Виктор Богатырев
1960-е
Рисунки Е. Расторгуева

(продолжение)

 С вечера мы уже сидели у Павки на дощатом топчане и налаживали фонарь-керосинку, который Симка принес. Павка говорил, что на случай волков ружье не поможет, нужен хороший огонь. Но фонарь никак не хотел загораться. Тогда я вывернул пробку, слил керосин в тарелку, и мы увидели, что керосина - кот наплакал. Павка обозлился на Симку: мол, не мог керосина достать. И нашел выход. Он незаметно подлез к "святому углу" деда, где стояла бутылка с лампадным маслом и стащил ее. Лампадное масло смешали с остатками керосина, залили в фонарь. И он сразу загорелся.
   Про берданку Павка сказал, что она стоит в сенях в полной готовности. А я тоже свое дело сделал: недалеко от родника нашел сухие стебли девятисилки и протоптал к ним дорожку от нашей ледяной горки. Про то, что рядом с девятисилкой валяются косточки от Лященковой собаки, я не сказал ни Павке, ни Симке. Сейчас не нужно, лучше потом.
   Павка натолкал в печку хвороста, мы расселись вокруг запылавшего поддувала и начали игру в ведьм на картах.
   Когда ходики на стенке показали половину двенадцатого, мы оделись. Симка стал зажигать у печки фонарь. Дед увидел, сказал:
   - Хату спалите.
   - В сарае корова мукнула, посмотреть надо, - придумал Павка.
   - Ври покруче, на том свете сковородку раскаленную лизать будешь...
   Мы вышли во двор. Морозило. В разноцветном кругу светила луна, и от нее все было синим. Синие хаты, синие заборы, синий снег, даже деревья казались синими. А тишина стояла такая, что в ушах звенело, хоть бы одна собака гавкнула. Лишь иногда в сарае вздыхала корова, думала про что-то свое.

   Я взял приготовленную с вечера лопатку. Павка - берданку, а Симка выкрутил посильней фитиль фонаря, и мы тронулись по узкой дорожке. У крайней хаты хутора, где жили Лященковы, Павка остановился и сказал:
   - Я первым пойду, у меня ружье.
   Мы пропустили его вперед.
   Возле нашей ледяной горки задержались. Постояли. послушали. Вроде бы ничего подозрительного - такая же тишина, как и на хуторе.
   Внизу чернели калиновые кусты, и от родника поднимался синий пар. Двенадцати  часов, по нашим подсчетам, еще не было, и спускаться в черную темень балки раньше времени не хотелось.
   - Прикрути фитиль, чтоб керосин не выгорал. Без фонаря видно... - прошептал Павка.
   Симка прикрутил фитиль. И тут вдруг до нас донесло вой. Волк выл далеко-далеко, в лесочке. Выл долго и протяжно. А когда замолчал, жуткую песню повторил второй. Этот выл немного ближе. Не знаю, как Симка и Павка, но мне страшно стало. По спине  будто мурашки поползли, а под шапкой шевельнулись волосы. Мы молча переглянулись, и Павка снял с плеча берданку. Из кармана он достал патрон, сунул его в ствол. Стало вроде бы не так страшно. Павка молодчина, знает, в какой момент заряжать ружье! Он нам дал понять, что трусить не стоит, что мы вооружены.
   После того, как второй волк замолчал, наступила тишина.
   - А на Казачьем недавно волки тетку растерзали, - совсем не к месту ляпнул Павка. - Говорят, ее сначала бандиты убили, а волки потом...
   Оттого, что он сказал, а может, и в самом деле, но нам показалось, будто кусты в балке у родника задвигались.
   - М-м-может, вернемся? - Это Симка сказал. Когда он пугался, то так начинал заикаться, что трудно было понять, о сем говорит.
   - Ветер от хутора. Учуют они нас, - прошептал Павка. - Придумал ты все про девятисилку...
   Мне стало обидно до слез. Ведь он сказал это не потому, что не верил, а потому, что забоялся. Хвастун несчастный!.. Вечером трепался: пусть только волк попадется, так трахну из берданки, враз глаза выскочат!.. Волки не страшные, вроде собак...
   Вспомнил я это, и зло взяло. Мне ведь тоже страшно, но я ж молчу.
   - Ну и сидите, - сказал я ребятам. Отпихнул Симку с дорожки и пошел один вниз, в балку.
   Как собирался управиться один, я в то время не думал. А еще я рассчитывал, что им станет стыдно. Павке, может, и нет. Но Симка должен помнить, как летом у них теленок ушел, и я полночи бродил по балке за компанию, пока не нашли.
   Мне очень хотелось обернуться, посмотреть, думают они идти или не думают. Но я спускался все ниже и ниже с таким видом, будто мне совершенно не страшно, будто я спокойно справлюсь без них.
   Обернулся я только тогда, когда услышал за собой скрип снега: Симка догонял с фонарем. А Павка, как стоял со своей берданкой на горке, так и остался там.
   Симка подбегает и говорит:
   - А П-п-павка не хочет...
   Я не отвечаю.
   - Ты не спеши... - набивается на разговор Симка. - А то я не успеваю.
   Он донашивал большущую мамкину обувку, поэтому ходить быстро не мог. Я пошел медленнее, а самого так и подмывает кинуться изо всех сил вниз, чтобы скорее добежать. Это как в холодную воду: лучше глаза зажмурить и сразу, чем постепенно залазить.
   От родника к девятисилке шла дорожка, которую я днем протоптал. Только свернули на нее, вдруг вопль нечеловеческий... Кругом свист пошел, и что-то темное шарахнулось вверх.
   - Ма-а! - завопил Симка и упал вместе с фонарем в сугроб.
   У меня внутри все оборвалось. Ноги подкосились, я так и сел на дорожку. А сердце колотится внутри, как сумасшедшее, вот-вот, кажется, выскочит. Мамка как-то рассказывала, что здесь водяной живет, потому родник и не замерзает даже в сильные морозы.
   Слышу вдруг: "Кар, кар!" Поднял голову - на вербу вороны садятся. И тут я вспомнил, что еще днем они, проклятущие, напугали меня. Морозно, вот и ночуют у самой воды, греются. Но днем вороны далеко от меня поднялись, а сейчас задремали в тепле, подпустили близко, а потом шарахнулись.
   Когда мы поняли, в чем дело, смешно стало, весь страх кончился. И про волков забыли. Идем себе спокойно, теперь, кажется, и море нам по колено. Фонарь бросили, его в сугробе загасило. Прошли немного и услышали от хутора стрельбу. Нет, это не Павка стрелял! Стрельбой из ружей наши хуторяне всегда отмечают первые минуты Нового года. Значит, полночь. Быстрей! И я что было мочи помчался по дорожке к полянке с девятисилкой. Кричу Симке:
   - Догоняй!
   В ушах ветер свистит, ветки больно бьют по лицу, а в голове одно: быстрей, уже Новый год...
   Вот и полянка... Остановился, смотрю, к какому стеблю подойти... И вдруг снова свой. Опять волки. И много. Хуторяне всполошили их стрельбой. Воют вовсю, и не поймешь, с какой стороны. Вой, кажется, отовсюду идет.
   "Бросить все и бежать!" - мелькнула мысль.
   А кто-то вроде бы со стороны подсказывает, что бежать нельзя, девятисилка, вот она, только копай, а убежишь, - и придется до следующего года ждать.
   Я дернул сухой стебель, он оборвался с треском, а корень в земле остался. Его так просто не вытащишь, толстый он. Снег лопаткой раскидал, копаю, шепчу Симке:
   - Подбирай...
   Хорошо, что земля мягкая, снег ее рано прикрыл, не успела промерзнуть. Один корень выдернул, второй, третий... И вдруг про заклинание вспомнил... Как же я копаю? Без заклинания эти корешки бессильны! Меня так и проняло холодом. Остановился. Как дурак, глазами хлопаю, хочу вспомнить и не могу. Забыл, хоть убей! А вой такой идет, что мороз по коже. Симка подбегает, спрашивает:
   - Ч-ч-ч...
   Я понял, отвечаю:
   - Заклинание забыл... - А самого чуть ли не слезы с досады душат. - Травка-девятисилка... травка-девятисилка... Дай силы, силки дай... А дальше?
   - К-к-к... как у...
   Обрадовался: правильно, как у Василки... Ковыряю землю и шепчу:
   - Травка-девятисилка, дай силки!..
   А Симка следом подбирает, торопит:
   - Х-х-хватит...
   Мне самому хочется побыстрей, но и корней нужно побольше выкопать. А впотьмах корешок не сразу подцепишь.
   Вижу, корни уже не вмещаются у Симки в руках. Взял у него половину, и помчались  вовсю обратно. Лопатку бросили, ну ее, завтра возьмем.
   Подбегаем к роднику... Темнеет что-то... Шевелится. Волк!..
   Оказалось, Павка. Не выдержал все-таки, спустился. Только поздно уже, раньше нужно было думать.
   - Не бойтесь... прикрою! - кричит. А сам побежал впереди нас.
   Наверху остановились, чтоб дух перевести. Стрельба на хуторе прекратилась, а волки завыли еще злей. Но теперь от ихнего воя нам было, как говорится, ни холодно, ни жарко.
   Павка говорит:
   - Давайте помогу. - И потянулся к Симке за корнями.
   Но тот, молодец, отказался:
   - Я с-сам...
   Правильно, пусть почувствует. Небось, думал, что мы без его берданки струсим.
   - Ну что вы, хлопцы... А? - Ему и сказать больше нечего.
   Уже когда подходили к его хате, он признался:
   - Ребя, у меня ж патроны стреляные... Смотрите. - И показал нам пустые гильзы. - Порох батько с собой в станицу забрал... Но я б не отступил... прикладом бы их лупил...
   Мы не стали слушать его. Оставили на перекрестке дорожек и пошли спать к Симке. По дороге решили ни за что больше не разговаривать с ним. Какой он нам друг после этого? Наврал да еще вдобавок струсил...
   Но получилось иначе.

<предыдущая страница
окончание>