Сергей Иванов
Зимняя девочка
Повесть
Рисунки А. Остроменцкого
НЕСЛЫШНЫЙ ЗВОН
Проснешься и не знаешь: то ли еще ночь, то ли уже утро - так бывает поздней осенью. Таня лежала в кромешной темноте и смотрела туда, где было окно, сейчас почти неотличимое от стены.
Незаметно для себя она к чему-то прислушивалась, что-то надеялась услышать - какой-то тихий звон, что ли?.. И наконец услышала его. И почувствовала себя легкой-легкой... Сейчас выскользну из-под одеяла, к форточке подплыву и...
И тут поняла, почему такой легкой кажется себе, и почему может слышать тихий звон, какого никогда и нигде не бывает, и почему ветер, что шевелит занавеску, так прохладен и чист, как в большом городе случается один раз за все триста шестьдесят пять ночей. Дело было в том, что несколько минут назад на Москву стал падать первый в этом году снег.
Не в силах больше пролежать и секунды, Таня встала, открыла балконную дверь, босыми ногами ступила на каменный пол, на воздушный, толщиной в две снежинки, белый коврик. Обняла плечи руками и стояла так - в одной только ситцевой ночной рубашке.
Снег летел реденький, несмелый. Тихо дышащий ветер поддувал его в Танину сторону. И было так хорошо кругом, так тихо, так свободно и честно! Все, кто не спал, слушали и ловили с Таней этот снег: деревья, молчаливые сейчас дома, легковой автомобиль, голос которого донесся с какой-то далекой улицы...
- Танечка!
В темноте Таня увидела бледную фигуру.
- Я же не простужусь, бабушк, - сказала она тихо.
- Да я знаю, - ответила почти невидимая бабушка. - Боязно мне... Закрой, пожалуйста, дует очень.
ПОЛЖИЗНИ ТОМУ НАЗАД
Таня сама не знала, почему она так любила холод. В ванной везде открывала самую ледяную воду. Бабушка говорила: "Ты у меня оттого и такая худенькая". А Таня что ей могла ответить? Только плечами пожать да улыбнуться.
И со снегом у нее были особые отношения. Если по радио объявят: "Местами снег", - то можно спорить, что у Таниного дома он будет обязательно. Снеговая туча все московское небо переплывет из конца в конец, а над их улицей встанет на дыбы, как кузов самосвала... Это могло бы считаться сказкой, если б не было правдой.
Снег, лежащий на земле, Таня жалела, как многие жалеют палую листву. А радовалась она снегу летящему! Казалось ей, когда метель тебе навстречу, когда ветер, наполненный снежинками, то можно и полететь. Но не по-птичьи, а как бы поплыть... Вы во сне летали? Значит, поймете, на что это было похоже. Только Таня никогда не могла решиться. Вроде бы чего тут решаться-то? Подпрыгни и все. Вот и ветер подходящий... Но вдруг да и правда полетишь?..
Однажды в первый снег с Таней случилось самое страшное, что только случалось с ней в жизни. И самое счастливое. Да, так вот странно слилось.
Это было давно - больше полжизни назад: сейчас Тане семь, а в то ноябрьское утро было три.
И она почти не помнит тот свой страх. И помнить не хочет! Но и не может забыть... Как она бежит сквозь снег в одном платьице белом. И белые волосы путаются на ветру.
Да, вот представьте себе: по скверу с угольными застывшими на холоде деревьями, в реке летящего снега бежит девочка. Глаза ее застят слезы. Что она бежит - куда или от кого, - она не знает. Но ей отчего-то страшно, и потому кажется, что она потерялась.
- Бабушка! - кричит она. - Бабушка-а!
И вдруг какая-то пожилая женщина, которая шла по скверу, грустно улетев мыслями далеко в другой год... вдруг эта женщина испуганно обернулась:
- Таня!
И подхватила девочку - почти уже падающую. Как только могла скоро побежала домой - хорошо, близко жила.
А прохожие оглядывались на эту очень странную пожилую женщину с очень странной маленькой девочкой на руках:
- Да разве можно так выпускать ребенка?..
И родители хороши: оставлять девочку на какую-то сумасшедшею старуху!
И дальше все в том же роде. А женщина в ответ лишь повторяла:
- Извините, извините...
Потому что ведь прохожие-то были правы... И в то же время совсем не правы: женщина впервые в жизни видела эту девочку. И вовсе не знала, что ее зовут Таня. Имя это просто вырвалось случайно. Она очень хотела иметь дочь. И назвать ее именно Таней. Но какая уж там дочь в ее возрасте, с ее одиночеством! Судьба поступает далеко не всегда так, как нам хотелось бы, - в этом, к сожалению, вы сами еще не раз убедитесь.
Сейчас женщина ни на что не надеялась в своей жизни. И когда она подхватила на руки бегущую девочку, она тоже, конечно, ни на что не надеялась. Лишь нечаянно выкрикнула : "Таня".
Она принесла девочку домой - как же оставишь ребенка в одном платьице да на холоде? И стала немедленно писать объявления, что нашлась девочка с такими-то и такими-то приметами...
- Тебя как зовут?
- Меня?.. Да ведь Таня-же!
Несколько мгновений женщина смотрела на нее сама не своя... Знаете, так бывает во сне: все очень похоже на обычную жизнь, а потом раз - и проснешься...
Однако девочка сидела напротив и не спеша ела апельсин.
- Ты чья, Танечка?
- Твоя.
Ну что взять с трехлетнего ребенка? Еще скажи спасибо, что не плачет... Так она себе говорила, а сердце билось, билось!
Однако взяла листки объявлений, клей, кисточку, поплотнее прикрыла дверь на кухню, чтобы, не дай бог, маленькая Таня не открыла газ.
Она клеила объявления на стенках и деревьях - где позаметней. А последний листок, так получилось, она приклеила на дверях отделения милиции... Потом отыскала кабинет участкового своего, Валерия Сидоровича Винокурова. А тот - человек ко всему привыкший - хорошо, говорит, постараемся обнаружить родителей.
Прошла неделя, потом месяц. Девочку никто не искал! И она давно уже звала нашедшую ее женщину бабушкой. А для бабушки (давайте теперь и мы будем так ее называть) каждый новый день становился все большей мукой: ведь когда-никогда, но должны были объявиться Танины родные!
И вот однажды утром действительно раздался звонок - Валерий Сидорович Винокуров!
Он вошел... Он, кстати, был человек такой очень обстоятельный. Вытер ноги, подождал, пока нос и щеки оттают с мороза.
- Нашлись? - спросила бабушка.
Не спеша капитан Винокуров развел руками. И это могло значить что угодно. Бабушка от муки и волнения заплакала.
Да вы не плачьте, - сказал Винокуров задумчиво, - мы ее заберем. Определим, как положено, в детский дом...
Дальше не стоит рассказывать! Бабушка принялась хлопотать, и ей разрешили удочерить Таню. Вообще это дело довольно долгое: кому попало ребенка ведь на дадут! Но тут все сладилось удивительно быстро. Словно кто помогал! И она зажили - внучка и бабушка. Тогда-то и записали Таню как трехлетнюю. А по правде никто не знал, сколько ей лет - неизвестно откуда явившемуся найденышу.
ПЕСТРУХА
К середине дня первый в этом году снег перестал. Но не растаял! Праздничными ленточками бежал по карнизам домов. А на крышах лежал целыми полянами. И машины гоняли по городу в снежных тюбетейках. Да, снег умирать не собирался. Но Таня чувствовала всем сердцем: растает он, пропадет в черных лужах. И любила его за это особенно сильно - потому что жалела.
Ее послали за хлебом. День клонился к закату, небо над Москвой розовело. И в то же время на самой своей глубине оно оставалось голубым и зимним - родным. Таня шла, запрокинув голову. Редкие прохожие были добры и не толкали ее.
Итак, взглядом и всею душой Таня жила на небесах... Вдруг с ней поздоровались - непонятным таким, хрипловатым голосом:
- Приветик.
Женщина в пенсне, толстый спортсмен с новенькими горными лыжами на плече... Таня посмотрела на них... Но слишком хорошо знала, кто с нею поздоровался: возле булочной стояла собака, привязанная к водосточной трубе.
Они были старые знакомые. Таня когда-то звала ее Огонек. Собака была очень хорошая, лохматенькая, послушная, пестрая - белая с черным... Почему же тогда Огонек? А у нее сквозь густую шерсть виднелись не то черные, не то коричневые, но очень блестящие глаза. Таня и подумала: как огоньки. И получилось собачье имя.
Собака появилась у них во дворе в прошлом году. пришла и стала жить. Наверное, потерялась. Или ее выгнали какие-нибудь люди.
Но даже пусть и собаке, а зимовать на улице холодно. А у Тани в подъезде как раз была не заперта подвальная дверь. Таня туда нанесла тряпья, подыскала старый матрасик... Вещи хотя и с помойки, но они все были чистые: кто-то вынес их только что! А что она могла еще сделать? Домой?.. Плохо вы знаете Танину бабушку. "Еще чего! - скажет. - Собаку бездомную! А если у нее лишаи?"
Так она устроила Огоньку жилище. Но скоро про это узнали с первого этажа... Им собака, видите ли, лает. А когда целый день телевизор на полную катушку, это для них ничего?!
Пришлось отдать Огонька одному мальчику, которого не ругали за животных... А потом Таня вдруг услышала, что он называет собаку... Пеструхой.
Сперва так обидно стало. Но мальчик этот, Вадим, ей объяснил, что бывший Огонек не собак, а собака - собачья то есть девочка. Да еще и вся такая пестрая!
- И вот теперь она сказала Тане:
- Приветик!
А Таня не любила таких вещей - не любила выделяться! И хотя она знала, конечно, что собаки разговаривают, - да, знала! - но старалась не обращать внимания: ведь обычно люди об этом даже не подозревают. И она решила сделать вид, что никакого "приветика" не было: просто, мол, послышалось, да и все.
- Радуешься? - спросила собака, не обращая внимания на то, что Таня никак ей не ответила. - Снег, да?.. Хорошо тебе?
Просто удивительно разговорчивая попалась собака.
- А я не радуюсь, - продолжала Пеструха, - холодно будет... А тебе? Не будет, что ли, холодно? - Голос у нее был словно бы немного ворчливый. Но в то же время не злой.
- Мне, когда зима, даже лучше, - сказала Таня. - Я холод люблю...
Все! Впервые в жизни она призналась, что умеет разговаривать по-собачьи. Пеструха в это время спокойно выгнала блоху с правого бока:
- А я и смотрю - какая-то ты не такая девочка...
- Какая? - спросила Таня.
- Не знаю. - Собака вильнула хвостом.
ВАДИМ
Их разговор прекратился очень вовремя - из булочной вышел Вадим, Пеструхин хозяин и Танин, между прочим, бывший вожатый. Теперь он был просто ее знакомый, хотя Таня училась лишь во втором классе, а он уже в шестом. Но все дело было в собаке, когда вместе выручаешь из беды собаку, подружиться нетрудно.
Едва Вадим увидел своего октябренка, сразу на лице его проступило выражение, что, мол, все я, девочка, про тебя знаю - до нитки! Он часто так смотрел на людей - уверенными и насмешливыми глазами. И, по-честному говоря, он вряд ли кого-то сильно любил или сильно жалел - у себя в классе, или даже во всей школе, или даже в огромнои городе Москве... Да, он был такой: веселый, но малость равнодушный.
А зато он любил животных. И хотя не мог, конечно, с ними разговаривать, но очень их хорошо понимал. Не раз бывало: они идут по улице, вдруг Вадим остановится:
- Смотри, бездомная...
Он всегда замечал бездомных собак. И кошек с котятами, что живут по случайным дырам. Он шел к вороне с раненым крылом, которая отбивалась от всех, как прижатый к мачте пират. Потом слизывал кровь с расклеванных пальцев. А через какое-то время отпускал ожившую ворону на свободу.
Причем Вадим не был таким уж доктором Айболитом: животные не очень к нему льнули. Ое просто делал для них то, что считал нужным. И не добрел от дружбы со зверьем, как об этом часто пишут в книжках. Да он и не дружил с ними. Таня никогда не могла понять, почему он их спасает...
Вадим увидел надутую северным ветром Танину сумку:
- Не ходи. Здесь свежего хлеба нет.
По правде говоря, они с бабушкой за мягким хлебом особенно не гоняются. Но разве плохо пройтись по улице с шестиклассником? И разве плохо пройтись, держа на поводке такую милую собачку, как Пеструха?
- Да отпусти ее, - сказал Вадим. - Не убежит.
- Да отпусти меня, - почти одновременно сказала Пеструха.
Собака не понимала человеческих слов, а Вадим не понимал собачьих... А я понимаю все, она подумала. Но без радости. Скорее со страхом.
Отпущенная Пеструха сейчас же побежала вперед - по манере всех собак. Что-то там вынюхивая и бормоча про себя. Вдруг Вадим остановился перед незнакомой дверью:
- Мы сейчас заскочим в один дом... - Честное слово, в голосе его слышалась растерянность. - Ты мне понадобишься там.
Подбежала Пеструха, с явным презрением обнюхала порог, сделала крохотную лужицу, сказала, ни к кому, собственно, не обращаясь:
- Не люблю я сюда ходить... Там кошка, сволочь, всем распоряжается!
- Здесь живет тип, - наконец сказал Вадим, - которого мы должны облапошить.
- Зачем?
- Он книгу украл... у меня.
- А почему обманывать?
- Ну... - Вадим прикинул, что бы сказать. - Тебе не все равно? Мне так надо! - И усмехнулся. Он опять "видел все насквозь" и знал, что Таня готова помогать ему почти в каком угодно деле. - Ты его задури!
- Что?
- Ну, загипнатизируй в смысле... Как в тот раз, помнишь, когда я тебя засек?
Таня испуганно промолчала...
В сентябре второму "В" задали приготовить устное изложение по сказке "Цветик-семицветик". А там, если вы помните, девочка попадает на Северный полюс. Ну и, само собой, все сказали: "Во, не дай бог там оказаться - на льдине да среди медведей!"
Тане обидно стало: за бескрайний снег, за прозрачно-зеленые, ни на что не похожие горы, которые, кажется, на что-то все-таки похожи. И стало обидно ей за солнце, которое смотрит на северный мир печальнымии раскосыми глазами, и что-то хочет сказать, и не может... А под белым снегом, под чугунной корой льда задумчиво плывут в черной воде рыбы. И можно было увидеть глубже, еще глубже. Только очень страшно туда заглядывать, в самую черноту, где на мертвой и мягчайшей подушке донного ила что-то лежит, но что, Таня не стала рассматривать, а бросилась наверх, в белые просторы, освещенные низким и тяжелым солнцем, так что верхушки зеленых ледяных гор подожжены и сверкают...
Это она стала вдруг рассказывать второму "В". Нет, не рассказывать даже, она как-будто им рисовала картину... Шла большая перемена, но никто не уходил из класса. Все смотрели на Таню как околдованные: "Откуда знаешь?" А она стояла - сама растерянная, испуганная. И вдруг брякнула - будто ненавистный будильник среди сна про каникулы:
- Дураки! Такое кино есть. Показывали по "Клубу путешественников"! - Это был Вадим...
Теперь насмешливым взглядом он "просветил" ее всю насквозь:
- Сделаешь?
Таня ничего не смогла ответить, лишь опустила глаза.
- Сделаешь!