И.Булышкина, Н.Ермолович
Рис. В.Бескаравайного

(продолжение)

БЕШЕНЫЙ КОМИССАР

   В потемневшем небе зажигались звезды. Александр, не вылезая, посмотрел вдоль эшелона. У самых вагонов неясно угадывались фигуры бойцов. Светились огоньки самокруток. По соседней колее пропыхтели спаренные паровозы.
   - Эй, комиссар, - закричали оттуда, - кланяйся Питеру!
   "Прежде нужно туда попасть. Теперь вот паровозы добывай". Александр взял Павла за ремень винтовки.
   - Иди, Паша. Действуй от имени революции. С саботажниками не церемонься. Будут упорствовать - арестовывай.
   Павла долго не было. Стало совсем темно. Только фонари на стрелках одиноко мерцали в кромешном мраке.
   Неожиданно где-то вдали залаяли собаки. Потом все опять смолкло.
   Прошло еще немного времени. Павел ушел к станции в направлении головы состава. Вернулся он с противоположной стороны. Слышно было, как у последнего вагона резкий настороженный голос прокричал:
   - Стой! Кто идет!
   И без передышки угрожающе добавил:
   - Стрелять буду!
   В наступившей за окриком тишине все услышали хруст снега под приближающимися шагами и звук клацнувшего затвора часового.
   Это был Павел. Рядом с ним маячил чей-то силуэт.
   - Где остальные?
   Полный порядок, комиссар. Ребята повели бригаду в депо. Разведут пары и сюда. Если бы ты знал, что было! Умора, право слово. А вот и нашему сызранцу попутчик. Начальник паровозного депо. Тоже саботажник. Одним словом, два сапога - пара. Вдвоем им до Питера не будет скучно.
   Пока ждали паровоз, Павел рассказывал о своих приключениях. Пошли они на станцию. Там - шаром покати. В депо такая же картина. К счастью, возле угольной ямы попался дед в тулупе - сторож.
   На вопрос, где начальство, дед хмыкнул. "А пес его знает. Должно, ветром сдуло". И добавил словоохотливо: "Здесь по линии вроде  тревоги объявлено. Бают, из Сызрани выстучали - эшелон несется. На нем комиссар бешеный. То ли золото в Питер везут, то ли пушки - не поймешь. Только всех, кто попадается на глаза, стреляют".
   Александр не мог удержаться от смеха:
   - Ну и ну! Вот арапы. А ты ему что?
   - Брешешь, говорю. Дед на своем стоит. "В Сызрани, - отвечает, - почитай всех перестреляли. А дежурного, царствие ему небесное, комиссар бомбой долбанул, так от него, горемыки, мокрого места не осталось. У нас тут и попрятались все". Пришлось в поселок идти, по квартирам разыскивать, из чуланов да погребов вытаскивать бригаду... Бабы причитают, мужики трясутся, как на казнь собираются...
   - Лишь бы не задержали. Вот и паровоз. Пусть твои ребята на нем останутся, а то как бы бригада не удрала. Ищи потом ветра в поле.
   В Инзе эшелон приняли на первый путь.
   - Видать, подействовало, - самодовольно хмыкнул Леха.
   Состав, замедляя ход, приближался к станционному зданию. Предчувствуя недоброе, Александр на ходу выпрыгнул на платформу. На ней никого не было.
   И вдруг изо всех дверей высыпали солдаты и развернулись в цепь, мигом ощетинившуюся штыками.  Пожилые бородатые лица, на высоких барашковых шапках белые кресты.
   "Ополченцы", - догадался Александр.
   Этих степенных бородачей оторвали от сохи в последний год войны и вот до сих пор не отпускали по домам.
   Впереди шел офицер. Из-под башлыка, надетого на форменную фуражку, торчали усы. В руке наган. От нагана к кобуре тянулся шнур.
   Офицер остановился, выпятил и без того крутую грудь. Цепь тоже остановилась. Штыки двух бородачей почти касались спины офицера.
   - Пр-р-риказываю, - раскатисто и привычно закричал офицер, - сдать оружие! В пр-р-ротивном случае буду вынужден открыть огонь!
   Александр лихорадочно соображал. Положение казалось безвыходным. Что значили его сорок бойцов, да еще рассыпанные по всему эшелону, по сравнению с ротой ополченцев? В грудь каждому бойцу смотрел не один штык. Дело решали секунды.
   - А ну, ребята, помогите!
   Несколько рук подсадило комиссара на крышу теплушки.
   - Товарищи солдаты! - раздался его громкий голос.
   Ополченцы задрали вверх бороды. На крыше вагона стоял белобрысый парень. Кожаная куртка распахнута. Лицо румяное, но строгое.
   - Нам от вас нечего скрывать. Мы, питерские рабочие, - продолжал Александр, - везем из Самары голодающим детям и женщинам Петрограда хлеб, муку. Просим вас пропустить. Оружия не сдадим. Если хотите обагрить свои руки рабочей кровью, стреляйте!
   Притихшая цепь внимательно слушала комиссара. Только офицер вертелся как на иголках. Не выдержав, он высоко поднял руку с наганом и прокричал: "Р-р-рота!.."
   Но ему не дали закончить. Бородач, стоявший за офицером, ударил винтовкой плашмя по вытянутой руке офицера. Наган повис, беспомощно болтаясь на шнуре. Офицер сгорбился и как-то боком прошмыгнул мимо расступившихся солдат.
   Цепи не стало. Перед Александром стояла толпа пожилых мужиков в солдатских шинелях и с оружием в руках. Ополченцы галдели. До комиссара доносились выкрики:
   - Пущай едут!
   - Зачем людям мешать!
   От толпы отделилось несколько бородачей и подошло к бойцам. Александр успел спуститься вниз.
   - Слышь, парень, - сказал один из них, - где старший ваш, комиссар-то?
   - Я комиссар.
   Бородачи в изумлении переглянулись.
   - А брехали - бешеный!
   Прислушивавшиеся к разговору бойцы засмеялись. Улыбались, все еще не веря до конца, и солдаты. Уж очень не походил этот невысокий румяный крепыш, годившийся каждому из них в сыны, на злодея-комиссара, о котором шустрые телеграфисты раструбили на всю дорогу.
   Но, видно, и впрямь парень - комиссар. К тому же кожаная куртка, наган...
   - Слышь, комиссар! А от нас с собой возьмешь - к Ленину?
   Так крепко помогли только что эти пожилые крестьяне, столько робкой просительности было в их басовитых простуженных голосах, что Александр не выдержал.
   - Ладно, двоих беру. Только паровоз помогите достать.
   Весь остальной путь для Александра слился в нескончаемую вереницу удивительно похожих друг на друга станционных помещений и железнодорожных чинов. Всюду было одно и то же. Увещевания, угрозы - с одной стороны, тайное или явное противодействие продвижению эшелона - с другой. И почти на каждой мало-мальски крупной станции Пашкина команда волокла в вагон какое-нибудь упирающееся начальство.
   Запомнилось только Сасово. Поздней ночью, когда вконец измотавшиеся бойцы вздремнули, загорелось несколько вагонов. Их облили керосином и подожгли. Пламя потушили. Перегрузили зерно. Одного из поджигателей срезал меткой пулей Савушкин. Незнакомое, заросшее густой щетиной лицо, прожженная солдатская шинель, обмотки, рваные ботинки. А руки, хоть и грязные, но видно, что не знали работы, без мозолей...


<к содержанию раздела
<начало

%