ГОЛИКОВ ПРОТИВ СОЛОВЬЕВА

Борис Камов

Детский журнал Костер". 1970 г.

Рисунки Ю. Шабанова

 

Настя - "Маша"

 

   Первая серьезная победа над Соловьевым была связана с Машей. Настоящее имя ее было Настя Кукарцева, но об этом мало кто знал.
   Впервые Голи ков услышал о ней от своего друга, помощника командира отряда Пашки Никитина, когда обсуждали планы создания разведки.
   С Пашкой Голиков подружился еще в Арзамаса, летом восемнадцатого. Они были почти ровесниками (Пашка немного старше), однако Никитин уже числился бойцом красного кавалерийского отряда, носил форму, саблю, сапоги со шпорами и направлялся на фронт (в Арзамасе их эшелон сделал короткую остановку), а Голиков работал делопроизводителем в уездном комитете партии. Пашка взялся помочь новому товарищу тоже вступить в кавалерийский отряд. И помог. Голикова, можно считать, приняли: командир отряда приказал зачислить на вещевое и котловое довольствие. Голиков был счастлив и когда командир спросил: "А лет-то тебе, Аркадий, сколько?" - радостно ответил "Четырнадцать!,,"  "Четырнадцать?!" - изумился командир. - Тогда немного подрасти..."
   "Соврать не мог, что ли?" - набросился на товарища Пашка.
   ... И вот они снова встретились в Сибири...

 

На фото справа: А. П. Голиков


   Пашка говорил о Насте с восхищением, предсказывая, что это будет "исключительная разведчица". 
   Восхищения этого Голиков побоялся. Подумал: Пашка попросту влюблен (так оно, кажется, и было). Однако Пашка настаивал, и комбат согласился.
   Условились: Никитин покажет Настю издали, а Голиков решит, стоит с ней разговаривать или нет.
   Однажды какая-то девушка проехала на коне мимо окон.
   - Она! Вот это она!.. - закричал Пашка. И оба выбежали на улицу.
   Голиков издали увидел высокую тонкую девушку, с длинными, до седла, косами, в расшитой безрукавке и широкой юбке. За спиной девушки висела берданка.
   Они с Пашкой  тут же вскочили на коней, обогнали Настю огородами и выехали ей навстречу.
   Настя поразила комбата: были в ее лице такой ум, столько спокойствия и презрительной гордости, что Голиков понял Пашку, - если и нужна была разведчица, то только такая.
   Настя легким наклоном головы ответила на дружное "здравствуйте" и проехала мимо.
   - Графиня! Настоящая графиня, - зашептал Пашка. - Я ж тебе говорил.
   Вечером через Анфису Фирсову, бойкую веселую казачку, пригласил Настю встретиться у Анфисы. Был и Пашка - в чистой гимнастерке, надраенных сапогах, с чубом, в десятый раз расчесанным за нынешний вечер.
   При свече лампы и завешенных окнах Настя выглядела приветливей и мягче, но была чуть насторожена.
   Голиков попросил ее рассказать о себе.
   "Я с теплой речки. Отец записался в комячейку, - рассказывала Настя. - Ночью пришла банда. Человек шесть-семь, в погонах. Отца схватили и выволокли во двор. Я слышала, он просил: "Рубите сразу"...
   Говорила она по-русски хорошо, почти без акцента: училась в русской школе.
   Голиков сказал, зачем пригласил.
   - Боюсь, - призналась она. Тихо-тихо.
   - Но вы же охотница?
   - На зверя-то не страшно...
   Голикову понравились прямота и откровенность Насти; впрочем, раз она отказалась, это уже не имело значения.
   А на другой день, через ту же Анфису, Настя передала, что согласна. Голиков с нею снова встретился. И они договорились: видятся только с наступлением темноты, в условленное место приходят с соблюдением всех предосторожностей, и будет лишь три человека, помимо него, с кем она может быть откровенна: Никитин, Анфиса и фельдшер Фокин.
   Для маскировки нужно было дать ей новое имя. Предложил: "Маша". "Маша сказала... Маша передавала привет..." Если спросят: "Что за Маша?", - можно ответить: "Жена".
   И Голиков поручил: найти проходы и тропы, которыми пользуется Соловьев, и в селах выяснить, какие настроения в банде. Есть сведения: некоторые бандиты недовольны Соловьевым и хотят от него уйти. Так ли это?
   Маша (Настей Голиков с тех пор ее не звал) уехала. И в душу комбата сразу поселилась тревога. Иногда представлял: это не Маша, а его Маруся, с которой он встретился в разведке на Тамбовщине и которая стала близким и верным его другом, бродит теперь одна по тайге, рискуя в любую минуту наткнуться на бандитов.
   Когда приближался час возвращения Маши, Голиков в волнении ходил возле штаба, напевая одну и ту же привязавшуюся песню:
От твоей хаты до моей хаты
Горностая следы на снегу.
Обещала меня навестить вчера ты -
Я дождаться тебя не могу... -
   пока не пробегала мимо Анфиса и не говорила быстрым шепотом: "Пришла, ждет и торопится".
   Напряжение мгновенно спадало. Торопливо шел на место встречи, каждый раз на новое, - и видел, почти всегда в полутьме леса или сарая, реже - при желтоватом свете керосиновой лампы - ее лицо с блестящими от радости, широко открытыми глазами.
   В лесу, бывало, не сразу ее находил. Она тихо окликала его: "Аркадий!" И весело-весело, так же тихо смеялась, когда и после этого отыскивал ее не сразу.
   Если Маша не торопилась, он сам ее никогда не торопил. Молча усаживался рядом, ждал, пока она не начинала рассказывать. То, с чем она приезжала, ей всегда представлялось пустяком, но пустяком это не было ни разу. А как-то Маша приехала раньше срока, вызвала его ночью через фельдшера Фокина, чтобы сообщить: самый главный штаб Соловьева на Поднебесном Зубе (посмотрел по карте - высота над уровнем моря почти 2000 метров). И начертила на листке, в каком приблизительно месте.
   Она уже не спрашивала: "Ну, что: опять пустяк!" - понимала, с чем приехала: несколько неровных линий на шершавом клочке - это было началом конца Соловьева.
   Но по Машиному лицу Голиков видел: сказала не все. И ждал.
   И она призналась: кажется, ее начинают подозревать. Конечно, может, это ошибка. Она всегда боится. А теперь, узнав про штаб, боится еще сильней. И даже дома, когда совсем одна, - за ней будто всякий час кто-то смотрит. Чтоб незаметно уйти из дома, вылезла в окно и пришла пешком.
   Он не хотел своими расспросами ее пугать еще сильней.
   - Я думаю, ты устала.
   - Устала.
   - Может, передохнешь?
   - Н-нет, - неуверенно ответила она. - Когда поймаешь Соловья - тогда отдохну, поеду учиться. В Красноярск. Я ведь только в Ужуре была.
   Голиков мог приказать - и она бы осталась в Форпосте, но он не знал еще самого главного - что там наверху, на Поднебесном? Есть ли там гарнизон? Или база эта хоть и главная, а пока что запасная?
   И он взял с нее слово: она последний раз возвращается на Теплую речку. "Замирает". И если представится возможность, узнает подробности о Поднебесном.
   Маша послушно согласилась, а ему сразу стало неспокойно, хотя она была еще здесь.
   Полчаса, наверное, шли вместе по темному лесу. Чем-то одуряюще пахло. Голикову пора было возвращаться (глупо и опасно идти с ней рядом - вдруг в этой тьме их заметит).
   Комбат остановился и снова увидел пылающий блеск этих глаз:
   "Может, все-таки не пойдешь?.. Я могу послать Анфису. У нее там живет тетка".
   В самом деле мог - только Анфисе пришлось бы начинать все сначала
   Ответила: "Не надо... Не отговаривай - а то... соглашусь".
   Протянула руку, маленькую, с твердой ладошкой. Осторожно пожал, чтобы не раздавить своей лапищей, и Маша, не оглядываясь, ушла. Долго смотрел ей вслед, хотя ничего уже не было видно и слышно.
   Он ждал ее четыре дня. Ждал спокойно - но то было странное спокойствие, которое чаще всего наступает за минуту перед боем, когда время вдруг раздвигается и делается необыкновенно емким.
   Голиков оставался спокойным даже на пятый день - ведь он велел ей "замереть". И, значит, ей так нужно, чтоб не вызывать подозрения. 
   А на седьмой ему доложили: возле Теплой речки найдено изуродованное тело девушки-хакаски.
   - Когда нашли?!
   - Сегодня на рассвете...
   Голиков оседлал коня и понесся к Теплой. Никитин послал ему вдогонку для охраны несколько своих кавалеристов.
   Невысокий холм с могилой у подножья двух тонких березок отыскал легко. И долго простоял, прислонясь к стволу. С горечью подумал: "Пока домчался, земля на могиле начала подсыхать".
   ...От перебежчика позднее узнал: Машу в соловьевском отряде начали подозревать. Астанаев, который ведал в банде разведкой, велел за ней следить, но это ничего не дало. Соловьев посмеивался: "Главный шпион боится девчонок".
   И тогда Астанаев взялся доказать: переодел десятка полтора бандитов и отправил под видом красного отряда на Теплую речку. "Красноармейцы" стали в двух-трех домах, в том числе Машином, на постой. Маша варила им картошку. Жарила мясо. Кипятила чай. Слушала разговоры о необходимости "поскорее ликвидировать Соловьева". И... нарушила запрет: попросила "командира" передать комбату Голикову, что не может прийти и еще что-то.
   Допрашивал Машу Соловьев. Она ни в чем не призналась. Для начала отрубал ей саблей пальцы. По одному.

 

 

<<<назад

окончание>>>