 |
Виктор Богатырев
1960-е
Рисунки Е. Расторгуева
(окончание)
На другой день мы сами пришли к нему. Ведь мы с Симкой неграмотные, а кто напишет письмо к посылке? Батько?.. Так он же вчера смеялся надо мною. Втягивать посторонних мы не захотели, пусть это будет нашей тайной, конечно, до тех пор, пока от Ленина письмо не придет. Вот тогда я батьке и поднесу его. А в том, что Ленин выздоровеет и напишет нам, я был уверен.
Увидал нас Павка, обрадовался:
- Я так и знал, что придете. Мы ж друзья...
Симка перебил его:
- Письмо к посылке надо писать.
- Что вы, хлопцы!.. - испугался Павка. - Я ж самоучка, а тут по всем правилам нужно.
Мы подумали: может, и в самом деле?
- Хотите, я деда попрошу? Он с такими завитушками напишет, что ахнете.
Ну вот, деда еще не хватало.
- Пиши как можешь, - сказал я. - А внизу приписку сделаем: мол, самоучки мы.
Павке мысль понравилась. Симке тоже. Павка подставил табуретку и сверху, с буфета, достал пузырек с чернилами и бумагу. Ручка у него была ненастоящая - обыкновенная камышинка, к которой нитками привязано перо. Но это еще ничего. Мне бумага не понравилась. Все-таки пишем не кому-нибудь, а бумага серая. Симке она, видно, тоже не приглянулась.
- Найди получше... Чего жадничаешь?
Оказалось, что лучшая бумага есть у деда, но он ее под замком держит, не даст.
- Ладно, - сказал я. - Мы и про бумагу сделаем приписку.
Павка опробовал перышко. Хоть и со скрипом, но писало. Буквы выходили из-под него красные и на наших глазах чернели.
- Из бузины, - объяснил про чернила Павка.
- А пока до Москвы дойдут, не исчезнут?
Симка высказался вполне серьезно, а Павка обиделся:
- Придираешься! - И на меня посмотрел: - Что писать?
- Писать?.. Я до этого момента как-то даже не думал, о чем мы станем писать. А когда представил, что очень скоро этот листок будет держать в руках сам Ленин, не по себе стало.
- Ладно... - Откашлялся я неуверенно. - Начинай так... "Здравствуйте, дорогой...товарищ... вождь мировых трудящихся, мировых пролетариев и мирового казачества, уважаемый товарищ Ленин!.."
Сказал, и даже удивление взяло, как это у меня лихо получилось! Может, оно и дольше бы так складно шло, но тут Павка сказал:
- Какой он тебе товарищ?.. Дедушка он для нас. А что такое "пролетариев"?
- Ну... "пролетариев"... - Это я на митинге слышал, когда в станице с батькой был. - Пролетарии значит народы.
- Зачем повторять, есть же "трудящиеся", и хватит.
Я обозлился: подумаешь, грамотей! Подкапываться всякий сможет, а вот попробуй корень добыть ночью.
Павка и сам понял, что после вчерашнего ему много говорить не следует, склонился над листком и стал выводить буквы. Когда он отрывал руку от бумаги, я заметил, что она дрожит. Может, поэтому первое слово получилось неровным - буквы в нем торчали, как в плохом плетне колья: вкривь и вкось.
Пока Павка писал второе слово, буквы в первом почернели. А после четырех слов он вытер пот со лба и сказал:
- Давайте обратимся просто по имени и отчеству, без всяких мировых. Так всегда письма пишут...
Хотя Павка и сейчас подкапывался, мне его предложение понравилось. Но все же, может, это неправильно? Я сказал:
- А ты слышал, как в газете читали? Значит, и ты пиши: здравствуйте, товарищ Ленин...
- Опять "товарищ"... - возразил Павка. - Не товарищ он нам, а дедушка. Так и писать надо: здравствуйте, дедушка Ленин... - И на новом листе Павка стал писать по-новому.
Когда он закончил, я продиктовал дальше:
- ...Пишут вам жители хутора Черный Ерик: Семен Симоненко, Павел Колыч да Григорий Мирошник...
На этом месте Павка снова возразил. Симка, тот ничего, помалкивает, а Павка так и лезет показать свою грамотность.
- Разве мы жители?
- А кто ж еще?
- Не знаю... Но раз пишем "здравствуйте, дедушка", то нужно: "пишут вам внуки..."
- Нехорошо как-то, - ответил Симка. - Прочитает и подумает, что в родичи набиваемся.
- Дурак! - сказал я Симке. А иначе что ж ему еще сказать: если б Ленин был для нас посторонним, то мы б с посылкой не придумывали...
- Правильно, - говорю я Павке. - Так пиши.
И он стал скрипеть своим пером дальше. А дальше у нас получилось так: "...Высылаем вам девятисилку от Вашей болезни. Раз Вы не можете приехать к нам на излечение, то высылаем. Выпьете, и сил сразу вдевятеро прибавится. Только корни сначала нужно порубить помельче, отварить и потом уже пить всякий раз перед кушаньем..."
Павка с Симкой хотели еще пожаловаться, что на хуторе нет школы, а до станицы идти восемь километров. Только я им не дал писать и пристыдил. В самом деле, больному человеку покой нужен, а они лезут. Вот выздоровеет, потом и напишем.
Письмо мы уложили в ящичек поверх девятисилки, чтобы сразу прочитали, как только откроют. Ящичек забили, а сверху крупными буквами на всю крышку написали: "ДЕДУШКЕ ЛЕНИНУ В МОСКВУ".
В станицу, где находилась почта, мы смогли выбраться только через четыре дня. Четыре дня подряд мела метель. А пятый выдался солнечный и с небольшим морозцем.
Мамкам своим мы сказали, что идем на санках кататься и дома будем только к обеду.
Туго бы нам пришлось, если б не санный след, который оставил какой-то хуторянин, спешивший с утра в станицу. По следу мы быстро продвигались вперед. Санки, которые взяли просто так, для отвода глаз, спрятали в кустах недалеко от хутора.
Дорога стала еще лучше, когда санный след нашего хуторянина сомкнулся с дорогой от хутора Казачьего.
С полпути прошли. Смотрим, сани догоняют, в станицу из Казачьего спешат. В санях один дядько сидит да два огромных мешка с чем-то белеют.
- Дядько, подвезите! - в один голос закричали мы.
Дядько остановил. Говорит:
- Чепляйтесь, кучей не так боязно.
И, когда сани тронулись, спрашивает:
- По какому делу в станицу?
Мы ответили, мол, посылку едем отправлять Ленину.
- Брешете, - не поверил дядько.
Посылка была как раз у Павки под полой пальто. Он достал ее, показал дядьке крышку. Дядько, видно, грамотный попался. Прочитал. И вдруг лошадей останавливает:
- Слезайте!
- Почему?.. - Мы удивились. Тут как раз лесок начинается, в котором тетку с Казачьего убили. Перевез бы и потом уж ссаживал. Сам же говорил, что компанией не так боязно.
А он свое: слезайте, и никаких гвоздей!
- Я не полезу из-за вас в петлю.
Мы спрыгнули с саней. А дядько стрельнул кнутом и помчался.
Не успел он в лесок въехать, как наперерез из кустов выезжают двое верховых.
Останавливают сани. Смотрим, наш дядько руки под ружьями поднял, лопочет что-то и на нас показывает.
Павка раньше всех сообразил. Шепчет Симке, который нес сейчас посылку:
- Кидай в сугроб.
Симка незаметно бросил. И так удачно получилось, что она совсем утопла в снегу, не видно.
- Не останавливайтесь. Идем, как шли... - опять шепчет Павка. И мы продолжаем приближаться к верховым.
А они вдруг отстают от дядьки - и к нам. Я сразу, после Павки, конечно, понял, с кем мы дело имеем. По правде сказать, струсил. И опять же любопытство разбирает, поглядеть хочется, какие они, зеленые бандиты. Так и думал, что они на лицо зеленые.
Подъехали - оказалось, обыкновенные, только небритые. Один на сером, другой на красном коне. Тот, что на красном, кричит:
- Мослы вверх!
Мы подняли руки вверх.
- Давай посылку! - говорит он.
Павка первым нашелся. Удивился понарошку:
- Какая посылка?
Тогда тот, что на сером, говорит:
- Ты, сопляк, не шуткуй. - И слезает с коня. Подходит и начинает быстро ощупывать Павку.
Павка заплакал. Понарошку, конечно.
- Дядечка, родненький, отпустите нас домой...
Мы с Симкой тоже, как могли, поддержали его.
Тогда бандит говорит дружку, который на красном сидел:
- Тащи сюда мужика. Про какую он посылку треплется?
Обернулись они, смотрят, а дядьки и след простыл, только далеко-далеко впереди снег крутится. Умчался он и мешков не пожалел - сбросил, чтоб легче было тикать.
- Обманул, гад! - выругался тот, что на красном коне. - Уходим, а то сейчас из станицы гости примчатся...
- У-у-у, недоноски! - прохрипел бандит и плетью огрел Павку.
Мне тоже по щеке досталось. Бандит вскочил на серого, и они подъехали к мешкам. Там спешились, погрузили один мешок на красного поперек седла. Второй мешок не тронули: не под силу. Быстро погнали коней в глубь лесочка.
Мы вздохнули: легко отделались. Нам-то с Павкой немножко досталось, а Симке совсем ничего. Постояли, обождали, пока хруст в лесу совсем затих. И я пошел к сугробу, в котором посылка лежала. Только отошел, как вдруг Симка говорит:
- Нехай л-л-лежит до завтра.
- Одурел... Корни промерзнут, - отвечаю ему.
- В-в-вдруг у них наблюдатель сидит?
Хорошо, что меня Павка поддержал:
- Какой наблюдатель, они насовсем удрали. А посылку надо быстрей отправлять.
Вытащил я посылку из сугроба, отряхнул с нее снег, и пошли мы дальше.
...У станичной околицы нам встретился разъезд на конях: человек двадцать дядек в шлемах. Молодые все, краснолицые. А позади ехал тот дядько на санках. Заметил нас и сделал вид, что не узнал, - отвернулся.
Почта помещалась в бывшем атаманском доме. В этом же доме была торговая лавка и клуб. Кинулись мы в дверь - закрыто. Оказалось, что почтарь уехал к поезду - сдавать почту - и когда вернется, неизвестно. Может, сегодня совсем не приедет. Мы растерялись, не знаем, что делать. Если задержимся здесь, дома шум поднимется. Старенький сторож, когда узнал, что мы аж из Черного Ерика, посоветовал:
- Вы на дом к нему сходите, может, жинка дома. Она часто заместо него пошту принимает.
Нашли хату почтаря. Жена его и в самом деле дома была. Только она заявила:
- Не положено без хозяина принимать, да и ключей у меня нет. - И повернулась от калитки к дому.
Я за нею:
- Тетечка, - говорю, - мы ж из Черного Ерика!
А она даже не обернулась.
- Бланков квитанционных нема у меня, а без квитанции никак нельзя.
Тут Павка с Симкой на помощь пришли. Объясняют, что квитанция нам не нужна, мы и так поверим. А тетка свое: не приму - и все. Но когда Павка заявил, что не принять лекарство для Ленина она не имеет права, тетка остановилась. Вернулась, прочитала адрес на крышечке ящика.
- Адрес неправильно указан. В Горках он сейчас.
- Так мы переправим! - закричали мы.
Тетка заколебалась:
- Это от коллектива?
- От коллектива, - говорим, хотя и не имеем понятия, что такое "коллектив".
И почтарка сдалась:
- Сейчас поросят накормлю и сходим.
На почте она смочила крышку ящичка водой, соскребла наши буквы и написала, как оно должно быть, - на Горки.
- А кто отправитель?
Что такое "отправитель", мы тоже не знали.
- Ну, кто посылку отправляет?
Мы удивились:
- Мы, конечно, кто же еще...
- Всех троих писать?
- Всех.
И на ящичке тетка вывела наши имена: Сима Симоненко, Павка Колыч, Гриша Мирошник. Строчки у нее получились ровненькие, прямо по шнурку. Не то, что у Павки было.
Ящичек тетка поставила на весы, уравновесила их гирьками, прикинула что-то на счетах.
- Давайте грОши.
Мы очумели: какие грОши?!
- За пересылку, - говорит тетка и выправляет квитанцию.
- А у нас нет, - просто сказал Павка.
Тетка сначала не поверила. А потом закричала:
- Так что ж вы дурью мучаетесь?! - И выставила посылку обратно на прилавок.
- Так это ж не кому-нибудь... - пробую ей объяснить.
А она и слушать не хочет:
- Ты это брось, ты меня на пушку не бери: тариф есть тариф.
Я решил, что Тарифом ее мужа звать, настоящего почтаря:
- Тариф бы обязательно принял!
Тут тетку совсем понесло:
- Марш из помещения!
Симка не выдержал, заревел вовсю, как маленький. Мы с Павкой тоже еле сдерживались. Говорим ей:
- Мы вам летом яблоками отдадим...
- Ха! - И тетка стала надвигаться на нас из-за прилавка. - У меня своих девать некуда...
Тут в конторку зашел старенький сторож.
- Грабеж чинится? - улыбнулся он.
А нам совсем не до смеха. Плачем.
- Вона молодцы посылку сдают, а грОши от коллектива утеряли, - объясняет ему тетка. - А может, и проели.
Сторож снова смеется:
- А я думал, покушение на почтового курьера... Значит, проели денежку на конфетах?
- У нас совсем не было денег, - отвечает Симка.
Сторож не поверил.
- Брешете... Без денежки мамка на пошту не погонит.
- Мы сами, без мамок отправляем, - отвечаю я ему и показываю обратный адрес на ящичке.
Сторож прижмурился. Потом вытащил очки с проволочными оглоблями, прочел адрес полностью и говорит почтарке:
- Как же это, Васильевна-свет-голубушка?.. Непорядок, посылка, вишь кому?
- Лекарство здесь, - объяснил я.
- А не платить за посылку порядок?
- М-да... - Сторож пожевал задумчиво губами. - А у меня, хлопчики, тоже денежки нема. Может, свет-Васильевна, примешь на слово? А с жалованья я рассчитаюсь.
Тетке неохота сразу сдаваться. Говорит сторожу:
- А не врешь?
- Вот те крест. - И дедушка перекрестился. - Ей-богу...
- Ей-богу, - передразнила тетка. - Кто ему сейчас верит?
- Ну, тогда честное большевицкое... А потом, я ж никуда не денусь, Васильевна-голубушка.
Тетка, видно, и сама сообразила, что дедушка не убежит с ее деньгами, что обязательно рассчитается из жалованья. Поэтому сдалась:
- Давайте.
И наша посылка снова перекочевала через прилавок к тетке. Вместо посылки она выдала нам квитанцию, где расписалась в получении от нас груза.
- Теть Васильевна, а когда она отправится? - напоследок спросил я.
- Как только партия наберется, - ответила тетка.
Я глянул за прилавок и увидел, что наша посылка там одна-единственная. Спрашиваю:
- А остальные где из партии?
Тетка все еще дулась, поэтому за нее ответил дедушка. Он сказал, что партию, которую за две недели собрали, повезли к поезду.
- Значит, наша пойдет только через две недели? Давайте обратно! - кричу я почтарке.
- Сумасшедший?.. - Она и на самом деле испугалась немножко.
Отвечаю:
- Ленин болеет, а вы две недели держать будете... Мы сразу на станцию отнесем.
- Не успеете, - говорит тетка. - До станции две версты, а поезд вот-вот подойдет.
Но посылку подала. Я схватил ящичек и к дверям. Думаю про себя: успеем - хорошо, не успеем - обратно сдадим.
- Бланок возьмите к посылке! - крикнула нам вслед тетка. - А то не примут!
Симка вернулся, взял. А мы с Павкой уже со всех ног по дороге к станции. Бежим: я впереди, Павка за мной, от собак отбиваемся. Последним Симка бежит с бланком.
Станичники останавливаются, смотрят на нас:
- Кого убили?
А мы не отвечаем. На бег духу еле-еле хватает, куда тут разговаривать с ними. Бегу, чувствую, как ноги подкашиваться начинают. Ведь мы ж с хутора восемь километров прошли. Перед глазами все начинает прыгать. Останавливаюсь, говорю Павке:
- Посижу... а ты беги...
У него силы еще оставались, он же просто так бежал, а я с грузом. Павка подхватил посылку - и дальше. Станичная пацанва подбежала, спрашивает:
- Куда?
А я слова в ответ не могу сказать, в горло будто кто рукой вцепился.
- Украли что-то и тикают... - Решают они меж собой. - Вишь, не нашенские, беспризорные...
- Дурак, - через силу говорю. - С посылкой не успеваем, а там лекарство...
- Сразу б сказал, - рыкнул самый высокий, наверно, ихний заводила. - Ребя, айда!..
Они кинулись следом за Павкой. Вижу, догоняют, берут посылку, а у Симки бланк и несутся вовсю дальше, к станции. Куда шибче нас! Но мы ж приустали, а у них силы совсем свежие.
Слышу вдруг гудок паровозный. Только никак понять не могу, то ли поезд подходит, то ли отправляется. Если отправляется, не успеют хлопцы. Идем потихоньку к станции, воздух глотаем и молчим. Говорить не про что, об одном и том же думаем: успеют или не успеют?
Не помню, сколько времени прошло, только смотрю, бежит пацанва от станции нам навстречу. И еще издали кричат:
- Успели, успели!
Подбежали. И каждый по-своему рассказывает, как передавали посылку в почтовый вагон уже на ходу поезда, отправлялся он.
- А не брешете? - усомнился Симка.
Они обиделись:
- Можете у дядьки Жорки спросить
На одноконных санках подъехал дядько Жорка - почтальон станичный. Попридержал лошадь, спрашивает у станичных:
- Эти?
- Эти, - отвечают ему.
Дядько Жорка пристально осмотрел нас с головы до ног и говорит:
- Сразу видно черноериковских, казачье! Квиток имеете?
Я показал ему квитанцию, которую взамен посылки выдала нам почтарка. Он взял, проверил, правильно ли все записано. Вернул.
- Закон. Но-о, Маруська! - И поехал своей дорогой.
А мы стали благодарить станичных. В ответ длинный заводила махнул рукой:
- Бросьте вы со своей спасибой. Рази мы не понимаем?.. Слава богу, не маленькие...
На том мы с ними и расстались.
...А вскоре к нам в Черный Ерик приехал дядя Костя. Он приехал провести траурный митинг.
Ленин умер.
На митинге многие хуторяне плакали. Я тоже плакал и на митинге и дома. Дядя Костя вытер мне слезы своей крепкой ладонью и сказал:
- Хватит, Григор. Теперь нужно исполнять то, что он не успел, вот и получится так, что живет он. Понял?..
Я все равно плакал
Конец
