Мужское воспитание
Повесть
Борис Никольский
Рисунки Н. Кустова
1.
ЛицА солдата Димка не видел.
Но уже в тот момент, когда только возникла в бинокле эта бегущая фигура, когда рядом с Димкой кто-то прокричал: "Прекратите огонь! На стрельбище люди!", Димка уже знал - это Лебедев.
Понадобилось еще некоторое время, чтобы команда дошла до огневого рубежа, автоматы продолжали стрелять, и за эти несколько секунд солдат там, на склоне холма, добежал до двух маленьких фигурок, толкнул их на землю и сам упал рядом с ними...
Димка оторвал глаза от бинокля.
Он увидел отца, который бежал к вышке, увидел молоденького лейтенанта, командира взвода, который бежал от вышки, услышал, как последний раз коротко стукнула и оборвалась автоматная очередь.
Солдаты, еще минуту назад спокойно сидевшие в тени вышки, вскочили и взволнованно переговаривались между собой.
Все смотрели в ту сторону, где кончалось стрельбище, где в траве, не поднимая головы, лежал Лебедев...
2.
Лебедев был первым солдатом, с которым познакомился Димка.
Два месяца назад Димка с матерью приехали сюда, к отцу, и поселились в трехэтажном кирпичном доме на самом краю военного городка. Этот дом сразу понравился Димке, потому что не имел обычного городского адреса, а назывался ДОС № 3, что в переводе на нормальный язык означало "дом офицерского состава". Прямо возле дома были вкопаны турник и брусья - пожалуйста, подходи, занимайся, сколько угодно укрепляй свои мускулы, - а сразу за забором начинался лес.
Утром, когда Димка завтракал, вдруг где-то совсем рядом заиграл оркестр и тут же затих, а кто-то хором прокричал: "Ра-ра-ра!" Оказывается, это солдаты здоровались с командиром полка.
В тот же день Димка обежал весь военный городок и очень быстро успел убедиться, что всюду, где поинтереснее, стоят часовые. Чуть только подойдешь поближе, сразу: "Принять правее! Принять левее!" Суровая серьезность часовых понравилась Димке. А может быть, просто у него было такое настроение, что все ему нравилось. Радовался оттого, что опять они будут жить вместе с папой.
Заглянул Димка и в казарму. Обычно, когда мама сердилась, она говорила: "Не топай, здесь тебе не казарма..." - это Димке. Или: "Привык у себя в казарме..." - это отцу. "Не превращайте дом в казарму..." - это отцу и Димке, обоим. Хуже, ругательнее слова, чем "казарма", у нее, пожалуй, не было.
А казарма оказалась чистой, светлой и просторной. В казарме никого не было, только возле тумбочки с телефоном стоял солдат с красной повязкой - дневальный. Он спросил Димку:
- Вы к кому?
Димка смутился и ничего не ответил. Если бы он пришел с отцом, тогда бы дневальный вытянулся и отдал честь. Или бы даже крикнул: "Рота, смирно!" А так, конечно, откуда ему знать, что Димка - сын капитана Толмазова.
Из казармы Димка пошел домой.
Он шел по тропинке вдоль забора и очень удивился, когда кто-то его позвал:
- Мальчик, а мальчик!
Он даже не сразу понял, откуда прозвучал этот голос, и только потом увидел: одна доска в заборе была отодвинута. Сквозь широкую щель на Димку смотрела круглолицая, курносая девушка. Она улыбалась Димке, как хорошо знакомому. Наверное, спутала его с кем-нибудь другим.
- Мальчик, ты Лебедева знаешь?
- Какого Лебедева?
- Ну, солдат такой. Лебедев.
Димка пожал плечами. Почему это он должен был знать какого-то Лебедева?
- Неужели не знаешь? Лебедева здесь все знают.
Она разговаривала с ним так, словно это он, а не она, находился по ту сторону забора.
Димка рассердился и ничего не ответил.
"Зачем ей этот Лебедев? - думал он. - И почему его все знают?"
Очень скоро Димка убедился, что девушка была права.
После обеда он отправился в бассейн - там солдаты учились плавать прямо в гимнастерках и галифе, в сапогах и с автоматами. Это было нелегкое дело. Димка видел, как тяжело дышали солдаты, выбираясь на берег. А некоторые доплывали только до середины и хватались за веревку, натянутую над водой.
Потом один солдат утопил сапог, и тогда все остальные принялись по очереди нырять за ним. А два солдата забрались на вышку и оттуда сверху высматривали сапог.
Рядом с Димкой остановился белобрысый пацан с облупившимся носом.
- А Лебедев вчера с самой верхотуры прыгнул, - сказал он. - Оттуда никому не разрешают прыгать.
- А Лебедеву разрешили? - спросил Димка.
- Не, - сказал пацан и, немного подумав, добавил:
- Его теперь на губу посадят.
Димка прищурился и прикинул на глаз расстояние до верхнего трамплина вышки. Метров семь... Или десять? Высоко...
Сам он никогда не нырял с вышки. Не потому, что боялся. А просто не приходилось.
Димка хотел поподробнее расспросить пацана о Лебедеве, но пацан уже подбирался к воде, пользуясь тем, что солдат, дежурный по бассейну, вместе со всеми занялся охотой за утонувшим сапогом.
И еще раз в этот день услышал Димка о Лебедеве.
Вечером он играл с отцом в шахматы, когда вдруг раздался телефонный звонок. Отец поднял трубку - он еще не успел поднести ее к уху, а в трубке кто-то уже заговорил и так быстро и возмущенно, что задребезжала мембрана.
Отец сначала терпеливо слушал, а потом сказал:
- Да, да, я все это знаю. Старшина назначил Лебедева в наряд, потому что подошла его очередь. И заменять его мы не будем. Пожалуйста, пусть тренируются сколько угодно в свободное время. И не повышайте голос, Сергей Николаевич, а то мне после разговора с вами придется вызывать телефонного мастера... Что? Пожалуйста. Хоть командиру дивизии.
- Папа, кто это Лебедев? - спросил Димка.
- Солдат в моей роте, - ответил отец. - Так чей сейчас ход?
Но Димку уже меньше всего занимали шахматы. Его занимал Лебедев. Что же это за солдат такой, которым интересуются девушки, восторгаются пацаны, из-за которого спорят между собой командиры? Кто он такой?
Димка был уверен, что узнает теперь Лебедева сразу - стоит им только встретиться. Как можно не узнать человека, о котором столько говорят. А встретить его Димка, конечно, встретит - не очень-то много разных дорог в военном городке: от казармы к столовой, от столовой к учебному корпусу, от учебного корпуса к клубу. И опять к казарме. Наверняка где-нибудь попадется Лебедев навстречу.
И правда - вскоре они столкнулись. Только случилось это не совсем так, как предполагал Димка.
Прошлым летом, когда он еще жил с мамой у бабушки, Димка ходил в городской пионерский лагерь. Конечно, лагерь этот только назывался лагерем, а на самом деле не было в нем ничего лагерного - ни палаток, ни костров, ни линеек. Просто ребята собирались утром возле школы, завтракали в школьной столовой, а потом отправлялись или в кино, или на детский утренник, или в зоопарк, или в какой-нибудь музей. Они всегда торопились, потому что за день чаще всего надо было попасть и в кино, и в музей, и на спортплощадку. Пионервожатая Аэлита Сергеевна говорила: "Ребята, у нас опять очень насыщенный день". Пребывание в лагере не оставило существенного следа в Димкиной жизни, но это выражение так и застряло в памяти.
И вот теперь у Димки опять были насыщенные дни. Он боялся пропустить что-нибудь интересное. Как строится полк на утренний развод, как сменяются часовые, как строевым шагом маршируют роты - все надо было успеть посмотреть.
В тот день Димка опоздал - прибежал к парашютной вышке, а занятия уже кончаются. Только два прыжка и застал. Надо было сразу с утра сюда мчаться, а он проторчал на полосе препятствий.
А теперь лейтенант построил свой взвод и - шагом марш мимо Димки. Оставил только одного солдата - навести порядок у вышки: подмести, разровнять площадку. Солдат был невысокий, с ежиком на голове, с лицом густо усыпанным веснушками.
Он посмотрел на Димку и сказал:
- Ну что, небось прыгнуть хочешь?
- Хочу, - сказал Димка.
В центральном парке, в городе, где они жили раньше, тоже была парашютная вышка, похожая на эту. Димка всегда приставал к маме - упрашивал, чтобы она разрешила ему прыгнуть. А мама не разрешала. "Хватит с меня, что твой отец прыгает", - говорила она.
- А не испугаешься? - спросил солдат.
Димка мотнул головой:
- Не испугаюсь.
- Ну, тогда полезли.
- Правда? - удивился Димка. Он был уверен, что солдат шутит. Взрослые почему-то очень любят так шутить.
- Кто тебя учил не доверять людям? - строго спросил солдат. - Школа? Пионерская организация? Или, может быть, этому тебя учили родители?
Димка нерешительно засмеялся. Он не знал, как вести себя с этим солдатом. А солдат тем временем уверенно, по-хозяйски, словно он и был здесь главным начальником, направился к вышке и полез вверх по лестнице.
И Димка полез вслед за ним.
На боку у солдата болтался противогаз. На деревянной бирке, пришитой к противогазной сумке, Димка увидел надпись. Чернильным карандашом было выведено: "Рядовой Лебедев".
"Вот это да!" - подумал Димка. И как это он сразу не догадался!
- А я знаю: вы - Лебедев, - сказал он.
- Нет, я Курицын, - сказал солдат. - А откуда ты узнал?
Димка показал подбородком на деревянную бирку.
- Ого! У тебя задатки Шерлока Холмса, - сказал Лебедев. - С тобой опасно иметь дело.
Наверху, на вышке, дул ветер. Димка поежился. Снизу вышка не казалась такой высокой.
- Ну как? Еще не раздумал? - спросил Лебедев.
Может быть, он нарочно заманил сюда Димку - для забавы? Чтобы посмеяться над ним?
- Нет, - сказал Димка. - Не раздумал.
Лебедев быстро и ловко опутал Димку ремнями.
- Готово, - сказал он.
Димка подошел к краю и взглянул вниз. У него сразу ослабли ноги. Казалось, еще секунда - и он свалится. Ему захотелось лечь и прижаться к доскам. Он быстро шагнул назад.
Здесь, на вышке, был другой человек, а совсем не тот Димка, который только что лез по лестнице. И поступал он совсем не так, как собирался поступить Димка. И даже голос у него был другой, не Димкин.
Снизу, когда он смотрел, как прыгают солдаты, все казалось совсем просто. Залез, пристегнул парашют, прыгнул. Он даже не думал, что это так страшно.
- Когда будешь приземляться, - сказал Лебедев, - не забудь плотнее сжать ноги.
"Приземляться!" Димка уже знал, что ни за что не решится прыгнуть. И в то же время он готов был скорее просидеть здесь до завтра, чем на глазах у Лебедева, на глазах у маленьких пацанят, торчавших там, внизу - откуда они только взялись? - спуститься по лестнице назад.
Димка не смотрел на Лебедева. Он делал вид, что поправляет лямки. Если бы он очутился опять там, внизу! И зачем только он полез на эту вышку?
Сегодня же о его позоре узнает весь гарнизон.
Теперь он мог надеяться только на чудо.
И чудо случилось.
Димка поднял глаза и далеко внизу, на асфальтированной дорожке, среди кустов, увидел отца. Отец стремительно шел, почти бежал к вышке.
- Влипли, - сказал Лебедев. - Этого мне только не хватало!
Он повертел головой, словно прикидывая, куда бы скрыться. Но куда скроешься - на вышке?
А Димка сразу повеселел. Он не думал сейчас о том, что ему тоже не поздоровится, что отец наверняка рассердится, может быть, даже влепит подзатыльник тут же, при Лебедеве. Пусть! Зато никто не узнает, что Димка струсил.
А что - еще неизвестно - может быть, он бы и прыгнул, если бы не отец. Вот постоял бы, постоял и прыгнул...
Отец остановился и закинул голову. Пацанята сразу окружили его.
- Ну что же ты - прыгай! - крикнул отец. - Раз залез - так прыгай!
Он шутит! Лебедев, он же шутит!
Отец еще что-то показывал жестами, что-то кричал, но Димка ничего не слышал.
Лебедев уже подталкивал Димку к краю и твердил в самое ухо:
- Прыгай! Прыгай!
Потом Димка уже не мог вспомнить - сам он сделал последний шаг или толкнул его Лебедев, только он вдруг полетел вниз, в темноту. Дыхание зашлось у него, как заходится, когда ухнешь неожиданно в холодную воду. Тут же его дернуло, движение замедлилось, и тогда Димка сообразил, что темно вокруг оттого, что летит он с зажмуренными глазами. Он открыл глаза. Земля плавно и очень медленно, чуть наискосок, надвигалась на него, а сам он покачивался под белым куполом.
Как легко, как весело вдруг сделалось Димке! Даже сердитое лицо отца, которое все приближалось, нисколько не пугало его.
Он прыгнул! Прыгнул!
На земле отец молча помог Димке отстегнуть парашют, помог отряхнуть пыль с брюк. А Димка был не в силах удержаться - губы его так и растягивались в улыбке.
- Пошли, - сказал отец и жестко взял Димку за руку. Потом повернулся к Лебедеву, который уже успел спуститься с вышки.
- С вами, Лебедев, я поговорю после. вы у меня посамовольничаете. - Он сказал это раздельно и тихо. Такая у него была манера. Когда Димкин отец сердился, он не кричал. Он начинал говорить совсем тихо.
Лебедев выслушал слова отца, покорно понурясь, но когда тот отвернулся, неожиданно весело подмигнул Димке. То ли он думал, что отец лишь пригрозит да забудет, то ли уже привык к наказаниям. И Димка тоже подмигнул ему в ответ.
Они пошли к дому. Отец все молчал, и Димка знал, что это не предвещает ничего хорошего, но все равно радость распирала его. Встречные солдаты с интересом посматривали на Димку. Может быть, они видели, как Димка прыгнул с вышки. Солдаты чуть замедляли шаг и четко вскидывали руку к пилотке. Наверно, им нравилось отдавать честь Димкиному отцу. Нравилось, что у них такой командир. А еще, может быть, нравилось, что у их командира такой сын...
3.
Димка чувствовал, как рука, которая сжимала его запястье, то слабела, становилась мягче, то вдруг снова твердела. Видимо, отец то переставал сердиться или просто начинал думать о чем-то другом, "отключаться", как говорила в таких случаях мама, то вдруг спохватывался: снова вспоминал о Димке, о Лебедеве, о парашютной вышке.
Он все молчал, и Димка тоже не решался заговорить первым.
Димка давно не видел отца таким сердитым. Он даже не знал толком, каким бывает отец, когда сильно рассердится. Вот мама, когда сердится, она сначала кричит, потом плачет и жалуется, что зря потратила на Димку всю свою молодость. Бабушка - та не плачет, бабушка, когда сердится, рассказывает поучительные истории из своей жизни и ставит себя в пример. И еще бабушка всегда повторяет, что Димке не хватает мужского воспитания.
Теперь, шагая рядом с отцом, Димка ждал, когда же начнется это мужское воспитание. Ему совсем не было страшно, ему было только любопытно.
Однажды в школе, где учился Димка, задали на дом написать сочинение о родителях. Даже обещали, что лучшее сочинение будет напечатано в "Пионерской правде". Димка решил написать об отце. Он всегда гордился тем, что его отец - десантник. Разные отцы были у ребят из их класса. Были врачи, инженеры, шоферы. Был даже один артист кукольного театра. А вот десантников больше не было. И поэтому мальчишки завидовали Димке.
На первой странице он вывел крупными буквами: "МОЙ ОТЕЦ". Потом подумал и написал: Мой отец - офицер. Он командует солдатами. Солдаты любят своего командира".
Он поставил точку и задумался. Он не знал, что писать дальше.
Давно, когда Димка был совсем маленьким, они жили вместе с отцом в далеком гарнизоне, в Забайкалье. Почему-то Димке запомнилось: солдаты возле казармы набивают матрасы соломой. Матрасы получаются круглые, неуклюжие, словно огромные колбасы. Солдаты плашмя падают на них, подпрыгивают и хохочут. И Димка тоже прыгает на колючем матрасе и хохочет. Но разве об этом напишешь в сочинении.
Потом отца послали служить на юг, в пустыню, а Димка с мамой поехали к бабушке. Мама училась тогда в заочном институте, сдавала экзамены, а Димке пора было в школу.
Отец приезжал в отпуск загорелый и обветренный. Димке нравилось, что отец служит в суровых, пустынных краях. И не нравилось, когда отец переодевался в гражданский костюм. Будь Димка военным, он бы никогда не стал снимать форму. О своей службе отец почти не рассказывал, говорил только: "Песку много. Заносит. А так все в порядке. Нормально".
Димка в задумчивости покусывал ручку, стараясь вспомнить что-нибудь такое, о чем бы стоило написать. Потом написал:
"Мой отец смелый. Он не раз прыгал с парашютом".
Вот тут хорошо было бы рассказать о каком-нибудь особенном случае - бывают такие случаи, Димка сам читал. Вдруг парашют не раскроется и солдат спасает своего командира - подхватывает на лету и они вдвоем приземляются на одном парашюте. Но с его отцом никогда не происходило ничего подобного. Да если бы и произошло, он бы, наверно, ни за что не рассказал - чтобы мама не волновалась.
Когда Димка садился за сочинение, ему казалось - целую тетрадь напишет. А теперь ничего не получалось. Димка вздохнул.
- Ну-ка, покажи, что ты пишешь, - сказала бабушка.
Димка покраснел и прикрыл страницу рукой.
Бабушка рассердилась:
- Скрытный, весь в мать.
Удивительно - Димка давно замечал, что бабушка больше любит его отца, чем маму, хотя мама - ее родная дочь, а отец - никто. Бабушка считала, что мама обязательно должна поехать к отцу в пустыню. Вообще, Димкина бабушка не похожа на других бабушек: она ходит на лыжах, играет в шахматы и любит петь арию Кончака из оперы композитора Бородина "Князь Игорь". Вернее, не всю арию, а только одну фразу: "Что ты, князь, призадумался?.."
Димка подождал, пока бабушка отошла, и вывел: "Раньше мой отец служил на юге. Там было очень жарко и много песку. А теперь папу перевели. И скоро мы поедем к нему:.
Сочинение получилось очень коротким, но все равно учительница поставила за него четверку. А в "Пионерской правде" его, конечно, не напечатали.
...Отец совсем отпустил Димкину руку. А потом вдруг снова сжал - да так, что Димка ойкнул.
- Вот что, Дмитрий, - сказал отец, - сегодня из-за тебя получат взыскания два человека - Лебедев и командир взвода. Тебе это нравится?
- Не нравится.
- Вот видишь - не нравится... - сказал отец и спросил неожиданно:
- А страшно было на вышке? Небось коленки дрожали? - Он засмеялся. - Для меня, например, хуже не было - прыгать с этой вышки. Лучше с самолета.
- Сначала страшно было. Еще как! - возбужденно заговорил Димка и тут же вспомнил о Лебедеве. Ему показалось, что сейчас самое время попросить за Лебедева.
- Пап, он же не виноват...
- Я сам разберусь, кто виноват, а кто нет, - сказал отец жестко.
Навстречу им бежал солдат с красной повязкой.
- Товарищ капитан, вас в штаб вызывают! Срочно!
- Хорошо. Иду. А ты, Дмитрий, ступай домой и скажи маме, чтобы сегодня тебя никуда не выпускала. Понял?
- Понял, - сказал Димка.
Так и закончилось в этот день мужское воспитание. Димка побежал домой. И по-прежнему было ему легко и весело.