Владимир  Барановский  

Илья Миксон

Глава II

 

Русская скорострелка

 

2. "Совершенствовать отказываюсь"

 

   За три года Владимир Барановский достаточно узнал своего хозяина. Он ценил в нем деловитость и размах - качества, которыми и сам обладал. Но откровенная хищническая цепкость, цинизм Нобеля по отношению к людям зависимым от него претили Барановскому.
   Слышал молодой инженер и о коварной хитрости Людвига Нобеля. Пока что самому Барановскому не приходилось ощущать на себе хозяйский нрав, но он помнил о нем и держался с Нобелем осторожно. Во всяком случае, ему казалось, что он соблюдает осторожность.
   Хотя Владимир значился рядовым инженером-конструктором, его положение на заводе было особым. Нобель любил это подчеркнуть:
   - Владимир Степанович, где вам еще так хорошо быть может, как у меня? Назовите во всем Петербурге такое место, где русский инженер имеет право делать то, что пожелает. Такого места нет, кроме завода Людвига Нобеля.
   Говорилось это любезным, добродушным, даже шутливым тоном, но в светло-голубых скандинавских глазах Нобеля не таяли льдины.
   - Господин изобретатель Владимир Степанович пожелал сконструировать новую винтовку. Что сделал Людвиг Нобель? Людвиг Нобель дал Владимиру Степановичу все, что ему требовалось, не считаясь с убытками. Это было так?
   Это, действительно, было так. Нобедь представил ему полную свободу и возможность для работы над казнозарядной винтовкой, не отказывая ни  в чем.
   Винтовка испытывалась в заводском тире и показала отменные результаты как в дальности, так и в кучности боя. Особенно же винтовка Барановского отличалась скорострельностью.  И скорострельность эту обеспечил затвор новой конструкции. При отведении нижней скобы затвор скользил вниз по пазам медной коробки, при этом автоматически взводился курок. Вертикально-скользящий затвор такого типа был новым словом в стрелковом оружии.
   Опытный образец казнозарядной винтовки находился в военном министерстве уже несколько месяцев, но ответа никакого не было. Барановский продолжал совершенствовать винтовку. Однако в последнее время Нобель, так поощрявший работу, внезапно охладел. Заказы Барановского из первоочередных и обязательных перешли в разряд третьестепенных. Барановский не знал, что окольными путями разведал Нобель: состоялось решение принять на вооружение русской армии винтовку образца 1870 года под патрон Горлова и Гуниуса. Это пока держалось в секрете.
   Ставка на казнозарядную винтовку Барановского, в которой хозяин видел золотую рыбку, - ведь эта винтовка разработана на его заводе и преимущества на правительственный заказ принадлежат ему - оказалась напрасной. Отныне не раньше, чем через десятилетие, если не больше, никто всерьез не будет заниматься новыми образцами винтовки.
   Нобель умел признавать свое поражение в делах. Конечно, убыток есть убыток, но тот, кто боится рисковать малым, никогда не заработает большого. И надо чувствовать, когда ставить точку в бесперспективном деле. Людвиг Нобель обладал таким чутьем. И отличной осведомленностью о делах главного артиллерийского управления.
   Под председательством генерала Баранцова специальная комиссия испытывала винтовку Барановского; председателю и всем членам было заведомо ясно, что заявку Барановского надо отклонить. Возможно, не стоило и создавать комиссию. Однако винтовка двадцатичетырехлетнего изобретателя отличалась такими превосходными качествами, что никто единолично не рашался отклонить изобретение.
   И все же решение было предопределено - отказать. Обнаружив несколько легко устранимых недостатков, комиссия признала бесполезным дальнейшее продолжение опытов, но в решении записала, что винтовка Владимира Барановского представляет собой "замечательный образец по простоте в устройстве запирающего механизма и отсутствии большого количества винтов и других мелких частей".
   Изобретателя даже не пригласили на испытания, никто его не информировал ни о ходе их, ни о результатах. Владимиру нескоро сообщили и решение комиссии. Нобель тоже помалкивал, и Барановский не мог понять причин торможения работ над винтовкой. Он уже собирался прямо спросить об этом хозяина, когда тот сам пришел к нему.
   Засунув по обыкновению пальцы в карманы жилета, от чего еще резче выступил живот, низкорослый, в расстегнутом сюртуке, Нобель с подчеркнутым вниманием поздоровался с Барановским и без обиняков сказал:
   - Вынужден вас огорчить, господин изобретатель. Дело с вашей винтовкой обязательно прогорит. Государь император утвердил на вооружение армии другую винтовку. Но не надо огорчаться. Людвиг Нобель (хозяин любил говорить о себе в третьем лице) приготовил для вас прекрасный сюрприз!
   Барановскому, еще не успевшему осознать удар, сейчас были безразличны какие бы то ни было сюрпризы.
   - Пойдемте. - Нобель жестом предложил следовать за собой.
   Барановский шел и почти не слышал, что рассказывает Нобель.
   Сколько раз Барановские терпели горькие разочарования от несбывшихся планов! И все же каждый раз, задумав новую вещь, они строили воздушный замок счастливого триумфа, мечтали о долгожданной материальной независимости, столь необходимой для  плодотворного изобретательства. Трудясь над винтовкой, Барановский тоже втайне видел себя на коне победителя. Но вот пришел Нобель, выбил его из седла и ведет, как лошадь под узды.
   Нобель, видимо, понял состояние Барановского:
   - Как здоровье супруги, сына? Очень приятно, когда сын носит имя отца.
   Нобель уже неоднократно это говорил, слова звучали заученно и фальшиво.
   - Благодарю вас, все хорошо.
   - Сколько уже вашему наследнику?
   И об этом Нобель спрашивал не первый раз, но Барановский, вспомнив  о сыне, ласково улыбнулся:
   - Он родился в январе. Чудесный малыш!
   - Все чудесно, Владимир Степанович. Посмотрите сюда - разве это не чудо?
   Нобель показал на громоздкую многоствольную машину, стоявшую под навесом. Барановский тотчас узнал десятиствольную картечницу американца Гатлинга.
   - Насколько мне известно, это чудовище, а не чудо. Тяжела и неповоротлива, сложна, капризна.
   - Абсолютно точно, - с непонятной Барановскому радостью согласился Нобель. - Это не чудо. И главное артиллерийское управление, лично его высокопревосходительство генерал Баранцов поручили заводу Людвига Нобеля переделать это чудище в чудо для императорской армии. А я поручаю это дело вам, господин изобретатель, - торжественно закончил Нобель.
   Владимир не любил доделывать начатое другими, у него просто не было времени для такой работы. Но отказаться сейчас он не мог: надо расплачиваться за винтовку.
   - Я не тороплю вас  с ответом, подумайте, - сказал Нобель и удалился.
   Барановский стал осматривать американскую картечницу. Ему как-то довелось познакомиться с ее описанием. Две технические характеристики поразили и запомнились: общий вес - 24 пуда, количество частей - 160. Такую махину не без труда перевозила четверка лошадей, для обслуживания требовалось  семь номеров артиллерийской прислуги.
        Собственно картечница представляла собою стальную раму-обойму с десятью короткими стволами. Рама поворачивалась вокруг горизонтальной оси с помощью рукоятки. Это напоминало увеличенный до огромных размеров многоствольный револьвер: вращающиеся стволы стреляли одиночным огнем.
   Барановский, сторонник предельной простоты сборки и разборки механизмов, причем без особого инструмента, что так важно для боевого оружия, сразу обратил внимание на усложненность конструкции. Для разборки, даже неполной, американской картечницы, безусловно, требовалось множество специальных ключей.
   Но триста выстрелов в минуту! Именно это свойство картечницы прельщало военных. Барановский читал о том, что скорострельные картечницы предполагалось использовать для сопровождения конных отрядов.
   "Однако, - с сомнением подумал Владимир, - вся повозка так велика и тяжела, что не везде сможет удобно проехать и не поспеет не только за кавалерией, но даже за пехотой. Такая махина всегда будет находиться при артиллерии, которая в ней вовсе не нуждается".
   Провозившись вокруг картечницы около часа, Барановский твердо решил отвергнуть предложение Нобеля: овчинка не стоила выделки. Однако Нобель имел все основания потребовать возмещения затрат, произведенных на винтовку.
   Барановский вспомнил, что нынче собирался заехать в мануфактурный совет, где рассматривался предложенный им усовершенствованный гидропульт. Выдача патента на изобретение влекло не вознаграждение, а убыток: полагалось уплатить налог. Но патент обещал и доход в случае принятия его каким-либо изготовителем. Гидропультом заинтересовался завод Вельке. О деталях соглашения говорено еще не было, в принципе же вопрос считался решенным.
   "В департамент, затем к Вельке", - определил маршрут Барановский и, не мешкая, нанял одноконную пролетку. В Петербурге пролетки называли "ваньками". Презрительная кличка относилась не столько к бедным извозчикам, сколько к ездокам, людям из среднего и низшего сословий. Обладателям тугих кошельков ничего не стоило за трешницу или пятерку нанять "на день" карету или коляску. "Ванька" стоил двугривенный от Николаевской железной дороги до Полицейского моста, а то и по всему городу.
   У Троицкого моста пришлось переждать, пока проедут грохочущие пожарные бочки с помпами.
   Минувшей осенью Барановский долго наблюдал изнурительную работу пожарных. Рычаги скрипели, стучали, поршни с надрывным всхлипыванием опускались и вздымались в цилиндрах. От пожарников валил пар. Из шланга вода шла неровно, выплескивалась короткими порциями. С другим насосом провозились так долго, что он и не пригодился. Усатый тучный брандмейстер в сердцах замысловато выругался, помянув при  этом Новый свет. Оказалось, что пожарные насосы куплены в Америке.
   Дома, рассказывая жене о пожаре, Барановский замер на полуслове и полез в ящики письменного стола. В старых бумагах лежал где-то набросок мощного насоса. Барановский задумал его еще в пору увлечения духовой силой.
   - Что ты опять надумал? - с улыбкой спросила Паулина. Она ждала тогда первенца и, готовясь стать матерью, относилась к мужу с материнской нежностью.
   - Надо сделать настоящий гидропульт для пожарников. Покажем им!
   - Кому? - Паулина смотрела на мужа, как на разыгравшегося малыша.
   -  Североамериканцам!
   Сейчас, покачиваясь в жесткой пролетке, Барановский припомнил тот разговор с женой и вполголоса пробормотал  сам себе: "Кажется, удалось. Поглядим, что скажут в Совете".
   В канцелярии департамента торговли близорукий чиновник бесцветным голосом зачитал привилегию "Дворянину Владимиру Барановскому на усовершенствованный гидропульт". Таков порядок: полностью зачитывать автору текст привилегии. В преамбуле подробно излагалось существо изобретения и его устройство. Барановский скучающе глядел в окно.
   Заключительную часть он слушал внимательно. Перечислялись преимущества гидропульта:
   - "Коэффициент полезного действия снаряда гораздо больше вследствие просторных ходов и отсутствия крутых поворотов воды, а также перекашивания частей снаряда во время его действия от неравномерного распределения работы (как в американском гидропульте); вследствие чего гидропульт этот не имеет мелких и тонких частей, прочнее и проще, все составные части легко могут быть разобраны при помощи всяких механических приспособлений и ключей".
   Чиновник поправил пенсне, прокашлялся и продолжал все тем же бесцветным голосом:
   - "Сверх сего означенный гидропульт отличается еще равномерностью беспрерывной струи, легкостью действия насоса, уютностью и малым весом, а также отсутствием кожаных обделок, обусловливающих большую прочность оного и постоянную готовность к действию".
   "Уютностью!" - Барановский приложил ребро ладони к высокому лбу, чтобы скрыть улыбку.
   - Поздравляю вас, господин изобретатель, прошу внести нужную сумму и получить под роспись привилегию, - на одном дыхании, без пауз и остановок проговорил заученную фразу чиновник и осторожно снял пенсне.
   - Все-таки показали! - не сдержавшись, весело выпалил Барановский. Чиновник вздрогнул от неожиданности, чуть не уронив пенсне.
   - Нет, нет, это я так. Извините, ради бога! - Барановский вдруг вспомнил американскую картечницу и разговор с Нобелем и теперь уже неожиданно для самого себя твердо сказал: - И не в последний раз.
    Когда Барановский ушел, чиновник пробормотал себе под нос:
   - Самонадеянный молодой человек.
   По голосу чиновника невозможно было определить осуждает он или удивляется странному посетителю.
   Извозчик ждал у подъезда. Барановский легко впрыгнул в пролетку и вместо "К Вельке" сказал: "На Выборгскую!"
   - Совершенствовать Гатлинга отказываюсь, - категорически заявил Барановский, едва переступив порог кабинета Нобеля. - Мы создадим новую систему, нашу, русскую скорострелку!
   Нобель, привыкший к горячности и увлеченности молодого инженера, усмехнулся:
   - Однако идея все-таки останется Гатлинга.
   - Коли речь зашла об идее, - вспыхнул Барановский, - то еще более века назад русский механик Нартов построил сорокачетырехствольную круговую батарею. Кстати, она и ныне хранится в Кронверкском арсенале.
   - Оставим в покое артиллерийский музеум, - поморщился Нобель. - Я не историк и не хранитель коллекции достопамятного зала. Будем говорить о деле. Что вы подразумеваете под "русской скорострелкой"?
   - Еще не знаю, - вздохнул Барановский, но вдруг, повинуясь дерзкому вдохновению, воскликнул: - Русская скорострелка будет легче, проще, удобней, надежнее!
   - Я спрашиваю изобретателя, а мне отвечает маклер.
   Барановский стал серьезен: "Что это я и в самом деле, как мальчишка, расхвастался нынче".
   - Русская скорострелка будет значительно легче, - повторил он, но уже спокойно и твердо, - более совершенна, состоять из меньшего числа деталей, разбираться и собираться без специальных на то приспособлений. Лафет от обычного полевого орудия чрезмерно громоздок, надо создать новый.
   - Вот это отлично, - холодно заметил Нобель, - легкость, прочность. Не упускайте, однако, скорострельность. Картечница Гатлинга выпускает триста пуль за одну минуту. Такую скорострельность вы обязаны сохранить.
   - Русская скорострелка обеспечит не триста, а пятьсот снарядов в минуту.
   - О-о! - протянул изумленно Нобель. Горячность Барановского настораживала его и притягивала. Нобель любил рискованные натуры. Да и за три года не однажды удостоверялся в том, что обещания русского инженера, хотя и кажутся порой бахвальством, всегда подтверждаются делом. "Господин Шпаковский - болван, отдал Людвигу Нобелю такого механика", - с удовлетворением подумал Нобель.
   - Да поможет вам бог, Владимир Степанович, а деньгами вас обеспечит Людвиг Нобель.
   "Если  новая картечница даст больше на пятьдесят, на десять пуль за минуту, и этого будет вполне достаточно для получения крупного заказа для завода Людвига Нобеля".
   - И надо сохранить тот же калибр! -  поспешно добавил Нобель. - Главное артиллерийское управление закупило для армии известное число картечниц. Если ваша скорострелка будет сделана для другого калибра, никто не станет разговаривать.
   - Безусловно, - согласился Барановский. - Можете не сомневаться, русская скорострелка превзойдет американскую по всем  техническим и тактическим характеристикам. Легкость, простота, скорострельность, уютность.
   Нобель поднял брови:
   - Что значит "уютность"?
   - Удобнее для солдата, понятнее. И еще надо сократить прислугу и число лошадей.
   - Это вас не должно беспокоить, - недовольно перебил Нобель. - Вы изобретатель, а не политик. В России достаточно лошадей и еще больше мужиков. Тем более сейчас, когда император освободил народ от крепостного права.
   - Вовремя освободил, - непроизвольно добавил Барановский.
   - О! - удивился Нобель. - И это говорит потомственный дворянин?
   - Я инженер, господин Нобель, изобретатель. Я вам больше не надобен?
   - Вы мне еще много-много будете надобны, - выдержав короткую паузу, серьезно заверил Нобель.   

 

предыдущая страница

к оглавлению

следующая страница