Поворот
Повесть
 

Вадим Фролов
Рис. И.Харкевича

 Тетка Поля

   Время было не слишком позднее, но дома уже все спали - утомились: тетка Поля с дороги, мама от встречи, а Мишка с Олей, наверно, просто объелись. Я стукнулся к дяде Саше - его все еще не было. Ну, что ж... тем лучше.
   Я тоже улегся. Завтра воскресенье. Ворочался, ворочался - никак не заснуть. Все какие-то мысли в голову лезут. Разные. А главным образом про то, что, наверно, я так и останусь неорганизованным - опять день прошел почти без толку. Да и наглупил я порядочно. Зачем, например, ушел с урока? Или, например, зачем пошел к Басовой, а потом - в этот "Гном"? Тьфу-ты! - опять стихи! Стихи вдруг стали наползать на меня.

Зачем пошел я к Маше?
Не надо бы ходить...
   Но дальше, кроме "каши", никакой рифмы не подбиралось.

...Поел бы лучше каши,
и нечего чудить!
   И еще:

Пес Повидло залаял,
А Фуфло испугался.
И, как дым, он растаял,
Но ужасно ругался.

   Вот последнее - хотя это и не совсем правда - мне даже понравилось. Особенно: "И, как дым, он растаял". Это, по-моему, как это называется... художественный образ. "Как дым, растаял"....
   Я начал засыпать и уже сквозь сон слышал, что пришел батя. Он заглянул в комнату, но сразу прикрыл дверь. За дверью снял ботинки и в носках тихо зашел.
   - Пап, - сказал я шепотом.
   - Не спишь, - спросил он.
   - Ты ложись на Мишкиной раскладушке.
   - А он где?
   - Он на Олиной кровати, а Оля с мамой и тетей Полей.
   - Ага, - сказал он и начал в темноте раздеваться.
   Потом в трусах и в майке присел ко мне.
   - Слушай, Сень, ты, если рано проснешься, разбуди меня. Поговорить надо.
   - Ладно, - сказал я.
   - Ты, Вася? - спросила мама сонным голосом. Она всегда просыпается, когда папа приходит.
   - Я, Люда. Спи, спи, - сказал папа тихонько и улегся.
   Раскладушка под ним заскрипела, и уже через минутку я услышал, как он задышал глубоко и ровно. Заснул. Он всегда засыпал сразу. "Солдатская привычка, - говорил он, - меня и пушками не разбудишь". И действительно, мы могли шуметь сколько угодно, он не просыпался. Но, между прочим, если какой-нибудь посторонний шум слышался, например, дядя Гриша, сосед, на кухне табуретку уронит или за окном кто-нибудь заголосит, он сразу поднимал голову и прислушивался и, если считал, что все в порядке, опять сразу засыпал. И вот он заснул, а у меня сон прошел, и я опять начал ворочаться.
   А потом я услышал громкий шепот на маминой кровати. Это тетка Поля спрашивала маму, часто ли папа так поздно приходит.
   - Часто, - вздохнув, сказала мама. - Работа такая.
   - Провались она, такая работа, - сердито сказала тетка Поля. - Что за жизнь?!
   Я не хотел слушать и натянул одеяло на уши, но тетка Поля шептала так громко - тихо она не умела, - что как я ни старался, а  все равно слышал. Тетка Поля то ругала, то жалела маму, а мама возражала, но как-то не очень уверенно. А ругала ее тетка Поля за то, что у мамы с таким мужем совсем жизни никакой нет. Сидит сиднем дома, никуда не ходит, даже в отпуск и то по-человечески ни куда не съездит.
   - Я ж болею часто, Поля, - говорила мама, - куда уж мне разгуливать-то. Я и на работу-то почти не хожу - все бюллетени да бюллетени. Мне уж и инвалидность предлагают...
   - А раз болеешь - надо лечиться, - шипела тетка. - Был бы хороший муж, он бы тебя из санаториев да домов отдыха не отпускал бы.
   - Я ездила... - говорила мама.
   - Ездила, ездила! Вон и квартиры настоящей с такой-то семьей и то получить не сумел, а очередь - когда она еще подойдет-то, эта очередь, - гнула свое тетка. - Нет, не практичный он человек, не хозяин он, твой Василий.
   - Он о себе не думает, - сказала мама.
   - Он и о себе не думает, и о вас не думает. Вон, Сенька у вас совсем в прислугу превратился. А ему учиться, развлекаться надо.
   Ну и тетка - до чего же вредная оказалась. Мне даже крикнуть захотелось - пусть не выдумывает, я и учусь и развлекаюсь, а квартира у нас обязательно будет, и батя нас всех любит  и старается, чтобы нам нормально жилось, только времени у него действительно мало.
Конечно, я этого не крикнул, а взял и засунул голову под подушку, чтобы не слушать, что она там еще плетет, а то чего доброго не выдержу и запущу в нее подушкой. Но, честно говоря, чем-то ее слова меня зацепили. Не тем, конечно, что у нас квартиры еще нет отдельной, а чем-то таким... не знаю, даже, как сказать. Вот и стихов батя не знает, и поговорить ему со мной все времени нет, а когда мы вместе с ним куда-нибудь ходили - я уж и не помню. Кажется, года три-четыре назад он нас всех в зоопарк водил. И еще два раза в кино ходили. Один раз в Павловск ездили. Больше не помню. И чего-то у меня на сердце кошки зацарапали.
    В воскресное утром я проснулся позже всех. Огляделся. В комнате никого, а из кухни слышен громкий тети-Полин смех и другие голоса. Я вскочил и в трусах вышел в коридор и налетел на Ангелину Павловну.
   - Сеня, сказала она строго, - ты уже взрослый мальчик, почти юноша. И неприлично разгуливать в таком виде в общественном месте.
   Вот ведь, обязательно настроение испортит! Я, конечно, извинился, но, между прочим, подумал: а в этих, как их, бигудях и в халате прилично в общественном месте разгуливать? Ну, да ладно, не до нее мне сейчас.
   Батя тоже был в кухне. И веселый. Я даже удивился - такой он был веселый.
   - А-а! Сеня! - закричал он, когда я вошел. - Ну и спал ты!
   - Ага, - сказал я.
   На плите что-то шипело и скворчало. Тетка Поля, красная, как вареный рак, чего-то там колдовала и все время кричала и хохотала, мама сидела на табуретке, Мишка - подумать только - чистил картошку, а Ольга терла морковку. И этот подлый Повидло тоже был здесь и подхалимскими глазами смотрел на тетку Полю, авось отломится что-нибудь. И на меня никакого внимания не обратил, как будто я для него пустое место.
   А батя был такой веселый-развеселый - дальше некуда.
   - Ну и спал ты! - кричал батя. - Мы уж все встали и вот уже завтрак жарим, а ты все спишь и спишь!
   Да не сплю я вовсе, - сказал я и ушел из кухни. А Повидло даже не обернулся - подхалим несчастный. Никто не обернулся. И в комнате я хлопнул дверью. Чепуха какая-то!
   Я стоял у окна и смотрел на флигель напротив. Его, говорят, скоро снесут. Он солнцу мешать не будет. Какое-то дурацкое настроение у меня было. Я не слышал, как вошел батя.
   - Сень, - сказал он, - ты уж извини. Не хотел я тебя будить.
   - Лады, - сказал я. - Мне опять с теткой идти?
   - Н-не, - заторопился он, -  я сегодня сам с ней пойду. Выходной.
   - Чего ты мне сказать хотел? - спросил я и посмотрел на него. А у него на скулах желваки ходили, и был он уже не веселый, как две минуты назад. Он молчал.
   - Ты что, батя?
   - Ничего, - сказал он. - Иногда вот думаю - провались оно все пропадом. Вот написал писатель какой-то: добро должно быть с кулаками. А? Ты это... как понимаешь?
   Я никогда не видел его таким. И что я мог сказать? Откуда я знаю, каким должно быть добро?!
   - Думаешь, мне приятно, - хмуро сказал он, - в.. грязи ковыряться? А она... - он кивнул в сторону кухни, потом махнул рукой. - Ну, да ладно.
   - Кто она? - быстро спросил я. - Мама?
   - Ты что?! - сказал он тоже быстро, мне показалось, что он даже испугался. - Что ты - мама! Мама у нас знаешь какая... Нет, не мама, а вот...
   - Тетка? - спросил я.
   Он не ответил. Помолчал немного, потом спросил:
   - Ты мою... биографию знаешь?
   - Н-ну, знаю, - не очень уверенно сказал я.
   - А какая моя биография? - сказал он грустно. - А вот какая...
   Но продолжить ему не дали. Прибежала Ольга и позвала завтракать.
   - В другой раз, - сказал батя и пошел на кухню.
   Вот, так всегда "в другой раз", подумал я и поплелся за ним. Только захочешь с человеком по-настоящему поговорить - обязательно кто-нибудь или что-нибудь помешает. Всегда "в другой раз".
   А какая у него биография в самом деле?
   Знаю только, что он не воевал - мал еще был. Хотя вот Машкин отец тоже еще молодой, а успел повоевать: был сыном полка, в разведку ходил, своему командиру жизнь спас, награды имеет... Знаю еще, что до милиции мой отец был рабочим. Токарем на "Большевике". И, наверно, хорошим токарем, потому что ему часто премии давали, а в столе у нас и сейчас хранятся три почетных грамоты. А в милицию он пошел, когда туда посылали рабочих-коммунистов и комсомольцев. Для укрепления. Я еще помню, как они с мамой долго обсуждали - идти ему или не идти. Мама не очень хотела, но отец сказал "надо", и она согласилась. А вот что он на своей службе делает - я толком и не знаю. Участковый и участковый. Следит, наверно, за порядком на своем участке. С пьяницами ругается, следит, чтобы после одиннадцати в квартирах радиолы или магнитофоны на полную мощность не пускали, за ребятами, вроде Фуфлы и Хлястика, посматривает, чтоб не хулиганили...
   Был я поменьше - ребятам врал, что он у меня  знаменитый сыщик и чуть ли не тридцать бандитов и жуликов выследил и задержал. А потом как-то и думать об этом перестал. Ну, в милиции, ну, участковый: надо ведь кому-то и участковым работать - тоже дело нужное. Вон, у Пашки Волкова - это в старой моей школе был такой парень - отец на кладбище работает, могилы роет. Ну и что - надо ведь кому-то и на кладбище работать. А милиция - это... в общем, без нее пока не обойтись... Добро... с кулаками. Как это? Добро с кулаками?
   ...На кухне шумела и смеялась тетка Поля, и все смеялись и шумели, а мне не хотелось смеяться. Не хотелось и все. Меня даже зло взяло - чего это она все время хохочет, хотя и смешного-то вроде ничего нет.
   Пока завтракали, тетка Поля все рассказывала, какой у нее сад, да какая усадьба, да какой дом - полная чаша.
   - Вот соберитесь да приезжайте ко мне, посмотрите, как мы с Петей живем, да и сами поживете. Всех накормлю, всех напою и еще останется! - кричала она и все время посматривала на батю.
   Он улыбался и кивал головой, а глаза у него были хмурые. Только раз он спросил:
   - А вы, Полина, что, не работаете уже?
   - То есть как это не работаю?! - возмутилась тетка. - А дом? А хозяйство? А сад?
   - Нет, я про школу спрашиваю, - сказал батя и как-то странно посмотрел на нее.
   - А-а, - протянула тетка Поля. - Хватит! Наработалась.
   - Ну, понятно, - сказал батя с каким-то непонятным выражением и встал из-за стола. - Спасибо. Ну и накормили вы нас!
   Я посмотрел на маму. Она сидела очень прямо, почти ничего не ела и только переводила глаза с отца на тетку Полю, с тетки на отца. А я сразу ночной разговор вспомнил.
   - Ну, раз сыты, значит, хорошо! - сказала тетка. - У меня всегда так! Вот мы сейчас со стола приберем, посудку помоем. И гулять пойдем. Пойдем, Василий Семеныч?
   Батя остановился в дверях кухни и развел руками.
   - Вы уж извините, Полина, совсем я забыл. Мне... позаниматься надо - зачеты скоро, а у меня, как говорится, конь не валялся. Вот ребята с вами пойдут. Сеня. А меня уж извините. - Он повернулся и вышел.
   Тетка Поля ужасно удивилась.
   - Какие еще зачеты? - спросила она у мамы.
   Мама смущенно засмеялась.
   - Да, вот, - сказала она, - на старости учиться задумал. В прошлом году в университет на юридический поступил. Вот и занимается. Мало, правда. Времени не хватает.
   Вот номер-то! А я и забыл, что батя действительно в прошлом году на заочный поступил. Хотя понятно, почему забыл - он дома почти и не занимался. Поэтому я тоже удивился, когда он сказал, что не пойдет гулять. Ведь мне он сказал, что пойдет. Наверно, он просто не хочет с теткой Полей идти, вот и выдумал предлог. Ну, ладно, он не хочет, а меня-то зачем втравил? Хотя откуда он мог знать, что мне тоже расхотелось идти с теткой? А мне совсем расхотелось - факт!
   Я еще почему-то вспомнил, что вот она и останавливается около каждого красивого дома и ахает и охает, но только на секунду, вроде по обязанности, и сразу дальше, и главное время у нее на магазины уходит. И с каждой такой прогулки мы возвращаемся, как верблюды навьюченные. И провожать тетку Полю потом - одно мученье: никак в такси все ее пакеты, коробки, сумки, чемоданы не впихнуть. Я всегда удивлялся, куда ей столько барахла разного.
   Нет, она не жадная, тетка Поля, и подарки любит делать, вот и яблоки нам каждую осень присылает, но только... только... сам не знаю, что "только"... Вот сейчас расхотелось мне что-то от нее подарки принимать. Подарит, а потом опять кричать будет - вот, мол, я какая, всех одариваю, всем добро делаю. Да нет, и не кричит она вовсе, это я чего-то придираюсь уже, но все равно... И я начал быстро придумывать, как бы отказаться.
   А тетка Поля допрашивала маму:
   - Ну, и что? Кончит он университет, уйдет из милиции? Адвокатом или судьей станет?
   - Не знаю, Поля, - говорила мама устало, - там видно будет.
   - А может, ему в милиции повышение дадут? Пора бы.
   - Не знаю, Поля, - опять повторила мама, - и видно было, что ей неприятно на эту тему говорить, - он ведь знаешь какой...
   - Да уж, знаю, - сказала тетка Поля и поджала губы.
   - А куда пойдем, тетя Поля? - спросил я, чтобы перебить этот противный разговор.
   - А? - встрепенулась тетка. - Куда? По городу пройдемся - очень я люблю Ленинград ваш. Ну, посмотрим, конечно, какие магазины открыты. Мороженого поедим. И так далее. А ты, Люда, с нами не ходи. Ты устанешь - мы ведь галопом.
   То-то и оно, что галопом, подумал я.
   - Ладно, - согласилась мама, - а я дома посижу, мне кое-что поштопать, починить надо.
   - Вот и хорошо, - засмеялась тетка, - жена носки штопает, муж уроки учит, а детишки со старой теткой гулять пойдут. Куда как славно!
   Мне захотелось заорать, что никуда я не пойду, но я не заорал - отрицательные эмоции надо уметь сдерживать. 
   Тетка прогнала всех одеваться, а сама быстро и ловко принялась мыть посуду.
   - Чего ж ты, пап? - спросил я, входя в комнату.
   Он и верно, сидел за столом с тетрадками и книгами.
   - Да вот, - сказал он, не глядя на меня, - вспомнил...
   Вид у него был такой, какой у нашего брата в школе бывает, когда знаешь, что тебя вызовут, а урок-то не готов. Я засмеялся. Он посмотрел на меня исподлобья и тоже засмеялся. Прикрыл рот ладонью и подмигнул мне.
   - Ладно, - сказал я, - погуляем с теткой Полей.


<<<к содержанию раздела
<<<предыдущая страница