мне мама, как купит носки, два дня поношу, глядишь - уже дырка на пятке. "Тебе, - говорит, - надо железные носки". Но я и железные разорву. Пойдемте в шкаф, я покажу, сколько там рваных носков валяется. Даже неудобно.
Минуты через три, как потом подсчитали, Капитан Болдырев и старшина Тараканов поняли, что перед ними круглый сумасшедший. Он совал им под нос рваные носки, зазывал их в шкаф, просил подобрать пару какому-то подозрительному носку в полосочку, в общем, валял большого дурака.
- Слушай, Носкорвач. - раздраженно сказал старшина, - кто тебя в шуаф запрятал?
- О! - напугался Носкорвач. - Это большая тайна!
Тут он принялся раскачиваться, читая стихи Редьярда Киплинга:
Это рассказывать надо
С наступлением темноты,
Когда обезьяны гуляют
И держат друг другу хвосты...
- А вы ведь не обезьяны, - неожиданно трезво заметил он. - Вы - оперативники. вам рассказать я никак не могу.
- Мы тебе новые носки подарим, - заманивал старшина. - С шерстяною пяткой.
- Правда? - обрадовался Носкорвач. - Ну, тогда скажу: "Пахан". Только мне носки сорок третьего размера.
- Для тебя хоть сорок четвертого.
- Ну, тогда я все расскажу. Пришел человек. А Пахан чай пил. Вот они вдвоем и убежали, а меня в шкаф запрятали. Сиди, говорят, пока за тобой не придут. Нет ли у вас пирожка с печенкой? А еще я люблю жареные грибы. и вообще мне надо побольше снеди.У вас есть снедь?
- Снеди нету! - строго отвечал старшина.
- Как же так? Оперативные работники, а снеди не имеют! Странно!
- Куда же они убежали?
- Туда, где шарики катаются.
Глава 10. Взгляды в полной темноте
Пуля-дура. как уже говорилось, вылетела из пистолета и полетела в открытую Васину грудь. Быстро, стремительно преодолевала она сантиметр за сантиметром и скоро должна была вонзиться в сердце.
Она летела и по дороге немножечко умнела. Не всякая же, черт возьми, пуля - дура! Я знаю, кстати, немало дур, но не все же они пули!!!
Надо сказать, что эта пуля была умней других, интеллигентней. Она понимала, что вонзаться в грудь беззащитного Васи нехорошо, подло, безнравственно. Она хотела немного изменить направление, да сделать это было очень трудно.
"Пороховые газы толкают, чтоб им пусто было, - думала пуля, летя. - Вася, Васенька, увильни. ну хоть на пару сантиметров".
И Вася почувствовал ее немой призыв, дернулся в сторону и потерял сознание, а пуля пробила пиджак и вонзилась в груду брюквы. Как потом подсчитали, она пробила одну за одной 49 брюкв и два кило моркови.
Вася дернулся и затих.
- Этот готов, - сказал Пахан, схватил совковую лопату и завалил Васю брюквою.
Муть, великая муть навалилась на Васю. Брюква погребла его тело, великая муть окутала душу. И тяжко стало его душе. Она металась, раздваивалась и не знала, как дальше быть. И особенно тяжело было этой душе оттого, что перед нею в будущем только два пути: или работать трактористом. или идти в милицию. Где же третий, настоящий, истинный путь? Ну, не под этой же тяжелой и грязной брюквой?!
И тут мы, конечно, должны отметить, что Васина душа была не права. Ну чего такого плохого работать в милиции? Ходи себе, да арестовывай, кого надо. Никакого особого напряжения, не дрова колоть. Или трактористом - сидишь да пашешь! Красота! Не права была душа, потрясенная выстрелом, вовсе не права.
Пока душа его металась и размышляла, сам Вася был совершенно без сознания. Он ничего не осознавал. кроме того, что его все-таки убили.
"Неприятно-то как", - думал он.
Наверху над ним кто-то топал, бухал, потом все затихло.
Тьма и тишина погреба Убаюкивали Куролесова, он лежал, не шевелясь, пока не услышал какой-то шорох. Не мышка ли?
Вася отодвинул бровью брюковку со лба, высунул наружу живой глаз, но мышку не увидел.
Беспробудная тьма окружала Васю, и холод, тусклый холод пронизывал его насквозь, гнилой холод, нехороший. В холоде очень хотелось есть, и Вася стал грызть огурцы и отвратительно сладкую брюкву.
"Капитан-то, конечно, найдет меня, - думал он. - Найдет, если будет от платка танцевать".
Этот возможный танец капитана и старшины слегка успокаивал душу. но холод проникал в грудь, и Вася замерзал, чувствуя. что превращается в брюкву.
"А Матрос? - думал Вася. - Где же Матрос? Он-то мог бы хоть подкоп сделать".
Конечно, Вася не знал, что Матросу надо было делать два подкопа. Сам он по-прежнему сидел в камере предварительного заключения и раздумывал на тему: можно ли собачьим носом прошибить бетонный пол?
"Как жалко, что человеческий глаз не видит ничего в темноте, - печалился Вася, - сова видит, а я - нет. Надо бы научиться. натренироваться".
От нечего делать он яростно стал напрягать зрение, но не видилось ни зги.
"Начну с малого, - думал Вася, - Попробую увидеть собственную руку".
Он поднес пальцы к носу, и долго-долго нахмуривал брови. и вдруг разглядел что-то, не поймешь что.
"Мираж! - подумал Вася. - Какой-то мираж!"
Но нет, это был не мираж, это был ноготь большого Васиного пальца. Тот самый знакомый ноготь, аккуратно постриженный в прошлом году садовыми ножницами. когда все трактористы обрабатывали колхозный сад.
"Боже мой! Неужели это он! - восклицал про себя Вася, - неужели у меня появляется ночное подвальное зрение?"
Тут Вася покивал себе ногтем и стал напрягаться дальше. Скоро в поле напряженного зрения появился указательный палец, за ним средний, безымянный. Только мизинец никак не поддавался.
"Тонковат", - думал Вася.
Примерно через час взгляд его добрался до мизинца, И Вася приказал зрению двинуться дальше, напрямик, к бочке с капустой. Зрение двинулось, рассекая темноту.
Бочка долго не объявлялась. Наконец, что-то задрожало, замаячило бочкообразное вдали. но виделось призрачно, зыбко и шатко. То и дело возникали какие-то продолговатые помехи.
"Тут уж не до четкости изображения", - рассуждал Вася, обретающий ночное полутелевизионное зрение.
Вдруг он услышал какой-то шорох. Кто-то корябвлся внизу, под брюквой. Неужели Матрос? Неужели подкоп Матроса под погреб?!
Тут брюква зашевелилась и из нее высунулось... О, боже! Неужели такая огромная крыса?! Что это? Какой Матрос? Какой подкоп?
Ночным своим , почти уже совсем телевизионным голубым зрением Вася увидел руку! Человеческую руку, которая, разбрасывая брюкву, тянулась к нему. На этой руке блистал серебряный перстень с бирюзою!
Ужас охватил Куролесова. Никогда прежде он не видел таких рук, торчащих во мраке погреба. А рука лезла все дальше и дальше, потом появилась и вторая рука и кудлатая голова подземного существа.
Существо вылезло из брюквы, отряхнулось и, шаря руками в темноте, сказало тоненьким голосом:
- Где же тут огурцы?
Жутко и жалко прозвучал этот вопрос в сырости погреба, и Куролесов ответил на него по-своему.
Он сжался в пружину и прыгнул. Пролетев по воздуху тридцать четыре, как потом подсчитали, сантиметра, он обрушился на подземное существо.
И тут раздался такой крик, какого ни я, ни Вася, ни вы, дорогие читатели, больше никогда в жизни не услышите.