Мужское воспитание
Повесть
Борис Никольский
Рисунки Н. Кустова
9.
Через полчаса машина вернулась пустая, оцепление было расставлено, все было готово к стрельбам.
Опустился на вышке белый флаг, и тут же медленно поднялся красный. Над стрельбищем прозвучал сигнал "Приготовиться".
Солдаты торопливо и ловко снаряжали магазины - черные рожки в их руках словно заглатывали один за другим желтые блестящие патроны. Радисты в последний раз проверяли связь с радиостанциями оцепления: "Первый, я огневой, как слышно, я огневой, прием".
Все были заняты, сосредоточены и серьезны, и Димку тоже вдруг охватило волнение, будто он здесь не только зритель, будто и ему предстоит выйти на огневой рубеж, предстоит выполнять короткие и резкие команды, ловить мушку в прорези прицела и нажимать спусковой крючок... Вроде бы и солдаты были сейчас те же, что и всегда, в тех же стираных, выгоревших на солнце гимнастерках, и команды те же, а все-таки было в них что-то новое, незнакомое Димке - ощущение приподнятости и напряженное ожидание владело всеми.
И вроде бы все происходило на глазах у Димки, все он видел - и как строились солдаты, и как докладывали о готовности, и как заряжали автоматы - ничего не пропустил, а все-таки в самый важный момент отвлекся, занялся биноклем, и автоматные очереди застучали неожиданно, Димка даже вздрогнул.
Солдаты стреляли по трое. Одна тройка сменяла другую, и вообще-то все они делали одно и то же - одинаково ложились, одинаково натягивали противогазы, одинаково целились и стреляли. Каждый раз все повторялось в одной и той же, уже знакомой Димке последовательности. И все равно Димка, не отрываясь, напряженно следил за всем, что происходило на стрельбище. У него устали глаза - оттого, что все время приходилось щуриться, и руки тоже устали - от тяжелого бинокля. В общем-то, бинокль сейчас был совсем ни к чему, без бинокля смотреть было гораздо удобнее, но Димка даже самому себе ни за что не хотел признаваться в этом.
Через бинокль он видел маленькие фонтанчики пыли, возникающие возле мишеней и мгновенный огненный след трассирующих пуль. Иногда трассирующая пуля попадала в камень и рикошетом отскакивала вверх - это было особенно красиво - словно кто-то чиркал огромной спичкой.
Вот чья-то очередь ушла далеко за мишени, Димка чуть поднял бинокль, чтобы проследить за ней, и замер от неожиданности. На склоне пологого плоского холма, замыкавшего стрельбище, он увидел две маленькие фигурки. Он еще не успел ничего сообразить, не успел даже испугаться - тут же увидел солдата, бегущего к этим двум фигуркам.
- Прекратите огонь! - крикнул кто-то рядом с Димкой. - Сигнал! Дайте сигнал! На стрельбище люди!
Но прежде чем команда достигла огневого рубежа, прошло еще несколько секунд, автоматы продолжали стрелять, и Димка видел, как солдат успел добежать до двух маленьких фигурок, толкнул их на землю и сам упал рядом с ними.
Димка оторвал глаза от бинокля.
Он увидел отца, который бежал к вышке, увидел молоденького лейтенанта, командира взвода, который бежал от вышки, услышал, как последний раз коротко стукнула и оборвалась автоматная очередь...
Солдаты на огневом рубеже оглядывались - они еще не понимали, почему пришлось прекратить огонь.
А те солдаты, которые еще минуту назад спокойно сидели в тени вышки, ожидая своей очереди стрелять, теперь вскочили и взволнованно переговаривались между собой. И все смотрели в ту сторону, где кончалось стрельбище, где в траве, не поднимая головы, лежал солдат...
10.
В бинокль Димка увидел, как солдат осторожно поднял голову, потом встал на колени и выпрямился. У Димки отлегло от сердца.
Как страшно, наверное, было бежать и слышать вокруг цоканье пуль! А потом упасть и слышать, как продолжают бить автоматы! Какими долгими, наверное, казались эти секунды!
Но Лебедев не мог поступить иначе - это Димка всегда знал - не мог Лебедев поступить иначе.
Неожиданно радостное возбуждение охватило и Димку. Ему хотелось говорить о Лебедеве, не терпелось рассказать, что это он, Димка, первым увидел в бинокль бегущего солдата и первым догадался, что это Лебедев. Рассказать о том, как испугался он сначала, когда Лебедев лежал, не двигаясь, и как обрадовался потом, когда понял, что с Лебедевым ничего не случилось...
Но всем было не до Димки. Он сунулся было к солдатам, но солдаты обсуждали происшествие между собой и не обратили на Димку никакого внимания. К отцу он не решался даже подойти - отец что-то сердито выговаривал молоденькому лейтенанту.
"Почему они все такие сердитые?" - подумал Димка. Ему хотелось, чтобы все радовались вместе с ним. И чтобы он радовался вместе со всеми.
Тем временем дежурная машина уже пылила по дороге вокруг стрельбища - за Лебедевым.
"Наверно, Лебедеву теперь дадут отпуск, - подумал Димка. - За героические поступки солдатам всегда дают отпуск". И ему даже стало грустно оттого, что Лебедев уедет.
"А еще, наверно, напишут о нем в газетах. И поместят его фотографию. Обычно в таких случаях пишут: "Отважный воин не назвал своего имени". Это звучит красиво. Но здесь так не получится. Потому что все знают, что Лебедев - это Лебедев".
Димка уже представлял, как пожмет отец руку Лебедеву, и Лебедев ответит: "Служу Советскому Союзу!" И отец посмотрит в глаза Лебедеву и подумает: "Иногда я был неправ и несправедлив, я теперь понимаю, но с кем этого не бывает". Вслух он, конечно, ничего не скажет, но Лебедев догадается и так. И подумает в ответ: "Не надо вспоминать об этом, товарищ капитан. Я ведь тоже не всегда был прав. Но теперь это дело прошлое".
И Димка тоже промолчит. Он никому не скажет, что давно уже знал, что все должно было кончиться именно так. Пожалуй, ему все равно не поверят...
11.
Сначала из машины выбрались шестилетний белобрысый Павел, сын начальника штаба, и первоклассница Нинка. Они вовсе не казались испуганными, даже наоборот - они явно были довольны тем, что прокатились на машине и теперь очутились среди солдат. Даже всеобщее внимание их нисколько не смущало.
Вслед за ними появился Лебедев. Он улыбался - виновато и неуверенно. Он даже не подмигнул Димке, как обычно, лишь скользнул взглядом по его лицу и медленно, словно нехотя, пошел к центральной вышке, где уже строилась рота. И только тогда скверное предчувствие шевельнулось в Димкином сердце.
Потом Димка видел, как стоял Лебедев перед строем. Наверное, это очень неприятно - стоять вот так, когда сто человек смотрят на тебя, а ты один.
Димкин отец сказал:
- Ну, расскажите, Лебедев, роте, как это получилось.
Лебедев пожал плечами.
- Рассказывайте, рассказывайте, не стесняйтесь...
Лебедев молчал.
- Ну что же вы? Вы ведь всегда любили поговорить.
Лебедев по-прежнему переминался с ноги на ногу и молча смотрел вниз.
- Ну, хорошо. Тогда я могу рассказать за вас. Солнце, травка - все располагает к отдыху. Почему бы не позагорать? Вокруг никого, никто не увидит... Не так ли?
Лебедев неопределенно шевельнул плечами.
- Ну, а потом?
- А потом, - неожиданно сказал Лебедев, - я увидел их. Они были уже далеко... Я им крикнул... Они испугались и побежали... Я побежал за ними...
- Погодите, Лебедев. У вас была рация. Почему вы сразу не сообщили, что на стрельбище люди?
- Я сообщал... Но меня, наверное, не слышали...
- То есть как не слышали? Почему?
Лебедев замялся.
- Аккумуляторы у меня сели... - негромко проговорил он.
- Аккумуляторы сели... - тихо и раздельно повторил Димкин отец. - А раньше вы не догадались, что их надо зарядить? Вы не знали, что радиостанция не готова к работе? Или вы решили - сойдет и так, ничего не случится...
Лебедев молчал.
- А теперь вы бросаетесь под пули и думаете, мы будем восторгаться вашей храбростью? Нет, Лебедев, не будем. Восторгаться мы будем теми, кто добросовестно делает свое дело. Изо дня в день. Добросовестно и умело. Это, знаете ли, самое важное. И самое трудное. Можете вы это понять, наконец, или не можете?
- Могу, - сказал Лебедев печально.
И Димке стало так жалко его, словно это он сам, растерянный и поникший, стоял перед строем. Он даже закрыл на секунду глаза. Он всегда закрывал глаза, когда чувствовал, что вот-вот заплачет.
- За вашу халатность, Лебедев, вы будете наказаны, - сказал отец. Он сделал паузу и резко скомандовал: - Рота, смирно!
Солдаты шевельнулись и замерли. И Димка тоже вытянул руки по швам и замер.
Отец вскинул руку к козырьку.
- За халатное отношение к служебным обязанностям, - четко выговорил он, - которое едва не привело к жертвам, объявляю рядовому Лебедеву трое суток ареста.
- Есть трое суток ареста... - как эхо откликнулся Лебедев.
- Вольно, - скомандовал отец и шагнул к Лебедеву.
- Что у вас в руке? Покажите.
Лебедев разжал левую руку - на ладони у него лежала маленькая сплющенная пуля.
- Это вы там... нашли? - помедлив, спросил отец.
- Да, - тихо сказал Лебедев.
Потом Лебедев вернулся в строй, и отец уже другим, будничным голосом начал говорить о стрельбах - кто и в каком порядке будет теперь стрелять.
А Димка отошел в сторону и сел на камень. Первый раз Димке хотелось побыть одному. Ему надо было о многом подумать...
Журнал "Костер" 1969-1970