Если жизнь тебе дорога...
Документальная повесть


Яков Исакович  Островский

 

ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ

 

   Вечером следующего дня Лида и Борис благополучно добрались до Барабановки. Невысокий сухощавый хозяин избы, в которую они вошли, Василий Васильевич Сдобин встретил их так, будто они возвратились сюда после получасовой отлучки. В доме были в то время двое его малышей, и осторожный партизанский связной не рискнул, конечно, при детях вести какой бы то ни было разговор о делах, которые связывали его двумя пришельцами. Вскоре он позвал жену и отправил с ней ребятишек.
   Когда они вышли, Василий Васильевич сообщил Лиде новость:
   - Подружка твоя, Муся, больше приходить не будет на связь.
   - Что-нибудь с ней случилось? - испуганно вскочила Лида.
   Сдобин усмехнулся:
   - Случилось, что она не сегодня-завтра из леса улетит.
   - Как улетит? Да не томите меня, Василь Васильевич.
   - Очень просто - улетит на Большую землю. Доктор велел, чтобы обязательно ее туда отправить. Здоровьем, стало быть, не вышла.
   - Это верно, здоровье у нее в последнее время не очень-то. Так, значит, скоро Муся будет там... - Она повернулась к молча сидящему Борису: - Знаешь, я даже не представляю себе, как сейчас выглядит Большая земля.
   И несколько раз задумчиво повторила два слова, наполненные таким глубоким смыслом: "Большая земля".
   - А к тебе сейчас связным назначен Тима Медведев, - сказал Сдобин.
   - Комсомолец?
   Василий Васильевич рассмеялся:
   -  Ты еще, Лида, и не думала в комсомол вступать, а он уж давно коммунистом был.
   - А говорите, Тима.
   - Это как для кого. Для меня  - Тима, для других - Тимофей Семенович. У нас он тут председателем колхоза был, с завода из Симферополя прислан по партийной мобилизации, а теперь разведкой занимается. Большой специалист, еще с гражданской войны, когда белогвардейцев бил. Сам-то он уралец, а после разгрома Врангеля остался в Крыму. Боевой мужик, сама вот увидишь - он скоро явиться должен.

 

ПАРТИЗАНЫ УЖИНАЮТ


   
   План, составленный Лидой вместе со старым мельником, удался на славу. Среди ночи разбуженные партизанами Иван Георгиевич и Надежда Прохоровна отперли мельницу. Сорок мешков зерна и два мешка муки были быстро погружены на несколько саней, которые тотчас же в сопровождении десятка всадников тронулись в путь.  На мельнице остались только руководивший операцией Тимофей Семенович Медведев - огромного роста, широкоплечий, с пушистыми рыжеватыми усами - и еще четверо партизан, среди которых был уже знакомый нам Борис Заксман.
   - Прошу вас, мои дорогие, зайдите в дом, перекусите на дорогу. Давно небось домашнего не ели. Прошу, очень прошу, - обратилась Надежда Прохоровна к партизанам.
   - Заходите, гостями будете. Мы со старухой трех кур специально зарезали.
   - Что ж, друзья, уважим хозяев. Только нам засиживаться некогда.
   - А вы хоть ненадолго, я вас быстренько покормлю.
   Все, кроме Тимофея Семеновича, оставшегося во дворе, как он выразился, "на всякий пожарный случай", пошли в избу, расселись у стола. Лампу не зажигали. Надежда Прохоровна быстро поставила на стол миски, достала из печи три горшка. По комнате разнесся аппетитный запах куриного супа. Партизаны энергично принялись действовать ложками.
   - Знатный суп, - заметил Борис. - И почти совсем еще горячий.
   - Очень хороший, - дружно отозвались партизаны.
   - Кушайте, кушайте на здоровье, - говорила Надежда Прохоровна, подкладывая каждому по солидному куску курятины, - не зря, выходит, старалась.
   - А может хлопцы, пойти мне вашего старшего сменить. Был же и я когда-то воякой, - сказал Иван Георгиевич и потянулся к тулупу.
   - Нет, отец, так не годится. Я вот уже поел, пойду сменю начальника группы. - С этими словами один из партизан, высокий и плечистый, поднялся из-за стола. - Спасибо, мать, за угощение!
   - На здоровье, на здоровье, сынок.
   Минуту спустя в дом вошел Тимофей Семенович и, сняв шапку, тоже сел к столу. Старуха поставила  перед ним большую миску супа, который он молниеносно съел. Потом принялся за мясо.
   - Не забыть бы, - сказала вдруг Надежда Прохоровна. - Я сейчас, - и вышла в сени. Вскоре она вернулась и положила на стол большой сверток в чистой белой тряпице.
   - Это вот сальца немного припасла для вас. Сгодится в лесу.
   За всех ответил Тимофей Семенович:
   - Большое вам спасибо за все. Но только сало уж вы себе оставьте...
   - Нет, нет берите, - в один голос запротестовали мельник и мельничиха.
   - Мы тут как-нибудь прокормимся, - сказал Иван Георгиевич, - верно, мать?
   - Верно, верно. Вы нас не обижайте, возьмите сало.
   - Ну, спасибо, спасибо!
   - Не за что!
   Партизаны стали застегиваться, готовясь в путь
   - Так что же, тут вязать будете? - спросил мельник.
   - Нет, здесь не годится, - ответил Медведев, - это мы на мельнице сделаем. Но сперва здесь надо посуду убрать и помыть, чтоб не видать было, как мы тут ужинали.
   - А ведь верно, - сказал Иван Георгиевич. - Ну мы это скоренько. Давай, Прохоровна, поскорей.
   - Ничего, ничего, суетиться не стоит. Надо все расставить по местам, чтоб аккуратно было, как до нашего прихода.
   Вскоре все пошли на мельницу.
   - Веревки-то припасли? - осведомился Иван Георгиевич, отведя Медведева в сторону. - А то у меня есть.
   - Веревок у нас хватит. Теперь вот что, отец. Как только опять наберется здесь хоть мешков двадцать, так ты Лиде дай знать. Только домой к ней ходить не надо, лучше на работу зайти, вроде бы за пропуском.
   - Где ж она работает?
   - В Зуе, в военной комендатуре.
   - У немцев? - старик оторопел.
   - У немцев, но не для них, а для нас.
   - Да-а-а, сурьезное дело получается. Видишь, что делается?! Понимать надо! Что же, начнем?..

 

О ЧЕМ СОСТАВЛЕН ПРОТОКОЛ

 

   ...Утром какая-то девочка, проходя возле мельницы, услышала крики "Караул!", несущиеся оттуда. Она испугалась и кинулась обратно в деревню. Через полчаса чуть ли не все жители собрались возле мельницы. Потом толпа расступилась, пропуская четырех полицаев, вызванных из соседнего села. Старший среди них - Мефодий Чечеткин - деловито шел впереди с пистолетом в руке.Он резко рванул дверь, потом осторожно просунул голову, оглядел помещение. Обернулся к своим:
   - Пошли!
   В пустой мельнице на полу, опутанные веревками, лежали старый мельник и его жена.
   - Ой, боже ж мой, спасители вы наши! - начала старуха, увидев полицейских, следом за которыми стали входить жители Баланова. - Совсем уж, думала, конец нам приходит.  Связали нас эти разбойники, убить даже хотели.
   - Какие такие разбойники? Развяжите их.
   Три полицая быстро развязали стариков. Чечеткин повторил свой вопрос:
   - Какие разбойники?
   - Чистые разбойники, - заговорил Иван Георгиевич. - Ну, как же. Ворвались среди ночи, забрали все зерно - сорок мешков один в один - да два мешка муки. А нас со старухой чуть не целый час заставили руки вверх держать. Старшой их все время мне левольверт под самый нос совал...
   - И мне тоже, - всхлипнула Надежда Прохоровна, - разбойники, истинные разбойники. Убили бы они нас, да, наверное, боялись стрелять, чтобы вслух не получилось. Ой, боже ж мой, боже ж мой...
   - Будет голосить-то, - оборвал ее Чечеткин, - благодари бога, что хоть живы остались.
   Потом он обратился к старику:
   - Говори ты. Сколько грабителев-то было?
   - Человек, наверное, сорок, а то и все пятьдесят. На санях и верхами.
   - Никого не признали из них?
   - Как же, как же, признали, - вмешалась Надежда Прохоровна. - Высокий-то этот, начальник ихний, он у нас еще раньше в председателях исполкома был. Как же фамилия его, дай бог память?..
   - Литвиненко Андрей Антонович, - подсказал мельник.
   - Литвиненко? - в один голос изумленно воскликнули полицейские.
   Потом Чечеткин спросил:
   - Точно был Литвиненко, сам Литвиненко?
   - Вот как на духу! Я ж его не раз видел, знаю... Как стал он тут махать левольвертом... Ой, что было!..
   - Так это ж партизаны! - догадался Чечеткин. - А ты говоришь, разбойники.
   - Верно, извиняюсь, не разбойники, а партизаны, точно...
   Сзади, из толпы, набившейся в помещение мельницы, раздался ехидный вопрос какой-то женщины:
   -  А партизаны, значит, не разбойники? Выходит, брешут ваши листовки!
   Люди засмеялись.
   Чечеткин яростным взглядом впился в толпу.
   - Это кто сказал? Кто сказал, я спрашиваю?
   В наступившей тишине вперед протолкалась какая-то пожилая женщина в сильно потрепанных валенках и стареньком тулупчике.
   - Ну, я сказала. Что же, спросить нельзя? Я ведь только спросила... - С деланным простодушием она продолжала: - Во всех листовках пишут, что партизаны - разбойники. И в газетке этой, как она зовется, тьфу...
   - "Голос Крыма", - подсказал кто-то.
   - Он самый, голос этот... А вы совсем другое сказали, совсем наоборот. Вот я и спросила - кто же прав? А то не поймешь, не разберешься... - Под общий смех она недоуменно развела руками.
   Чечеткин понял, что допустил оплошность, влип в неприятный разговор. Он вдруг зло выругался:
   - К чертовой матери!.. Разойдись отсюда, чего не видали тут?!
   Теснимые полицейскими, люди стали расходиться. Чечеткин обратился к старикам:
   - Пошли в избу. Протокол сейчас составлять будем, - слово "протокол" он произнес с ударением на первом слоге.
   Иван Георгиевич, Надежда Прохоровна и четверо полицаев вошли в дом.
   - Так, говоришь, сам Литвиненко был с ними? - снова спросил Чечеткин.
   - Он самый, как есть. Такой из себя представительный... Не первый раз его вижу.
   Чечеткин достал из полевой сумки, висевшей у него через плечо, пузырек чернил, тонкую ученическую ручку и лист бумаги, сложенный вдвое. Разгладив бумагу, обмакнул перо и каллиграфическим почерком вывел заголовок: "Протокол дознания".

 

НА ШОССЕ

 

   Минуло три месяца...
   Невысокий светловолосый юноша брел по обочине шоссе в самом центре Зуи. День выдался не по-весеннему жаркий. С безоблачного неба солнце посылало на землю потоки горячих лучей, будто хотело растопить в них горе людское, захлестнувшее благодатную крымскую землю.
   Юноша шел не озираясь. На нем была белая косоворотка с расстегнутым воротом, серые полосатые брюки и стоптанные, давно не чищенные коричневые полуботинки, надетые на босу ногу. Ребром ладони  он часто стирал пот со лба, затем всей пятерней отбрасывал непокорные волосы, то и дело закрывавшие глаза. Прежде по этому шоссе в обе стороны сновало множество легковых машин, голубые, светло-желтые, зеленые, красные автобусы. Из их открытых окон неслись песни, выглядывали нарядно одетые люди с беззаботными веселыми лицами. Людей этих, от ранней весны и до поздней осени завладевавших почти всем полуостровом, местные жители снисходительно и одновременно с уважением называли отдыхающими. До чего же веселыми были тогда крымские дороги! Тогда!..
   А теперь?
   Навстречу юноше протащилась повозка, запряженная тощей лошаденкой. Одетый в рванину возница-старик, с лицом, почти до самых глаз заросшим коричневато-седыми волосами, поравнявшись с пешеходом, безучастно причмокнул лошади. Вот тебе и движение. Впрочем, есть и теперь машины. И немало. Да только не те... Мчатся по крымским дорогам серо-зеленые чужие машины с чужими недобрыми людьми, одетыми в форму мышиного цвета.
   Юноша начал уже спускаться по шоссе к мостику, переброшенному через ручей, когда внезапно услышал испуганный крик какого-то мальчугана:
   - Берегись, парень, береги-и-и-и-сь!
   В тот же миг какая-то тень надвинулась сзади и непонятная страшная сила резким ударом швырнула юношу в сторону. Последнее, что донеслось до его угасающего сознания, был удаляющийся рев мотора и возмущенный истерический вопль женщины:
   - Ой, убили его, убили...
   Но она ошиблась, эта русская женщина, свидетельница веселой шутки немецкого шофера. Никто и не собирался убивать юношу.
   Многие фашисты развлекались подобным образом. В самом деле, это же очень забавно - с выключенным мотором бесшумно подкрасться к идущему впереди путнику, на мгновение, только на мгновение, повернуть баранку чуть вправо, и тогда... Ха-ха-ха!  Этот ничего не подозревающий чудак получает добрый пинок в зад и, смешно подпрыгнув, кувырком летит в сторону, к чертям собачьим. Шоферу остается нажать на акселератор - газ, и - ауфвидерзеен! Право же, это очень смешно...
   Итак, она ошиблась, эта женщина, - неподвижно лежавший в пыли, без единой кровинки в лице юноша был все-таки жив. Столпившиеся вокруг люди брызнули ему холодной воды на голову, кто-то осторожно потрогал его плечи. Парень застонал.
   - Чей это хлопец? - спросил пожилой мужчина.
   - Да наш, зуйский, - сразу ответило несколько голосов.
   Протолкавшаяся вперед молодая женщина всплеснула руками:
   - Бутенко, ей-богу, Миша Бутенко! Что это у него с ногой?
   Сквозь прорванную правую штанину виднелась чуть согнутая в колене, залитая кровью нога.
   - К врачу его надо, в больницу, - сказал кто-то и тут же осекся, услышав горькую реплику:
   - В больницу? Там теперь такие врачи, что быстро его уложат в землю. Не знаешь разве - комендатура там. Домой его отнести надо. А ну, взялись...   

 

к оглавлению

назад

следующая страница