продолжение
Юрий КОВАЛЬ
Рисунки Л. Тишкова
Промах гражданина Лошакова
Повесть (Иронический детектив)
Глава 4. Придирки капитана
- Запропастился! - сказал капитан. - Просто запропастился! Другого слова не подберешь.
- Куда девался Вася? - тревожно шевелил усами Тараканов. - Куда запропастился?
Капитан нервничал, и в такие минуты его особенно начинали сердить усы Тараканова. Так и сейчас он прошелся по кабинету и вдруг остановился возле усов.
- Пора, кстати, вернуться к разговору насчет ваших усов, - сказал он. - Опять они были не к месту.
- Да как же так?
- А так. Мы с вами на дороге должны были появиться одновременно, а вы задержались на пять секунд.
- Да, наверно, часы...
- При чем здесь часы? Я сам видел, как вы зацепились усами за сосенку и выпутывали их пять секунд. Я нарочно засек время. Да вон и сейчас в них еще торчат сосновые иголки.
Усы старшины немного подернулись золотою смолой и смахивали издали на сосновую ветку, подсвеченную солнцем.
- Так это же нарочно, товарищ капитан, - оправдывался Тараканов. - Это же маскировка, военная хитрость.
- Сосновая ветвь в милицейской фуражке - дикое и тупое зрелище, - перебил его капитан.
Несколько секунд они молчали, и старшина виновато вынимал из усов иголки специальными щипчиками для колки сахара.
- Вы проверили, что курят задержанные?
- Проверил. "Памир" и "Астру". Папирос пятого класса нету.
- А ведь должны быть!
- Вы знаете, товарищ капитан, что я думаю? - спросил наконец старшина. - Что случился крайний случай.
- Какой же крайний случай?
- А такой, очень простой. В кустах был третий, с папиросами пятого класса, и он Васю, возможно, топориком.
- Почему топориком? Каким топориком?
- Не знаю, но мне почему-то кажется... топориком.
Глава 5. Крайний случай
Тень, какая-то тень скользила от сосны к сосне, доплыла до елочек, легко поползла к дороге.
Человек с квадратной головой, как потом подсчитали, прополз от Васи в двух шагах, дополз до пня и, прикрываясь обломком сосновой коры, выглянул на дорогу.
Медленно, неторопливо, обстоятельно он вынул из-за пазухи пистолет, положил его на пень и стал целиться в кого-то на дороге.
С дороги между тем доносились слова:
- Все постное масло об него изгадила.
"Какая башка квадратная, - думал Вася, - пожалуй, это и есть тот Харьковский Пахан, про которого Фомич говорил. Вот он, крайний случай. Надо прыгать!"
И Вася сжался в тугую милицейскую пружину и уже чуть-чуть разжался и даже почти полетел по воздуху, чтоб рухнуть на плечи квадратной головы, но тут квадрат убрал пистолет, бесшумно плюнул и пополз обратно в лес. От сосны к сосне, от березы к березе он переполз весь перелесок, пересек на четвереньках гороховое поле и очутился на окраине города Карманова на улице Сергеева-Ценского, дом 8. Через три минуты, как потом подсчитали, возле этого дома был и Вася Куролесов, а с ним молчаливая собака Матрос.
Дом номер восемь выглядел одноэтажно, с терраской. Откуда-то из форточки сильно пахло табаком, пожалуй что и пятого класса.
Матрос, который все это время помалкивал, неожиданно заскулил, закрутился у Васиных ног, не желая, чтоб хозяин заходил в этот дом.
А занавесочка-то, занавесочка! Занавесочка с плюгавенькими рыжими цветочками на окошке дома вдруг шевельнулась, и какой-то сорочий глаз из-за этой выглянул занавесочки и вперился в Васю. И тут Вася шепнул потихоньку Матросу:
- Беги в отделение!
Но что тут оставалось делать собаке? И Матрос побежал исполнять этот тихий приказ.
Конечно, любая другая собака на месте Матроса стала бы спрашивать: зачем да почему? Возникла бы перепалка хозяина с собакой, что нередко еще бывает на улицах Карманова и других соседних городов. Это всегда выглядит как-то неприлично, стыдно становится и за хозяина, и за собаку.
А Матрос не стал спорить. Отбежав на другую сторону улицы, он, шмыгая носом, наблюдал за своим хозяином.
Вася пошел к калитке. не зная и не соображая, что будет сейчас делать. А сорочий-то глаз тянул, притягивал, манил из-за этой поганенькой занавесочки.
Понимал, конечно, Василий Куролесов, что идет он к дому напрасно и зря, что на самом-то деле надо бы ему, а не Матросу бежать в отделение и рассказать капитану про Зинку и Харьковского Пахана. Да ведь "они" могут за это время из дому уйти, а то, что в доме, от которого пахло папиросами пятого класса, были "они", Вася не сомневался.
И он стукнул в дверь. Подробно стукнул. Условным как бы стуком.
Дверь сразу открылась, и баба с вострым носом и сорочьим глазом сказала:
- Ну?
- Зинка? - так же прямо и грубо спросил Вася.
- Ну?
"Попал, - мелькнуло в голове. - В точку".
- Позови Пахана, - сказал он.
- Чего? Какого Пахана?
- Харьковского.
- А ну, вали отсюда, пока цел, - проворчала Зинка.
Но тут огромная и ноздреватая объявилась за Зинкиной спиной квадратная будка с двумя отверстиями для глаз и кнопочным носом. Будка что-то жевала, во рту у нее грямзал какой-то железный сухарь. Кроме грома сухаря, пылала в этом рту и папироса, в которой Вася сразу признал пятый класс - "Беломор".
- Пахан? - спросил Вася.
- Ну? - ответила Будка.
- Да что это вы все "ну да ну". Баранки гну. Не хотите - не надо, я пошел.
И тут же рука с лопатными ногтями ухватила его за шиворот, втащила в дверь и расставленно, с угрозой промычала:
- Ну?
Пора было что-то отвечать, и Вася помигал глазом, понизил голос и сказал:
- Я от Фомича. Его взяли.
- Где видел?
- В отделении. Так вот, велел передать, чтоб уходили послезавтра.
- Послезавтра? - удивился Пахан-Будка-Квадрат. - Почему послезавтра?
- Завтра-то он еще будет держаться, а уж послезавтра расколется. Он сам сказал: "Продержусь сутки, а потом расколюсь".
- Ага-ага! - закивал башкою Пахан Харьковский. - Расколется, значит, гад. А ты по фене ботаешь?
- Чего?
- Ты по фене ботаешь?
- Я-то ботаю, - ответил Вася. - А ты-то как?
Глава 6. Полет милицейского пресс-папье
Известная нам двусторонняя оперативная машина недавно вернулась из ремонта. Она так и осталась двусторонней, только вместо слова "Изыскательская" написали теперь "Спецобслуживание", а вместо "Сантехника" - "Гостелерадио".
- Оставили бы "Сантехнику", - ворчал Тараканов. - На сантехника я еще более-менее похож, а нп телекомментатора не слишком. Тут уж вы, пожалуй, товарищ капитан. У вас и глаза цвета "маренго".
- Сбреете усы - сразу станете телезвездой, - обещал капитан.
Машина мчалась в кармановский ельничек, в барсучий соснячок на розыски пропавшего Куролесова. Но, как потом подсчитали, ровно через три минуты после того, как она умчалась, в отделение милиции города Карманова вбежала рыжая собачонка с невзрачным колхозным хвостом. Если б хвост у нее был более городским или дежурный милиционер Загорулько более деревенским, дело могло кончиться иначе. Дежурный хотя бы задумался: где ее хозяин? Он, конечно, прекрасно вспомнил, что это собака Васи Куролесова, но никакого уважения к ней не испытал, тем более что и сам-то Куролесов дежурному не нравился. Слишком уж нахваливал его старшина.
И Загорулько топнул на собаку сапогом, ударил по столу пухлой папкой протоколов, а потом схватил эдакое пресс-папье и метнул его в собачонку с криком: "Долой животных из отделения!"
Пресс-папье в полете развалилось на составные части. Деревяшки и бумажки посыпались-полетели на пол, и перепуганный Матрос влетел в камеру предварительного заключения, из которой только что выпустили гражданина Сыроежку.
- Вот и посиди там, - сказал Загорулько. - Подожди хозяина. - И он защелкнул камеру на ключ.
Матрос заметался по камере, вспрыгнул на нары и встал на задние лапы, пытаясь дотянуться до решетки окна. Но и человек-то до нее не мог дотянуться, куда уж тут собаке с деревенским хвостом.С десяток минут Матрос беспокойно метался по камере. Он не выл и не лаял, он метался. Вдруг почувствовал что-то родное, знакомое, снова вспрыгнул на нары, прижался к потертой стене и успокоился.
Не знаю уж, про что он думал, но скорее всего, что собаке срока не пришьют. Над ним на стене виднелась полустертая надпись: "Вася и Батон тянули здесь..." Далее надпись совершенно стерлась, и чего они здесь тянули и сколько вытянули, было никому не известно.
Глава 7. Подручные средства
В это время, задыхаясь, спотыкаясь и чертыхаясь, старшина Тараканов продирался по кармановскому ельнику. За ним неторопливо шагал капитан. Старшина шел зигзагами или, как он говорил, "собачьим челноком", а капитан выдерживал прямую линию.
Прямая капитанская линия привела к носовому платку, который лежал в траве. В уголочке платка был вышит маленький розовый поросеночек.
- Васькин фирменный знак, - заметил старшина.
- Кажется, дело чрезвычайно опасное, - задумчиво сказал капитан. - Платок - для нас.
- Платок платком, а больше ни следочка. Эх, сам ведь я научил его двигаться бесследно.
- Должен быть след, - уверенно сказал капитан. - Куролесов не дурак, он должен использовать подручные средства. Уж если он оставил носовой платок, он нам весь путь покажет.
- Не знаю, какие у него еще остались подручные средства, - сказал старшина. - Брюки снимет? Иль ботинки?
- Тебе-то было бы легче, - заметил капитан Болдырев. - Протянул ус от дерева к дереву, на пару километров хватит.
Старшина закашлял, достал из кармана маленькую подзорную трубу и принялся осматривать местность. Он знал, конечно, в каких случаях капитан переходит на "ты". В нехороших.
- Вижу подручное средство, - доложил старшина. - Вон оно - на дереве висит.
Шагах в тридцати от них на сосне висел гриб-масленок, нахлобученный на сучок.
- Не белочка ли? - засомневался капитан.
- Может и белочка, а скорее Васькина лапа.
Они подошли к масленку и вдруг увидели впереди, на другой сосне - новый масленок. Старшина снял первый масленок с сучка и положил его в кепку, снял второй и тут же увидел третий. Скоро в кепке его было уже десятка два отборных маслят, потом пошли подосиновики и подберезовики, два моховичка, пара хорошеньких белых.
- Вы что, солить их будете? - спросил капитан.
- Солить не солить, а на жарево тут наберется.
Глава 8. Вася ботает и чирикает
Рука с квадратными ногтями втащила Васю в сени, без всяких затруднений проволокла по коридорчику, спустила по крутой лестнице куда-то вниз, в район погреба.
- Постой! Постой! - тормозил Куролесов каблуками. - А в чем, собственно, дело? Не время для шуток.
Квадратная Будка сопела, протаскивая его через ящики и бочки. Где-то наверху вспыхивал и взникал Зинкин сорочий глаз.
- Осторожно! Осторожно! Бутыль не разбей. Не опрокинь бак с огурцами.
Но бак, за который Вася зацепился карманом, все-таки опрокинулся, полился из бака укроп, а в укропе, в хреновом листу, как рыбы в водорослях, скрывались огурцы. Они попрыгали из бака, захлопали хвостами, разбежались.
- Только не по огурцам! Только не по огурцам! - кричала Зинка. - Огурцы перетопчете.
Но Вася чувствовал, что его тащат все-таки по огурцам, они лопались под каблуками, как рыбьи пузыри.
Тут вдруг выскочила откуда-то трехлитровая стеклянная банка, блеснул в сумраке погреба бутылочный бок, кровая трещина перечеркнула стекло, банка развалилась и жутко, страшно, таинственно в погребе запахло маринованным чесноком.
- Чеснок??? - орала теперь сверху Зинка. - Маринованный чеснок разбил?!
Наконец Васю плюхнули на ящик. У ног взвизгивал чеснок и подло ворчали уцелевшие огурцы. И Вася понял, что, если уж вокруг него опрокидывают огурцы и бьют чеснок, дела его плохи.
- Осторожно! Чеснок! Огурцы! - орала Зинка, ззаглядывая сверху в погреб. Ее кудлатые космы свешивались в погреб как абажур.
- Че! - грозно прикрикнул Пахан, выталкивая абажур наверх.
- Не понимаю, - сказал Вася, отдышавшись. - За что ко мне такие применения? Я же всей душой и телом, а меня чесноком душат.
- Так ты по фене ботаешь?
- Ботаю. Изо всех сил ботаю.
- А по-рыбьи чирикаешь?
- Чирикаю.
- Врешь, скворец! На бугая берешь! Порожняк гоняешь! Лапшу на уши двигаешь!
- Не двигаю, не двигаю я лапшу! - закричал Вася, потому что увидел, что Пахан сунул руку в карман, в котором тяжело болтался пистолет.
"Ну, попал! Вот уж попал-то! - лихорадочно думал Вася. - Феня - ведь это бандитский язык, а я-то его не знаю, не ботаю и не чирикаю. Что ж делать-то? Гипноз! Скорее гипноз!"
И он сморщил переносицу, но гипноз, собака, никак не появлялся, затаился, напуганный ззапахом чеснока.
"Ну тогда разумом, тогда разумом, - думал Вася. - Возьму его разумом, неожиданной мыслью. Задавлю интеллектом".
- За что такие придирки? - высказал вдруг Вася эту неожиданную мысль. - Почему глубокое недоверие? - продолжал он давить интеллектом. - Я же предупредил, меня же и угнетают?!
- Феню не знаешь, - сказал Пахан и покачал квадратною будкой. - Ну скажи, что такое "бимбар"?
- Так вот же он, бимбар. Вот он!
И Вася вынул из кармана часы.
- А ну, дай сюда.
Пахан схватил часы, щелкнул крышкой, и часы вззыграли:
"Здравствуй, моя Мурка,
Здравствуй, дорогая.
Здравствуй, а быть может, и прощай..."
И здесь автор должен, конечно, отметить редкую способность знаменитых часов: приспособляемость к обстоятельствам.
- Мурку играют? Все равно, твое-то время истекло. - И он сунул часы в собственный карман. - Не знаю, откуда ты, да только мне ты живой не нужен.
Пахан зевнул и достал пистолет. И самое страшное показалось Васе именно то, что он зевнул.
- Нет, нет, - сказал Вася. - Я еще живой пригожусь.
- Только не мне, - сказал Пахан и сразу нажал курок.
Грянул выстрел - и пуля-дура полетела в открытую Васину грудь. И последнее, что слышал Куролесов, был глупый и неуместный сверху крик:
- Только не по огурцам!