(Детский журнал "Пионер"   1980-е)

Лия Симонова,
лауреат премии Союза журналистов СССР.
Рисунки В. Дудкина

   Километрах в четырех от домика лесника партизаны зарыли продукты и, когда наведывались к своему продовольственному складу, ночевали у Костиковых. Однажды Володя показал старшему брату Степану, где спрятал оружие, оставленное на хранение командиром Красной Армии. Командир не возвращался, а оружия так не доставало в отряде. Партизаны с благодарностью унесли его с собой, уверив Володю, что командир одобрил бы их действия. Как-то партизаны попросили Володю пойти в Белые Берега, посмотреть, что там и как: велик ли гарнизон, есть ли полиция, как охраняется дорога, какие и когда идут поезда? Чуть позже на этом участке дороги пошел под откос эшелон, взорван был мост и устроена засада на группу полицаев. Фашисты пришли в ярость.
   Гитлеровцы знали, что в партизанском отряде много журинических, и к зиме карательный отряд, снова неожиданно ворвавшись в село, сжег Журиничи до основания. То место, где раньше стояло село, объявили мертвой зоной. Если заставали кого-то в радиусе десятка километров от бывших Журиничей, тут же отправляли за колючую проволоку. Прямо на месте расстреливали или вешали.
   Партизаны распорядились построить в доме лесника нары в три яруса для людей, оставшихся без крова, и Володя с утра до вечера помогал в этой работе. Ночами все располагались на нарах, а утром, только начинало светать, уходили в лес, в землянки, ветвями заметая за собой следы на снегу.
   Володя же, как это ни было опасно, пробирался в мертвую зону, спускался в земляные подвалы сожженных  журинических домов, чтобы найти хоть что-то съестное. Всех, кто поселился теперь в их доме, надо было кормить. Пережив свою смерть, Володя больше не испытывал страха. Или, может быть, так ему только казалось.
   И вот однажды ранним тихим морозным утром, только-только перебрались все постояльцы в лес, зарокотала по дороге от Журиничей машина. Добрались фашисты и к дому лесника. Улита Тихоновна и Таня далеко от дома не уходили. У ближнего ельника еще с довоенных времен лежал полый ствол старого здоровенного дуба. Дерево отец выбрал когда-то для ручной мельницы, которую сам мастерил, и теперь мать с Татьяной, как по трубе, проходили стволом к запрятанной в ельнике, укрытой снегом и простынями глубокой яме. Там они жили зимними днями, разжигая небольшой костерок прямо рядом с собою. Из этого своего убежища увидели они, как растворяется в огне и исчезает их дом, в котором они жили так дружно и счастливо. Улите Тихоновне казалось, что огонь уничтожает всю ее жизнь. Но после расстрела и спасения ее Последыша она думала только о том, чтобы сохранить детей. Ее муж, ее любимый Сергей Борисович, и при прощании, и в письмах просил ее об этом.
   Улита Тихоновна схватила в охапку Танюшку, грудью зажала ей рот и шептала, шептала: "Татьянка, не шелохнись, доченька". Шорох фашистских шагов по хрустящему морозному снегу уже был слышен совсем близко. Гитлеровцы, видно, подошли к полому дубу, да не догадались, что именно за ним хоронятся хозяева только что спаленного ими дома. Углубиться в лес они не рискнули и, вскочив на машину, уехали.
   Прошел день, другой, неделя, и все стали привыкать к новой, даже ночами, жизни в лесу. Однажды к общему лесному костерку из отряда пришли два незнакомых человека. С их приходом Володя узнал еще одно новое для себя слово - "десантник". Десантники были сброшены с парашютами и рациями в расположение партизанского отряда и вот теперь рассказывали людям, что немцев от Москвы погнали и на фронтах наметился перелом в нашу пользу.
   Вдруг, в тот самый момент, когда один из десантников, Николай, подсел к ребятишкам, Володя спиною почувствовал что в лесу что-то происходит. Оглянулся и обмер: фашисты в белых маскировочных костюмах, на лыжах бесшумно надвигались прямо на них. Недаром недоброе чуяла Улита Тихоновна. Выследили гитлеровцы, как уходят днем в лес обитатели лесного домика.
   Володя вскочил и не помня себя заорал: "Немцы! Спасайтесь!" И сам рванулся в сторону, в глубину леса. В лесу Володя чувствовал себя уверенно. Он знал тут каждый кусочек земли и умел ступать в валенках даже по глубокому снегу, не проваливаясь. За ним на лыжах скользил десантник, Николай.
    За спиной непрестанно раздавались выстрелы, автоматные и пулеметные очереди и крики. У большака, который вел к селу Бояновичи, Володя и Николай засели в кустарнике. Тут Володя невольно зажал сердце руками, но сердце не слушалось, пыталось вырваться из ватной куртки на холодный снег.
   Пальба как-то сразу вдруг прекратилась, и некоторое время спустя Володя и десантник увидели, что в сторону Бояновичей промчалась подвода. Слышна была громкая немецкая речь и стоны, должно быть, увозимых на пытки и казнь окруженных в лесу людей.
   Ночью Володя с Николаем побрели чащобой на место бойни. Всю свою жизнь прожив в лесу, Володя никогда не слышал, чтоб деревья так жутко, так тоскливо выли, словно собака, потерявшая хозяина. "Ву-у, ву-у, вы-ы, вы-ы", - плакали и стонали деревья, а на снегу, чуть в стороне от стоянки, снег стал черным от трупов и красным от крови. Снова увидев столько растерзанных и окровавленных трупов сразу, Володя потерял сознание и повалился в снег.
   Очнулся он уже в партизанском отряде. Рядом с ним сидели мама и Танюшка. Второй десантник, он оказался мастером спорта по лыжам, петляя по лесу, добрался до партизан. И партизаны, выслав разведку, забрали из ельника Улиту Тихоновну, Танюшку, подоспевших Николая и Володьку и еще одну раненую девочку, Катю - всех, кто остался в живых. Катя, белее снега, лежала на срубленных ветвях ели. Кровь сочилась из ее горла, и Катя не говорила, хрипела: "Они всех убили. Всех убили". Володя лежал неподалеку. Увидев, как тяжело умирает маленькая Катюшка, он почувствовал, что снова все плывет перед глазами и уходит от него, исчезает...

                                                                            
   В партизанском отряде, носившем имя легендарного героя гражданской войны Николая Щорса, Володя впервые начал осознавать, что дом нечто большее и значительное, чем изба, которую спалили фашисты. Домом оставалась для него земля, на которой он родился и вырос, лес, в котором с первых его шагов отец, Сергей Борисович, учил видеть и узнавать каждое дерево, и люди, которых мать, Улита Тихоновна, называла "своими". Ощущение дома гитлеровцам уничтожить было не по силам.
   "Свои" не оставляли его в отряде вниманием и теплотою, и постепенно Володя отогревался, оттаивал после страшного расстрела.
   Чуть только последышек пришел в себя, Степан повел его к лошадям. И Володя встретился с Игреком.
   Степан забрал коня в отряд давно, еще в тот день, когда партизаны уносили из тайника оружие, оставленное красным командиром.
   Красавец Игрек, белый в голубоватых яблоках, сильно похудел и осунулся, как и люди, которым он служил. Но голову держал гордо, и каждая жилка по-прежнему трепетала в его упругом теле. Игрек, как только увидел Володю, захрипел от волнения. Поднял уши, словно флаги выставил ради праздника. Рванулся навстречу другу - мальчишке. Закивал головой, заскреб снег передней ногою.  Володя прижался к коню, хотел расцеловать его, но постеснялся: вдруг кто-то увидит? Коротко чмокнув Игрека в морду, Володя похлопал его по бокам, заменяя крепкое мужское рукопожатие. И вдруг услышал за спиной знакомый голос: "Это что же, Бутузов младший сын?" Володя даже вздрогнул: таким далеким и вроде бы навсегда ушедшим, довоенным ветром дунуло. Крепкого, коренастого отца, Сергея Борисовича, друзья еще в давние-давние времена прозвали Бутузом. Улиту Тихоновну соответственно Бутузихой, детей - Бутузовыми детьми, а место, где стоял дом лесника Костикова, значилось как Бутузово.
   В школе такими обидными казались ребятам прозвища. Володя тоже, случалось, обижался, когда его называли, как и отца, Бутузом. Зато теперь, придя из радостного детства, старинное прозвище ласкало слух, возвращало, пусть на мгновение, отца. Володя резко обернулся. И увидел плотного, совершенно лысого человека. Его доброе лицо, глаза, несущие приветливую улыбку, показались Володе знакомыми.
   - Это командир, - смущаясь, познакомил Степан, - Михаил Петрович Ромашин. - И, словно оправдываясь перед командиром, что раскрыл его, с казал Ромашину:
   - Володька у нас надежный. Он сберег оружие. Матери помогал и мои поручения выполнял.
   - Лошадей любишь? - кратко спросил, обращаясь к Володе, командир. Получив утвердительный ответ, добавил: - Вот и ходи пока за лошадьми, а там посмотрим. - Сел быстро на коня и ускакал лихим всадником.
   Одно дело - играть с конем, совсем иное - готовить его к боевой операции. И поначалу Володя волновался: вдруг что-то не так сделает?  А группа бойцов уходила в Бояновичи, где жил волостной старшина и окопался большой полицейский гарнизон. Разведка донесла: в воскресенье полицаи устраивают гулянку. И вот партизаны во главе с Семеном Матюхиным, на санях, в которые запрягли Игрека, поехали в село, чтобы разом расправиться со всеми полицаями. Хмельные и растерявшиеся от неожиданного налета полицаи не успели даже добраться до своего оружия. Партизанам удалось даже прихватить документы из гарнизона. Игрек ходил скоро. Теперь же, снова всретившись с другом Володькой, летал быстрым ветром. И вся операция заняла не больше часа.
   Но вслед за этим удавшимся делом пришла из Бояновичей весть, которая пронзила болью и отчаянием. Там, в Бояновичах, фашисты растерзали Марию. Со времени облавы и расправы в лесу о ней ничего не было слышно.
   Теперь в отряде Володя убедился в своих догадках: Мария была партизанской разведчицей. По поручению Семена Матюхина и Егора Прозорова, того самого героя Прозорова, что приходил когда-то к ним в школу, Мария ходила по деревням, собирала нужные партизанам сведения. После крупной диверсии на железной дороге Мария поняла, что домик в лесу, расположившийся всего в нескольких километрах от места развернувшегося боя, оказался в опасности. И она шла в лес, к своим, чтобы предупредить. На той подводе, которую видел Володя из кустов у большака на Бояновичи, фашисты увозили Марию, а вместе с ней и раненную в левую ногу двоюродную сестру Женю, и трехлетнего племянника, тоже Володю.
   Всех троих бросили в одну из хат в Бояновичах, приказав хозяйке под страхом смерти  не подходить к пленным женщинам и ребенку, никому не открывать дверей. Раненная в ногу Женя и избитая до смерти Мария сами двигаться не могли.
   Утром пленников в санях увезли в бывший районный центр Хвастовичи, швырнули в заброшенный дом, окна которого заградили колючей проволокой. Во дворе этого дома Марию допрашивали в первый раз. Ей обещали сладкую жизнь в любом месте оккупированной гитлеровцами России, Украины, Белоруссии или даже в Германии и требовали взамен рассказать  о партизанском отряде. Мария знала, что командир гитлеровского гарнизона в Белых Берегах давно уже издал приказ, в котором за выдачу партизанского командира Ромашина сулил награду в тысячу рублей, дом, двух коров и двух лошадей.
   Мария сделала усилие над собой, чтобы улыбнуться. И повторила то же, что говорила раньше: никаких партизан она не знает. Шла по лесу к своему родному дому. Ее ударили так, что она тут же свалилась без сознания. Облили водой, бросили под навес на сырую землю и снова подняли, чтобы бить.
   На другой день ее выволокли во двор, поставили спиною к плетню, потому что Мария уже не могла держаться на ногах. Но и так она не устояла, сползла в снег на холодную землю. Два фашиста вывели из дому маленького племянника Володьку, приказали ему стоять у старой корявой ивы в глубине двора. Неяркое зимнее солнце посветило на льняные волосы мальчика, и Мария увидела, что они похожи теперь на скрученные грязные нити льняного волокна. На губах мальчонки коркой запеклась кровь, и личико не имело уже никакого выражения.
   - Не расскажешь о партизанах, - через переводчика предупредил фашист, - он будет расстрелян.
   Мария закрыла глаза, и все вокруг стало уплывать от нее. Толчок - Мария открыла глаза и увидела, что Володька, едва переставляя ноги, идет к ней навстречу.
   Собирая последние силы, Мария стала повторять про себя партизанскую присягу: "Я, гражданин Великого Советского Союза, верный сын героического русского народа, клянусь, что не выпущу из рук оружия, пока последний фашистский гад на нашей земле не будет уничтожен. Я обязуюсь беспрекословно выполнять приказы  всех своих командиров и начальников, строго соблюдать воинскую дисциплину. За сожженные города и села, за смерть женщин и детей, за пытки, насилие и издевательства над моим народом я клянусь мстить врагу жестоко, беспощадно и неустанно... Я клянусь, что скорее умру в жестоком бою с врагом, чем отдам себя, свою семью и весь советский народ в рабство кровавому фашизму. Если же по своей слабости, трусости или по злой воле я нарушу эту свою присягу и предам интересы народа, пусть умру я позорной смертью от руки своих товарищей".
   - Молись и за него! - заорал фашист, видя, как Мария, перебирая губами, шепчет что-то. Рванул Мальчишку к себе, отбросил к забору и выстрелил.
   Потом на глазах Марии расстреляли раненую Женю. Мария продолжала молчать. Фашисты не успокоились. В ноги к Марии швырнули знакомую учительницу. Надежда Константиновна Костыренко раньше жила с родителями в Журиничах, а перед самой войной вышла замуж и уехала в поселок Бежань. Мария увидала, что Надежда Константиновна ждет ребенка. Несмотря на это, гитлеровцы ее жестоко пытали. Под глазами красавицы Надежды Константиновны зияли две рваные кровяные ямы, и лица за синяками и кровоподтеками  вообще вроде бы не было - сплошная рана.
   Теперь звери в обличье  человеческом обращались уже не к Марии, а к молодой учительнице. "От признания этой, - гаркнул полицай, указывая на Марию, - зависит жизнь твоего будущего ребенка. На размышления полчаса". И они хладнокровно принялись сооружать две виселицы, не веря, что смогут сломить этих женщин. Тут они не ошиблись.
   Подробности трагической гибели Марии в отряде узнали много позже случившегося, от секретаря Брянского  подпольного райкома комсомола Георгия Антоновича Юдичева. Но и то немногое, что стало известно поначалу, отозвалось страданием и ненавистью,  а для матери Улиты Тихоновны было страшнее собственной смерти.
   Как только пришло известие о гибели Марии, Володя бросился искать Степана. Нашел его в лесу, казалось, намертво приросшим к дереву и вспомнил, как однажды в детстве увидел на охоте раненого медведя. Он впился зубами в осину, истекая кровью и болью.
   Володя со спины обхватил брата руками, прижался, прислонился к нему. И так они долго стояли, плача и не видя слез друг друга.
   Теперь уж никто не посмел отказать Володе участвовать в боевой операции.


<<<к содержанию раздела
<<<предыдущая страница