Владимир  Барановский  

Илья Миксон

Глава V

Новые горизонты

 

3. Десантная Барановского

 

   Никто не сомневался, что война неизбежна. Расходились лишь а сроках: одни полагали, что война начнется зимою, другие - с весны.
   Бисмарк вновь начал заискивать перед Россией.  После отказа Лондона действовать заодно с Берлином против Франции "удушливый генерал", как его прозвали а народе во время визита в Петербург с императором Вильгельмом, снова сделался "другом".
   Бисмарк торопил события.
   События торопили военное министерство. То, что обычно решалось годами, решалось ныне в недели, дни.
   29 марта царь решил объявить войну. В сопровождении Милютина он наметил выехать в Кишинев, чтобы там подписать манифест.
   24 марта артиллерийская часть Петербургского порта представила доклад главному командиру о разрешении заказа Барановскому на его изобретения: пушки, станки, снаряды, гильзы.
   31 марта вице-адмирал вошел с ходатайством о заказе в морское министерство. В тот же день ходатайство было утверждено.
   Барановский обязался выполнить весь заказ в трехмесячный срок и деньги пожелал получить только по сдаче изделий. Последнее удивило генерала Бутакова.
   - Странный вы, понимаете, подрядчик, Владимир Степанович. Отказываться от аванса!
   - Ваше превосходительство, я никогда не имею намерения брать деньги за то, чего еще нет в натуре.
   - Из принципа, значит? Похвально. С моральной стороны! С деловой, понимаете, весьма неосторожно. О каком же собственном заказе может идти речь? Помните историю Овсянникова?
   Подрядчик военного ведомства хлеботорговец-миллионер купец Овсянников, чтобы избежать уплаты за аренду мельницы, организовал поджог. Дело приняло скандальную огласку. Овсянникова сослали в Сибирь.
   - Вы имеете в виду судебный процесс и блестящую речь Кони?
   - Ну нет! Поджог мельницы - это уж слишком! Я о другом. Хотя "Правительственный вестник"  и опровергал слухи по поводу найденного списка интендантских чиновников, бравших у Овсянникова взятки, но факты говорят противное. Умел, понимаете, купец дела обделывать!
   - Я не купец, ваше превосходительство. Я изобретатель и более горжусь своим новым званием инженер-технолога, чем возможным правом состоять в купеческом сословии. Если у меня и будет свой завод, то он никак не напомнит лавки мошенника. Бесчестные миллионы никогда не нужны мне.
   - Вы, однако, нигилист или идеалист!  - Подавленный вздох: "Не понимает или прикидывается? А ведь по совести надлежало одарить начальника петербургской эскадры. Не кто иной, как я положил начало большому заказу!" - Странный вы, понимаете, человек, Владимир Степанович.
   - Понимаю, ваше превосходительство, да переделать себя не могу. И не желаю.
   - Н-да. Кстати, каковы ваши предположения насчет войны с турками? Настроение сейчас всюду воинственное.
   - Болгарам надобно помочь! Славяне ведь. Пора перейти от воззваний к языку орудий. Как говаривал  Петр Великий: "Когда слова не сильны о мире, то сии орудия метанием чугунных мячей неприятелям возвестят, что мир сделать пора".
   - Пора, - подтвердил Бутаков и многозначительно подмигнул: - Скорее готовьте ваши пушки. Понимаете?
   "Пора" генерал-адъютанта прозвучало, как "в ближайшие дни". Одиннадцатого апреля Россия  объявила войну. Все заказы на вооружение стали заказами  первостепенной важности.
   С орудием дело обстояло благополучно: ствол и затвор были готовы. А унитарные патроны нужно немного изменить.
   Капсюли в гильзах первых образцов ввинчивались на одном уровне с поверхностью поддона, а иногда даже выдавались. В тесной шлюпке да в неспокойном море легко задеть патрон капсюлем. Необходимо устранить опасность. И вот каким образом: поддон нового устройства должен иметь особое капсюльное гнездо, закрываемое ввинтною крышкою. Боек ударника сможет достигнуть капсюля через тонкий канал. Такое устройство патрона сделает его совсем безопасным. Хоть молотком бей по днищу! Небольшие изменения, но важные.
   Станок для шлюпки был задачей необычной. Предстояло отыскать ответы на множество проблем.
   Как удержать станок на месте при выстреле? Якорь здесь не сгодится... Печального опыта с 3-дюймовой Барановский не забыл. Усилить станины лафета - не лучшее решение. Надо иным способом поглотить энергию отката ствола. И Владимир отыскал такой способ, держа его пока в секрете.
   Но как сохранить при качке линию прицеливания неизменной? Надо учесть  бортовой и кормовой крены, волны и ветер, которые вразнобой швыряют легкое весельное суденышко.
   Четыре года назад, в жуткую сентябрьскую ночь, когда взбесившаяся Нева вышла из берегов, Барановскому случилось оказаться на левом берегу. Паулина с сыном остались по другую сторону взъяренной реки.
   У Дворцового моста творилось невообразимое. Поднятые по тревоге конные драгуны с развернутыми, как в бою, штандартами, заполонили не только мост, но и подступы к нему. Вода поднялась до самого настила, и взмыленные волны, разбиваясь о деревянные перила, окатывали белыми брызгами лошадей, повозки, людей. Небо озарялось молниями, хлестал ливень. Казалось, Ростральные колонны у биржи вот-вот рухнут, как помпейские статуи.
   В тревоге и отчаянии за своих Барановский метался  из стороны в сторону, пытаясь проникнуть на мост. Но стража, выставив штыки,  перегородила все пути.
   Владимир прыгнул в лодку, бившуюся о камни. За ним последовал такой же обезумевший человек.
   Кто-то дико закричал на них, но они уже ничего не слыхали, кроме грохота волн.
   Одному богу известно, как удалось на утлой лодчонке переплыть Неву. Самым трудным оказалось пристать к берегу: волны уносили лодку назад, затем бросили вперед, грозя разбить ее в щепки о деревья. Тогда Барановский встал на нос и  вытянул руку, чтоб ухватиться за ветки. Лодку швыряло вверх, вниз, влево, вправо, и Барановский, пружинисто сгибая и разгибая ноги в коленях, приседая то на одну, то на другую, напрягая до боли мускулы, сохранял равновесие. Чудо, только чудо спасло их тогда.
   Задумавшись, Владимир принялся вместо чертежа рисовать картину наводнения. Биржу, Ростральные колонны, озаренные молниями, лодку на вздыбленных волнах, черную фигуру безвестного товарища и себя, балансирующего на носу лодки, загнутой, как носок восточного башмака.
   Барановский изобразил себя короткими линиями, словно механизм, состоящий из рычагов. Это показалось забавным, и он вычертил собственную фигуру крупнее, затем, увлекшись и позабыв, что изображен человек, а не механизм, стал исследовать его кинематику: показал несколько различных положений, реакции и направление поворотов в зависимости от действия возмущающих сил. Пришлось добавить пружины для возвращения рычажной системы в исходное положение.
   Он вычертил механизм в другом плане, теперь сбоку. Грузовое тело, которое держали рычаги, из кружочка головы превратилось в цилиндр. Сохранить равновесие стало труднее, понадобилось ввести несколько тяг.
   Теперь уже вовсе невозможно было узнать человеческую фигуру. На листке ватмана была принципиальная схема рычажного станка. Оставалось продумать размещение и тип механизмов наведения. На чертеже все выглядело идеально. Но именно эта идеальность и смущала Барановского. Он достаточно знал из собственного опыта, как далеки бывают результаты испытаний от вычерченных на бумаге схем.
   Спустя месяц первый опытный станок был готов. Десантная пушка представляла весьма сложное устройство, впрочем по весу значительно меньшее, чем другие подобные орудия.
   Как и предполагал Барановский, в жизни идеальная схема оказалась далекой от совершенства. При выстреле орудие подпрыгивало на своем рычажном ложе: живая сила отката поглощалась во времени неравномерно. Пока ствол с откатными частями двигался по направлению оси орудия, все шло нормально, но как только вступали в действие качалки и рычаги, центр тяжести орудия начинал описывать кривую линию, нарушалось равновесие сил.
   Человек, стоящий на носу шлюпки, при качке не только балансирует, удерживая равновесие, но должен вцепиться руками за фальшборт, чтобы не упасть.
   Инженер-капитан Дубров, человек знающий и на редкость невозмутимый, бесстрастно констатировал:
   - Преимущества станка делают его весьма достойным внимания и изучения. Но недостатки слишком серьезны.
   - Само собой разумеется, - галантно вставил велеречивый поручик Алексеев. - Если бы опыт показал, что эти недостатки не имеют никакого влияния на боевую службу станка, то тогда эти недостатки в действительности не были бы недостатками, и о них не следовало бы и говорить, но в самом деле это не так.
   Дубров переждал пустую тираду Алексеева и предложил свои выводы. Говорил он так, будто самого изобретателя здесь не было:
   - Уменьшение амбразуры до тех размеров, до которых довел их господин Барановский своею рычажною системою станка, возможно достигнуть путем отката не по наклонной плоскости, а по горизонтали.
   - Заключение само по себе верно, - согласился Барановский, - но против него можно сделать одно возражение.
   - А именно? - без удивления и интереса спросил Дубров.
   - Логично предположить и то, что горизонтальный откат вызовет другие осложнения, которые опять-таки воспрепятствуют уменьшению амбразуры до величины, уже достигнутой мною.
   - У нас пока этого не было, но если обратиться к артиллерии иностранных флотов...
   - Любимый конек, - сказал, ни к кому не обращаясь, поручик Алексеев.
   Дубров сделал вид, что не расслышал,  и скрупулезно расписывал преимущества и недостатки английского станка.
   - Господи! - Бутаков первый не выдержал  пространной арифметики инженер-капитана. - Господа, отчего все свелось к амбразуре?  В конце концов, несколько процентов в одну или другую сторону не имеют решающего значения.
   - Ваше превосходительство, речь идет не просто о процентах, а о безопасности наших моряков, - возразил Барановский.
   - На наш век матросиков хватит! - Бутаков громко захохотал. Офицеры сдержанно заулыбались.  Поручик Алексеев, давясь нарочитым смехом, воскликнул:
   - И внукам и правнукам нашим хватит, ваше превосходительство!
   - Не заглядывайте столь далеко в будущее, - насмешливо посоветовал Алексееву Барановский. - Во всяком случае, будущее принадлежит скорее матросам, нежели поручикам.
   - Не слушайте его, господин поручик, - оборвав смех, полушутя, полусерьезно приказал Бутаков. - Владимир  Степанович известный нигилист.
   - Не кажется ли вам, ваше превосходительство, - побледнев, холодно сказал Владимир, - что  своим суждением вы необоснованно приписываете мне то, чего нет на самом деле. К сожалению.
   - К сожалению, я вынужден прервать не только разговор, не приличествующий морякам государя императора всея Руси, но и дальнейшее испытание вашего станка, господин Барановский. - Лицо Бутакова налилось багрянцем. - В том виде, в коем вы представили свое изобретение, оно явно неудовлетворительно.
   - Я просил бы сделать пять-шесть выстрелов.
   - Прекратить испытания, - приказал Бутаков и, официально приложив руку к козырьку, удалился. Офицеры последовали за своим начальником. Дубров задержался.
   - Господин Барановский, - негромко обратился он к огорченному изобретателю. - Господин Барановский, поверьте, что я прав. Ищите решения в прямолинейности отката.
   - Благодарю вас.
   - И не отчаивайтесь. То, что вам удалось сделать в столь короткий срок, убеждает меня, что победа будет за вами.
   - Благодарю вас, - повторил Барановский.
   Предстояло все начинать сызнова. Барановский и сам убедился в преимуществе прямолинейного отката. Но сразу отказаться от рычажной системы и качалки пока не хотелось. Жаль было лишаться тех неоспоримых выгод, которые давало такое конструктивное решение.
   На другой день неожиданно приехал Алексеев. Вначале он заявил, что захотел проведать Барановского просто так, по-приятельски. Затем как бы невзначай проговорился, что генерал Бутаков поручил ему составить записку для министра.
   - Вот и составляйте, - пожал плечами Барановский. - В крайнем случае, посоветуйтесь с инженер-капитаном Дубровым.
   - Дубров-то и послал меня к вам, - признался Алексеев.
   - Хорошо, - помолчав,  согласился Барановский. - Помогу. Но не сегодня, через три дня, если, разумеется, такой срок устраивает вас.
   - Вполне! - обрадовался Алексеев. - Вполне!
   Через три дня Барановский вручил поручику записку:


   
"От дальнейшей разработки  и усовершенствования рычажных станков следует отказаться и перейти к разработке станков с откатом по оси орудия. Орудие должно откатываться в неизменно скрепленных с ним  салазках по раме. Рама эта должна вращаться на горизонтальном шкворне для придания углов возвышения".

 

   Откат по оси орудия... В полевой артиллерии энергия отката поглощалась, главным образом, работой на откатывание всего орудия назад, порою до десяти-двенадцати метров. Применение якоря-сошника сократило этот путь до полутора-двух метров в тяжелых системах, а в скорострельной - практически до нуля. Теперь с вредными  силами боролся грунт. Но на палубе не поможет сошник.
   Силу отката пытались обуздать трением. Но все хитроумные устройства были ненадежными и громоздкими.
   Надо было искать новый путь. Точнее, не искать, а испробовать, проверить на практике идею, которую Барановский пока таил в секрете. Слишком уж необычной  была та идея, чтобы говорить о ней вслух, не имея возможности подтвердить делом.
   Как-то, перебирая старые бумаги, Владимир нашел старую тетрадь с записями по гидравлике. Тогда он работал над насосами.
   Барановский обратил  внимание на потерю энергии на трение при  струйчатом режиме. Потери эти, пропорциональные скорости истечения в первой и даже во второй степени, исчислялись внушительными цифрами. На то, чтобы протиснуть в короткий срок жидкость через тонкий канал или узкую щель, требовалась значительная энергия, особенно для жидкости более вязкой, чем вода. Ведь и в обычном ручном насосе надо приложить немалое усилие, чтоб выжать порцию воды.
   Что, если соединить ствол с поршнем, поршень поместить в закрытом цилиндре, заполненном маслом, например олеонафтом? При выстреле ствол откатится назад, потянет через шток поршень: масло, не поддающееся сжатию, через зазор между поршнем и внутренней поверхностью цилиндра станет, сильно сопротивляясь, перетекать, вернее - пробрызгиваться в переднюю часть цилиндра. Какую  колоссальную работу надо будет выполнить для этого? На нее уйдет львиная доля энергии отката.
   А та, что останется, пойдет на сжатие пружины, накатной пружины. Она должна быть сильной: воротить назад ствол и вновь перекачать масло в цилиндре - труд немалый.
   Итак, гидравлический тормоз отката и пружинный накатник.
   Сделаны прикидочные расчеты, эскизные чертежи.
   На бумаге-то как все хорошо да ладно выходит. А в натуре? Не повторится ли история с качалкой и рычагами?
   Время военное, дорог каждый день. Имеет ли сейчас он, Барановский, право на столь необычный эксперимент? Впрочем, эксперимент еще не скоро, отработка рабочих чертежей, изготовление опытного образца и первые испытания потребуют несколько месяцев.
   Войне пока не видно конца. Осман-паша все еще удерживает Плевну. Знакомый офицер, воротившийся после ранения на Шипке, рассказал много о боях. За восемь дней на горном перевале у Шипки погибло девяносто офицеров и две с половиной тысячи нижних чинов.  Первые три дня и три ночи, пока не подоспело  подкрепление, войска сражались без воды, без горячей пищи, без сна. Героизму русских воинов дивиться можно! Царь же целыми днями сидит на горе - ее успели окрестить  "царским курганом" - и глядит на Плевну. Редкий день проходит без молебствий. Царь капризен и упрям, как ребенок. То ногами топает: "Я так хочу - и так будет", то хнычет: "Приходится отказаться от Плевны, надо отступать..."
   Отступать... Барановскому от своего замысла отступать нельзя!
   Не отступил, но довести до конца не успел. Двоюродный брат довел, Петр Барановский. Уже после смерти Владимира его десантные орудия с гидравлическими компрессорами выдержат испытания на миноносцах  "Ястреб" и "Снегирь". А скорострельные  2,5-дюймовые отправятся в эскадре генерал-адъютанта Лесовского к берегам Восточного океана и послужат русским морякам при обороне Порт-Артура. 

 

предыдущая страница

к оглавлению

следующая страница