Алексей Кирносов
5
Игорь завел патефон, поставил большую пластинку с арией Ленского, сел на диван.
- А снег все идет...
Оля села рядом, прислонилась к нему плечом и головой.
- Про Ольгу поет... - сказал Игорь.
Он высвободил руку и обнял Олю. Так было теплее.
- Что такое дуэль? - спросила она.
Игорь объяснил, что такое дуэль. На этот счет у него были огромные знания, заимствованные из сочинений Дюма-отца и Луи Буссенара.
- Глупые люди, - сказала Оля. - Шли бы лучше фашистов убивать. А в меня весной влюбился один мальчик из нашего класса. Его очень дразнили... Это стыдно, когда влюбишься, да?
Игорь не мог толком ответить на такой сложный вопрос. Сам не знал, стыдно это или нет. До пятого класса влюбленность считалась у них в школе крайне постыдным делом. В шестом многие не выдержали и влюбились. Влюблялись тайно и все делали для того, чтобы это было не заметно. Получалось наоборот.
В седьмом классе выдержка кончилась. Начались записочки, провожания, прогулки по улицам, приглашения в кино и поцелуйчики в потаенных местах... Игорь сам досыта настрадался из-за девочки из параллельного седьмого "б" класса. Звали ее Эмма, и была она такой красавицей, что оставалось только ахать и раскрывать рот. На короткое время Эмма остановила свое внимание на его скромной особе - неверное, надоели более солидные кавалеры из старших классов. Несколько раз ходили вместе на каток. Игорь, ошарашенный своим счастьем, молчал, как пень. Кроме того, у него никогда не было денег на лимонад, так как в доме поддерживалась строгая финансовая дисциплина. Однажды они с Эммой сидели на лавочке и по обыкновению молчали. Игорь выбивал коньком ямку во льду. Подошел Васька Медников из десятого "а". Он пригласил Эмму кататься, сделав вид, что Игоря не существует на лавочке и даже на свете вообще. Эмма улыбнулась, пошла кататься и на лавочку больше не вернулась. Гасли фонари. Два сторожа, посвистывая в милицейские свистки, гнали с катка закатавшихся. Игорь все сидел и ждал. Несмотря на горячие чувства, он замерз, как собака. Впав в отчаяние, он отвинтил коньки и ушел с катка последним. А через месяц любовь прошла. Он здоровался с Эммой почти равнодушно...
- Не знаю, - честно ответил Игорь. - Наверное, ничего стыдного в этом нет, если не делаешь глупости и не унижаешься... Ведь некоторые под окнами стоят. Письма пишут. Только вот неудобно жить, когда влюбишься, - вздохнул он, вспоминая свое увлечение. - Все время в голове одна мысль, как заноза.
Кончилась пластинка. Он встал с дивана, поставил другую. На улице отвратительно взвыли сирены.
- Все-таки прилетели, проклятые! - сказала Оля. - Ни одного дня без тревоги...
- Вот и нет тишины, - печально произнес Игорь. - Пойдем в убежище?
Он всегда спрашивал об этом, и Оля каждый раз отвечала:
- Не хочу. Там завалить может. Не выберешься...
- Ну не пойдем, - сказал Игорь.
Он снова сел на диван и обнял девочку. Оля прижалась к нему, закрыла глаза. Чудилось, что она спит. А патефон все крутился. Могучий бас, рокоча, звал какого-то нежного друга выйти и сообщал ему, что бил давно свиданья час. Потом бас хохотал, и в такт его хохоту, только на две октавы выше, щелкали зенитки. Игорь еще раз перебрал в голове числа. Вышло, что сегодня не его очередь дежурить на крыше.
- Игорь, я в тебя влюбилась, - прошептала Оля.
- Ну и хорошо, Оленыш. И я тебя люблю, - сказал Игорь и поцеловал ее волосы.
Несколько раз прогудели далекие, глухие взрывы. Оля вздрагивала, но не открывала глаз.
- Я тебя люблю так сильно... так сильно, как ненавижу фашистов, - сказала Оля. - Я тебя люблю сильнее, чем маму.
- Не говори так, Оленыш. Это разное.
- Почему разное?
Прогрохотал близкий взрыв. Задребезжали стекла. Пластинка давно уже кончилась. Игорь встал и выключил патефон. Стемнело. В окно был виден кусок зеленого, прозрачного неба и темно-лиловые тучи вокруг него. Игорю вдруг показалось, что он слышит гул мотора. Зенитки хлопали чаще и звонче.
- Игорь, иди сюда, - позвала Оля. - мне холодно... Почему так громко стреляют?
Он понял, что ей не холодно, а страшно - одной в темноте слушать выстрелы и тонкое дребезжание оконных стекол, заклеенных перекрещенными полосками белой бумаги.
Он подошел, обнял Олю. Она снова по-родному прижалась, спрятала лицо у него на груди. И ему вдруг привиделось, что сейчас Новый год, и сидят они под елкой, увешенной подарками, и на елке вот-вот зажгутся разноцветные огоньки. Ему захотелось иметь такую сестренку, как Оленька, и он кощунственно подумал, что если Наталья Петровна почему-нибудь погибнет, он упросит маму взять Олю в дочки...
В окне полыхнуло оранжевое пламя. По комнате заметались тени и разные пятна света. Сердце его сжалось. Он крепче обнял Олю, загородил ее от окна. С грохотом полетели стекла и рамы, в комнату ворвался ветер. Что-то ударило его в лоб. Сразу же на глаза, на щеки полилось густое и теплое. Он поднес руку ко лбу и только тогда понял, что это - кровь, что он ранен и почему-то не больно. Он стал слушать грохот. Сыпались и сыпались с неба тяжкие камни, летели, падали, катились, сшибались и разбивались на куски. Высокий дом, задняя стена которого выходила во двор, стал низким, потерял свою форму и теперь торчал зубчатым, скошенным с одной стороны холмом. Изнутри холма било пламя. Оно металось по черному небу, то разрывалось на много острых кусков, то колыхалось сплошным ярко-оранжевым флагом. Заглядевшись на пламя, он не почувствовал, как выскользнула Оля. Она встала у самого окна.
Игорь подбежал к ней и схватил за плечи:
- Сейчас же прочь от окна!
Она тихо покорилась, отошла в глубину комнаты, сказала:
- В дом одиннадцать попало. Чуть-чуть бы - и в нас, что бы тогда было, Игорь?
Она вдруг пошатнулась, тихо вскрикнула и упала. Он кинулся к Оле, поднял легкое тельце и положил на диван. Его кровь падала на нее. Кровь текла по всему лицу, одна струйка протекла за шиворот, под рубашку.
Грохот прекратился. Теперь слышно было гудение пламени, треск, хлопушечное щелканье зениток, какие-то далекие крики. Он подумал, что испачкает кровью Олин светло-коричневый свитер, взял полотенце и туго перетянул им лоб. Концом полотенца он вытер лицо и снова удивился, почему голова не болит.
Оля лежала неподвижно. Он не знал, что надо делать. Даже зажечь свет нельзя было. Наклонившись, он приложил ухо к ее груди - и ничего не услышал. Перепугавшись, Игорь стал перед диваном на колени, поднял Олин свитер, разорвал лямку рубашки и приложил ухо к телу. Он услышал сердце. Оно билось. Редко, едва слышно, но билось.
Он долго тер ей грудь, руки, виски - где-то он читал, что когда человек в обмороке, ему надо тереть виски. Но это не помогло. Игорь вылил ей на лицо стакан воды. Оля открыла глаза.
- Холодно, - сказала она изменившимся, хриплым голосом. - Вытри мне лицо... А я помню, как падала, - сказала она, когда Игорь укутывал ее одеялом. - В глазах стало темно, голова закружилась и стол от меня поехал. Я крикнула тебя - а дальше ничего не помню.
- И не надо помнить, - сказал Игорь. Он положил ей под голову подушку, поправил одеяло. - Лежи спокойно. Я приберу этот бедлам и попробую заделать окно. Надо его занавесить и зажечь лампу.
- Игорь, что такое "бедлам"? - спросила Оля не своим, хриплым голосом.
- Знаменитый сумасшедший дом, - объяснил Игорь.
- А тут война, - вздохнула Оля. - Как противно горит... Скорее занавешивай окно.
Кое-как Игорь заделал окно при помощи подушек, тряпок, старой одежды и гвоздей. Потом он занавесил его тяжелой шторой, зажег керосиновую лампу и стал собирать осколки стекла. Оля молчала и следила за ним глазами.
- Полежи немного дома, - сказал он, - Пойду посмотрю, что творится в нашей комнате.
- Наверное, то же самое, - сказала Оля.
Но он не пошел к себе, а отодвинул угол шторы и стал смотреть на гигантский костер, в который превратился дом одиннадцать. "Вот тебе и оперенный снаряд, сбрасываемый из летательных аппаратов", - думал Игорь. Зенитки уже щелкали где-то далеко, едва слышно. Он вспомнил, что он боец отряда ПВО, и эта мысль хлестнула его, как плеть. Игорь вышел в коридор, надел пальто и кепку. Заглянув в комнату, он сказал:
- Я пойду туда. Наверное, там нужна помощь.
- А я? - спросила Оля , приподнявшись.
- А ты спи, - сказал Игорь.
- Нет, я с тобой! - крикнула Оля, спустила с дивана ноги и сунула их в туфли.
- Сумасшедшая! - сказал Игорь. - Там и без тебя забот хватит. Зачем там дети?
- Нет, я пойду! - крикнула Оля. - Может, там и моя помощь потребуется. Куда ты, туда и я. Да, Игорь?
- Безумная девчонка, - сказал он и пропустил Олю в коридор.
Оля быстро оделась, они вышли на лестницу и, не запирая двери, побежали вниз. Он широкими шагами шел через двор к воротам. Оля бежала за ним.
- Может, там и моя помощь потребуется... - повторяла она.
Детский пионерский журнал "Костер". 1960-е.
<в начало
<предыдущая страница