НА ТИХОЙ ЗАСТАВЕ
Повесть
М. Демиденко
Рисунки В. Орлова
Собачки
Тут меня кто-то за рукав потянул. Гляжу - Миша Ширма.
- Идем, - говорит он и таинственно подмаргивает. - Собачек покажу. Настоящих.
- Кто тебе покажет настоящих? - спрашиваю. - Они на тебе нюх испортят.
- Идем, идем, - не отстает Миша. - Увидишь. Не твои вислоухие, на которых даже стыдно смотреть.
- Какие мои? - удивляюсь. - У меня сроду собак не было.
- Не отпирайся, - продолжает Миша. - Целый час начальнику отряда про какую-то собачью выставку рассказывал.
- Я? - спрашиваю. - Странная у тебя логика, Ширма. Я ни про каких собак не рассказывал. Это ты... разливался. Я, если хочешь знать, собаконенавистник. На даче и то мимо соседского забора иначе как с дубиной не прохожу, потому что псы норовят вцепиться в меня.
- Ладно, ладно, - говорит Миша. - Веди себя прилично, на нас смотрят. Скажут, журналисты, интеллигенция, а ведут себя, как...
- Как кто? - спрашиваю. - Договаривай.
- Сам знаешь, - говорит Миша. - Кончай базар, пошли собачек смотреть.
Я пошел. Правильно сделал, что пошел, потому что откопал первосортный материал, ну, значит, нашел материал для газеты, а откопал - это чисто технический термин.
Было так. Подходим к забору, а за забором - строения, вроде сараев. У ворот сидит младший сержант. Представились.
- Ширма.
- Железкин.
- Толя Иванов, - говорит младший сержант и улыбается.
Хороший парнишка, рослый, подтянутый. На груди значок с цифрой "1". Значит, какой-то спец по первому разряду. Разговорились... И узнаю я удивительную историю. Оказывается, Толя Иванов - инструктор-собаковод. Это про них, знаете, всегда картины рисуют, скульпторы их лепят, - стоит на колене боец-пограничник, одну руку к глазам приложил, вдаль смотрит, другой рукой поводок держит, а на конце поводка овчарка. Тоже смотрит. Уши торчком. Мне потом Толя объяснил, что подобные картины и скульптуры создают безграмотные люди. Нет, я не говорю, что они читать или расписываться не умеют, просто - не знают пограничной службы. Спрашивается, зачем становиться на колени и вглядываться в горизонт, когда ты работаешь с собакой? Она лучше тебя нарушителя чувствует. Ушами прядает - кто-то идет, чуть привстала - смотри, нарушитель рядом, и незачем на колени становиться, тем более руку козырьком к глазам прикладывать. Но об этом я узнал позднее, а вначале я слушал Толю Иванова и добросовестно записывал его рассказ в блокнот.
История его жизни, честное слово, необычная. Он увлекся собаководством в седьмом классе. Стал ходить в собачий клуб (есть такой или вроде этого при ДОССАФе), потом упросил родителей купить щенка восточно-европейской овчарки, породистого.
Воспитал он щенка, названного Буяном, ходил с ним на занятия, на собачьи выставки. А потом, когда пришло время Толе Иванову призываться в ряды Советской Армии, он пришел в военкомат вместе с Буяном. Его сразу зачислили в погранвойска. Потом он с Буяном учился в специальной школе. Сами понимаете, что эта школа была университетом для Буяна. Ну, и Толя Иванов тоже постигал тайны пограничной службы. Затем их прислали на Тихую заставу.
- И вместе в наряды ходите? - спросил я.
- Конечно, - ответил он. - Мы с Буяном друг друга без слов понимаем. Нам обоим благодарность объявили.
- За что? - спрашиваю.
- Начальству виднее, - отвечает уклончиво Толя Иванов.
- Понятно, - вмешался в наш разговор Миша Ширма. - Был случай на соседнем участке... Кто-то куда-то шел или кто-то кого-то спас...
- На соседнем участке было, - улыбаясь, отвечает Толя Иванов. - А на нашем все тихо.
После этого мы пришли к вольерам смотреть собачек. Вошли, увидели. И это собачки? Львы! Тигры! Сытые, огромные, резвые. Толю Иванова они, конечно, знали, на Мишу почему-то не обратили внимания, а как увидели меня - встали на дыбы. Такая собачка прыгнет на грудь или на холку - с перепугу душу отдашь.
Ух, как они на меня разъярились... А Миша ничего. И так, и сяк со своим фотоаппаратом. Только в вольер не зашел. Толя Иванов потом объяснил их волнение: собаки по запаху чувствуют, кто их боится. Выходит, от меня такой запах шел, вроде бы я их боюсь. Я не согласился. А Миша Ширма не дремлет, говорит:
- Молчи, старик, собаки лучше тебя знают, чем от кого пахнет.
Развод
Пограничники вышли из казармы в полной боевой форме - с автоматами и сумками с рожками. Рожки - это металлические длинные магазины с патронами.
Выстроились. Сержант, старшой, проверил у них подготовку снаряжения, обмундирования, воротнички проверил, потом заставил одного солдата попрыгать - проверил, не брякает ли, не стучит что-нибудь, потому что во время движения наряд должен соблюдать полную тишину. Какой же это пограничник, если за версту его слышно, как лошадь, на которую вешают бОтало, чтобы не потерять в лесу...
Потом вышел начальник заставы. Сержант отрапортовал:
- Наряд построен!
И начальник заставы сказал торжественно в полный голос:
- Смирно! Слушай задачу на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик!
Представляете - вечер, сосны, крутой берег залива, закат солнца... Казалось, все замерло от слов начальника заставы: "Задачу на охрану государственной границы..." За его словами стояло нечто огромное. Представьте глобус... На одной стороне глобуса раскинулась наша страна. Или как бы с космоса посмотреть. И где-то в неразличимой точке на самом краю страны есть застава. Стоят пограничники. Их не то что из космоса, - отойди на на несколько шагов, спустись с горушки - и уже не увидишь. Несколько человек. И вот они сейчас в ответе за спокойствие всей страны.
Я стоял в стороне. Не решился подойти поближе, послушать, что вполголоса объяснял подчиненным начальник заставы. Я-то не смог подойти, а Миша Ширма... Миша был при деле. Ох, эти фотокорреспонденты! Вообще, знаете, у меня давно накипело на душе. Ну где, спрашивается, справедливость? Делаем одну и ту же работу. Причем, если говорить профессионально, мне, как очеркисту, приходится брать на себя больший груз. Миша щелкнул там три раза, а мне надо расспросить, проверить, перепроверить, обдумать, еще раз уточнить, за каждое слово в ответе. И, казалось бы, нам, пишущей братии, должно отдаваться предпочтение.Куда там!
Обратите внимание... Например, на аэродром садится самолет, из него выходят космонавты и строевым шагом идут к трибуне рапортовать руководителям страны об удачном полете. Вздумалось бы мне в этот момент подбежать, чуть не лечь им под ноги и спросить: "Как живете? Как настроение?" А фоторепортеры - пожалуйста! Бегают, блицами сверкают, на трибуну лезут. И никто им ничего.
Я стою в стороне, чтобы не мешать, не слышать, о чем говорит вполголоса начальник заставы, а Миша буквально командует: "Встаньте туда... Поверните так голову..."
Ребята пошли к площадке, где заряжают оружие - вставляют рожки в автомат. Есть специально площадка в сторонке: если произойдет случайный выстрел при заряжении, так чтобы никто не пострадал.
И Миша тут как тут. Лег на бруствер, аппарат задрал... А если выстрел? Кто будет отвечать? Я? Не буду. Я его не бросал на бруствер.
Потом пограничники пошли тропкой к заливу. Миша бросился за ними. Забежал вперед, залез на дерево, метнулся в сторону. Спасибо, упал в старый окоп, а то я даже затрудняюсь сказать, куда бы он залез. Он свободно мог уйти с ними и на охрану государственной границы, хотя ему никто никакой задачи на охрану границы не ставил.
Разговор по душам
Вернулся Миша, перепачканный в земле, хромает на левую ногу, а сам улыбается. Довольный. счастливый.
- О чем они хоть говорили? - спрашиваю осторожно. Думаю, может, что-нибудь в очерке пригодится. Сам я не слышал, как боевой приказ отдается, так друг выручит.
- Я не знаю, - отвечает Ширма.
- Как не знаешь? - удивляюсь. - Ты же рядом был.
- Я работал, - отвечает Ширма, - фотографировал. В этот момент ничего не слышу. Один раз чуть под "Скорую помощь" не попал, а на стройке чуть в цемент живого не сбросили.
- Все у тебя хиханьки да хаханьки, - рассердился я. - Несерьезный ты человек. Тут тебе не манеж цирка. Здесь люди служат. Им не до твоих шуточек.
- Очень ты серьезный, - отвечает Миша. - Великий моралист ты! (Это он меня так поддевает). В армии служат молодые ребята, - говорит. - Веселые, задорные. Я сам служил, но не два года, как сейчас, а три года, как раньше. Без шутки невозможно служить.
- Ага, - говорю. - Знаю. Ты особенно не задавайся. Между прочим... после окончания факультета журналистики мне присвоено звание младшего лейтенанта запаса. Понял?
- Курица не птица, а младший лейтенант - не офицер, - вдруг опять шутит Миша. Без стеснения.
- Отставить! - тут уж я скомандовал на правах старшего. - Распустился тут! Я тебе! Хоть я и в запасе, а могу тебя по команде "смирно" на весь день поставить. Думаешь, не имею права? Мы на территории воинской части, поэтому имею право. Я читал. Вот забыл только, где читал. В какой-то книжке. На военной кафедре в университете говорили, чтоб эту книжку изучали. Такая небольшая, но очень содержательная книга.
- Устав? - спрашивает Миша.
- Ой! - говорю. - Точно! Кажется. Будешь ты у меня... Я знаешь какой? Ух!
- Зря ты Устав-то не читал, - говорит Миша и вздыхает. Печально так вздыхает. - Если б ты внимательно и добросовестно читал Устав, не допустил бы ошибки.
- Какой? - спрашиваю.
- Грубейшей.
- Выходит, я тебя, рядового, не могу поставить по команде "смирно"?
- Можешь, - отвечает. - Но вначале ты должен спросить разрешение на это у самого главного человека.
- У кого должен взять разрешение?
- У ефрейтора.
- А это кто такой?
- Ох, жалко мне тебя, - опять вздыхает Миша и делает вид, что смахивает слезу с глаз.
Разговор с народом
После ужина начальник заставы пригласил нас пройти в Ленинскую комнату. Пошли. Входим. Из-за столов встают пограничники. Оказывается, вся комната забита народом. Днем-то пограничников не было видно - спали, работали или занимались боевой подготовкой, а вечером... Вечером проводилась политмассовая работа.
Капитан, начальник заставы, сказал:
- Садитесь! Познакомьтесь с журналистами. Люди они интересные. У нас будет беседа.
Первым выступил я. Рассказал, как делается газета, как верстается номер и чем газетный подвал отличается от подвала в доме. В общем, газетную работу я знал и рассказывал о том, что знал и видел. Солдаты слушали, задавали вопросы. Один встал, белобрысенький, весь в веснушках, и четко говорит:
- Ефрейтор Чижов. Разрешите вопрос задать?
- Пожалуйста, - говорю, а сам думаю: "Вот, оказывается, кто ефрейтор! Первый чин в армии, точнее, второй чин после рядового. Миша надо мной шутил. Теперь не проведешь. Ефрейтор - не самый главный". И, между прочим, напрасно я так подумал, потому что ефрейтор в армии важнее младшего лейтенанта в запасе. Но об этом я узнал позднее.
- Какой вопрос? - спрашиваю.
- Расскажите, на каких больших стройках были, - просит ефрейтор Чижов. - Мы с ребятами решили ехать на самую большую стройку. После демобилизации, осенью.
Рассказал я о стройках, на которых побывал.
Затем выступил Ширма. Он рассказывал удивительные вещи. О том, что за одной фотографией в газете стоят десятки неопубликованных. Но это не печаль. У каждого фотокорреспондента есть личная фототека, то есть снимки из всех случаев жизни. Проходят годы, и вдруг появляется где-нибудь в "Огоньке" или в "Правде" фотография. Первый трактор, например, на деревне, или приезд челюскинцев в Москву. Откуда берутся редкие и ставшие бесценными фотографии? Из личных архивов тех же корреспондентов.
Я сидел и думал. Вот мы приехали на заставу, напишем о ней, поместим фотографии, пройдут годы. И когда-нибудь кто-нибудь захочет узнать, как было на границе в наше время. Он возьмет газетную подшивку в библиотеке и узнает. Выходит, мы с Мишей вроде летописцев - создаем хронику жизни
окончание следует