Девочка по имени Лотос
Александр Овчаренко
Рисунки А. Мелик-Саркисяна
Квартира Нгуенов состояла из двух небольших комнат и совсем крошечной кухни. Мебель у них была тоже скромная, только самое необходимое. Украшали жилище лишь несколько акварелей и картин на шелке, расписанные тростниковые шторы в дверных проемах да разноцветные циновки на полу.
Пока Тыонг и взявшиеся помогать ей Вера Борисовна и мать накрывали на стол, Сережа разговаривал с девочками в комнате Лиен. Ту и Нгует разглядывали его во все глаза и наперебой рассказывали о себе. Лиен переводила, не поспевая за их речью.
...Вся семья Ту - а была она довольно многочисленной - погибла сразу: в их тростниковую хижину угодила бомба, сброшенная с американского самолета. Ту перед этим ушла в другой конец деревни к родственникам и во время бомбежки сидела с ними в погребе. Через несколько дней бомба разнесла дом родственников. И опять Ту повезло - перед бомбежкой она вышла из дома. Девочку приютили соседи. Потом Ту увезла к себе в Сайгон старшая сестра, служившая в отеле... Однажды на отель - в нем жили американские офицеры - напали патриоты. В завязавшейся перестрелке сестра Ту погибла. Говорили, что она помогала партизанам организовать эту операцию.
Отец Нгует, опытный боец, руководил подпольной группой, устраивавшей диверсии в тылу врага. "Черные каски" схватили его и казнили. Опасаясь за Нгует и ее мать, товарищи переправили их в уезд Кути, где в пещерах находился целый партизанский город и откуда бойцы Фронта совершали налеты на врага. Незадолго до конца войны мать девочки, простудившись, умерла. Маленькая Нгует вошла в освобожденный Сайгон весной 1975 года вместе с бойцами Народной армии...
Девочки говорили, что живут в детском доме весело и интересно. Да и скучать-то им некогда: учатся в школе, ухаживают на хозяйственном дворе за птицей и поросятами. Есть у них и огород, целый мау - треть гектара, там растут огурцы, помидоры, золотые - очень сладкие - бататы. Ребята постарше работают в столярной и слесарной мастерских, младшие занимаются плетением из рисовой соломки.
Сережа пообещал присылать им книги, открытки. В самом деле, почему бы не организовать в своей школе заочное шефство над хошиминским детским домом? Да ребята ухватятся за эту идею обеими руками!..
Он давно уже присматривался к висевшей на стене фотографии человека в военном шлеме и клетчатом, популярном у вьетнамских партизан шарфе вокруг шеи. особого сходства между мужчиной и Лиен не было, но Сережа решил, что это, вероятнее всего, отец именинницы. Так оно и оказалось.
Лиен рассказала, что будущие ее отец и мать впервые встретились на знаменитой "тропе Хо Ши Мина" - дороге из Северного Вьетнама в Южный, проложенной вдоль хребта Чыонгшон в неимоверно трудных условиях. Этой тщательно замаскированной тропой шли на помощь защитникам "бронзовой цитадели отчизны" - южной части разделенной по реке Бенхай страны - бойцы Народной армии, доставлялись боеприпасы и продовольствие. Там, где бессильна была техника, люди многие километры несли груз на себе, обычно с помощью бамбуковых коромысел. Бомбардировки с "летающих крепостей" Б-52, химические атаки, тропические ливни и наводнения - все пережила дорога. Линь руководил здесь бригадой строителей-добровольцев, в которую направили Тыонг. Он был рабочий с освобожденного Севера, она - студентка с оккупированного американцами Юга. Во время антивоенной демонстрации в Сайгоне полицейские избили ее дубинками и арестовали. Три месяца, проведенные в застенке, не сломили Тыонг. Товарищи помогли ей перебраться в горы, в партизанскую зону.
Пройдя подготовку в отряде особого назначения, где ее научили метко стрелять, обращаться с взрывчаткой, Тыонг стала разведчицей.
Как-то, возвращаясь с очередного задания, Тыонг заметила низко летящие американские самолеты. За тяжелыми машинами тянулся широкий белесый шлейф, медленно опускающийся на землю. Тыонг юркнула под ближайшее дерево. Белый туман, клубясь, пополз по траве. Глаза Тыонг обожгло чем-то нестерпимо едким, она задыхалась от сильного чесночного запаха. Листья на дереве обуглились и опали. Уже теряя сознание, разведчица прикрыла голову сорванным с шеи платком и побежала.
На другой день Тыонг видела это место: ствол дерева, под которым она пряталась, рассыпался в черный прах, вокруг валялись мертвые птицы, недалеко в озере плавала вверх брюхом отравленная рыба... Как уцелела она сама, Тыонг не знала. Разводили руками и партизанские врачи: чудо, да и только! Почему в глазах некоторых, более опытных из них она читала тревогу и сочувствие, Тыонг поняла гораздо позже...
Затем были Сайгон, рождение дочери, редкие встречи с Линем, тоже разведчиком. Она содержала явочные квартиры, передавала подпольщикам ценные разведданные.
Перед осенним праздником Тет 1974 года они в очередной раз поменяли квартиру: прежней явке, как предупредили товарищи-подпольщики, грозил провал. Лиен шел тогда седьмой год.
Единственное окно их комнаты в мансарде ветхого дома выходило на шумную улицу. Ночами Лиен пугали пронзительные свистки полицейских, по утрам она просыпалась от топота деревянных сандалий спешащих на работу людей.
На первом этаже дома жил страшный старик горбун с неестественно красным ртом. Среди дворовой малышни ходил слух, что горбун ловит детей и высасывает из них кровь: от нее, дескать, такой рот... Много времени спустя мать объяснила Лиен: губы старика были в соке бетеля - жвачки из смеси растертых плодов арековой пальмы, извести и листьев перечного растения, которую горбун беспрестанно перемалывал редкими кривыми зубами.
Тем утром красногубый горбун свежевал во дворе собачью тушку, чтобы полакомиться ею в обед. Лиен, вышедшая погулять, хотела незаметно прошмыгнуть мимо него, но старик схватил ее за руку. Сердце девочки остановилось от страха. Горбун подвел Лиен к ограде из подстриженного кустарника ганга, показал желтым пальцем на прохаживающегося вдоль улицы щуплого лысого человека и пробормотал непонятные слова. Она не сообразила тогда, что старик хотел предупредить ее о грозящей отцу и матери опасности.
Линь появился вечером, расцеловал жену, несколько раз подкинул на руках обрадованную его приходом дочь. От него пахло джунглями. Когда он прижал Лиен к груди, она тельцем ощутила металл оружия под отцовским пиджаком.
Тыонг подала в пиале дымящийся, только что с огня, любимый мужем суп фо, который всегда прибавлял ему сил. Линь жадно, обжигаясь, ел острый мясной отвар с лапшой. Едва он принялся за чай, как в дверь настойчиво постучали. Линь вскочил из-за стола, выхватил тяжелый черный пистолет, но, бросив взгляд на жену и дочь, сунул его назад.
Тыонг открыла дверь. Перепуганная соседка, добрая хлебосольная тетушка Тхи, сообщила: горбун просил передать, что дом окружают "черные каски". Линь кинулся к окну. Во дворе суетились полицейские, ими руководил щуплый лысый человек.
Линь попросил тетушку Тхи спрятать у себя жену и дочь, а сам забаррикадировался в комнате.
Около получаса сотрясала дом перестрелка. Все это время Тыонг, кусая губы, не отходила от окна. Потом позвала дочь, жавшуюся к тетушке Тхи, и произнесла, показывая на улицу: "Смотри. И запомни на всю жизнь!"
Раненного в плечо и ногу, избитого Линя выволокли из дома трое полицейских. Во дворе стоял закрытый автомобиль, на его окнах были решетки. Лысый о чем-то спросил Линя. Тот отрицательно мотнул головой и сплюнул кровью. Шпик ударил его ребром ладони по горлу. Обмякшее тело Линя запихнули в фургон. С тех пор Лиен больше не видела отца.
Когда с "острова смерти" Кондао донеслась весть о казни Линя, Тыонг не надела белой траурной одежды: она верила в возвращение мужа, ждала до последнего. 30 апреля 1975 года на острове вспыхнуло восстание. Среди освобожденных узников Линя не оказалось. И только тогда Тыонг надела белое платье. Такое же потребовала себе маленькая Лиен.
Белый цвет для вьетнамца не только знак траура, это еще и символ верности...
- Чем мы озабочены? - раздвинув тростниковую штору, к ним вышла Вера Борисовна.Из-за ее плеча выглядывала тщательно причесанная, нарядная Тыонг. - Хозяйка приглашает к столу - остывает пирог. А пирог, скажу вам...
***
При таможенном досмотре в аэропорту Шереметьево-2, несмотря на предупреждения всезнающего одноклассника Женьки Сурина, Сережа забыл достать из чемодана фотоаппарат и запасные пленки, они вместе с другими вещами попали под просвечивающее устройство. И теперь, перезаряжая "Зенит", Сережа вновь вспомнил об этом происшествии. Если пленки засветились, он вернется домой без единого снимка... Правда, Вера Борисовна успокаивала его: с нею такое случалось, и ничего, негативы получались вполне приличные.
Сережа с матерью должны были зайти за Лиен, затем втроем отправиться в госпиталь, где работала Вера Борисовна, чтобы оттуда с группой советских специалистов поехать к морю.
У магазина, в витрине которого красовалась написанная по-русски вывеска, Сережа увидел высокого худенького мальчика с отросшими до плеч волосами. На нем была чистенькая приталенная рубашка навыпуск и шорты. Локтем правой руки он прижимал к боку белую спортивную сумку.
Этого мальчика Сережа уже знал. Он частенько крутился возле отеля, с вежливой улыбкой предлагал туристам солнезащитные очки, сигареты. Иногда Сережа замечал, что маленький торговец сопровождает его, держась на почтительном расстоянии. И начиналась игра. Словно не подозревая о преследовании, Сережа спокойно шел по улице, потом внезапно поворачивал назад и устремлялся навстречу торговцу очками. Тот нырял в первый попавшийся магазин и уже оттуда, затаившись, наблюдал за "ленсо".
Однажды Сережа был свидетелем непонятной ему сцены. Плетущегося за ним торговца очками остановил щеголевато одетый длинноволосый мужчина с кофром на плече - его Сережа тоже видел у отеля. Мужчина так сердито отчитал мальчика, что он испуганно съежился.
- Салют, Вьет! - сказала Вера Борисовна.
- Здравствуй! - произнес по-русски мальчик.
- Как торговля? Идет? - деловито осведомилась Лазарева.
- Уи [да (фр.)], - ответил Вьет.
- Что же ты сегодня не предлагаешь очки?
Вьет смущенно скосил глаза на Сережу и сильнее прижал сумку к боку.
- Тебя смущается, - сказала Лазарева Сереже. - Обычно я при каждой встрече покупаю у него очки. Потом дарю их кому придется. Куда ж еще девать?
Вьет внимательно прислушивался к словам Веры Борисовны, хотя, конечно, вряд ли что понимал. Сережа, собравшись духом, протянул ему руку и сказал:
- Меня зовут Сережа Новиков.
Вьет произнес хриплым от волнения голосом:
- Нгуен Вьет, - Ладонь у него была сильная и жесткая.
Вдруг, почуяв неладное, он резко обернулся. Недалеко от них стоял щеголеватый мужчина, с кофром на плече, взгляд его был тяжел, недружелюбен. Вьет, что-то пробормотав, попятился от Сережи и скрылся за углом магазина.
- Надо думать, хозяин Вьета, - кивнула Лазарева на мужчину с кофром. - Парнишка явно работает на этого спекулянта.
***
Путь до моря не был близким, но и не показался долгим, не утомил. Пассажиры автобуса всю дорогу шутили, пели. Сережа рассматривал плывущие мимо заросли джунглей, квадратики рисовых полей, деревеньки, как бы сошедшие с лаковых миниатюр. Шествующие по обочинам люди весело махали автобусу руками. Полуголая ребятня, поднимая пыль и что-то крича - различалось лишь знакомое "ленсо", - подолгу бежала за машиной... Обогнали зеленый военный грузовик, в кузове которого сидели солдаты, на вид совсем мальчишки. Они приветствовали пассажиров автобуса поднятыми над головами автоматами.
- Вот такие парни и победили врага со всем его химическим оружием и сверхсовременной техникой, - сказала Сереже Вера Борисовна.
...На красном купальнике у Лиен был вышит крупный белый цветок лотоса. Она взяла Сережу за руку, и они пошли к морю.
- Похоже на наш Крым, - сказал Сережа, имея в виду Евпаторию, где часто отдыхал с матерью.
- "Артек"? - оживилась Лиен.
- "Артек" на Южном берегу Крыма. Пляжи там не из песка, а из гальки. Камень. Вот такой. - Он поднял попавшуюся под ноги мокрую гальку. - Смотри, он разноцветный и похож на глобус: коричневые горы, синие моря и реки, зеленые леса...
Галька высыхала на глазах, тускнела, точно покрывалась пеплом, и вскоре на ней не осталось ни гор, ни лесов, ни морей. Безликий серый камень, которому впору лежать в мостовой, среди тысяч других булыжников.
Сережа кинулся в воду, быстро поплыл, преодолевая встречное движение волн. Это было замечательно - теплое море зимой!
Если бы он верил в переселение душ, то непременно посчитал, что в прошлой своей жизни был дельфином, ибо всякий раз погружался в море с ощущением, которое, думалось ему, должен испытывать дельфин, долго томившийся в неволе и наконец вырвавшийся в океанский простор.
В отличие от Евпатории здесь не мешали ни буйки, обозначающие зону купания, ни свистки матросов-спасателей, и Сережа плыл, плыл, плыл, наслаждаясь этой шальной, этой дельфиньей радостью свободы...
Назад он возвращался медленно, как бы нехотя. Нет, усталости не было, просто перегорел, в конце концов потерял интерес к стремительному скольжению в море. Может, потому, что не оказалось цели - доплыть, например, до буя, а человек ведь все-таки не дельфин, и в том, что он делает, обязательно должен быть смысл.
Он вышел из воды и лег рядом с Лиен на песок. Его точила жалость к ней, такой тоненькой, хрупкой, носящей в себе тяжкий недуг. А тут еще история с велосипедом!
Вчера, когда он позвонил Лиен, она сказала, что у нее пропал велосипед, новенький "Дананг", подаренный матерью к дню рождения. Она всего на минуту оставила его во дворе, и велосипед тут же исчез... Лиен считала, что это проделки Лая, мальчишки, который верховодил ребятней в районе бульвара Лелой...
Уезжали они вечером. Сереже жаль было покидать побережье, невеселой была и Лиен. Через море, взломанное зыбью, бежала солнечная, словно вымощенная золотым булыжником, дорожка и звала туда, где призрачно маячили паруса сампанов - больших рыбацких лодок...
***
До Тета - Нового года по лунному календарю - было меньше недели, и город уже готовился к празднику. На цветочных базарах продавали карликовые мандариновые деревья с маленькими оранжевыми, вполне зрелыми плодами. Эти деревца для вьетнамцев как для жителей северных стран новогодние елки... То тут, то там оглушительно гремели петарды и хлопушки: нетерпеливая детвора не могла устоять перед соблазном испробовать их до наступления праздника (и заодно попугать прохожих). Все чаще встречались прикрепленные к рулям велосипедов и мотоциклов, к стеклам автомобилей веточки абрикосовых и персиковых деревьев с розовыми цветами - ими в дни Тета вьетнамцы украшали свои дома. Многолюднее стало на рынках и в магазинах, где хозяйки закупали продукты для праздничного стола. Украшением его является пирог из риса, мяса и овощей - баньтыынг.
Новогодние лакомства нужны не только людям. Они предназначаются и хранителю домашнего очага Тао, который должен отправиться в длительное путешествие на небо - сообщить Нефритовому императору о том, что на земле мир и покой, и он может не волноваться за нее и за своих подданных. А петардами и хлопушками отпугивали злых духов, чтобы те не пробрались в новый год из старого, остались там навсегда со всеми неприятностями.
Это была красивая новогодняя сказка, наподобие сказки про Деда Мороза и Снегурочку, которые приносят в дома подарки и прячут их под елками.
Лиен рассказала Сереже, что, кроме весеннего Тета (полное его название Тет нгуен дан), у них еще есть очень популярный праздник Середины осени - Тет чунг тху. В этот день пекут из поджаренной рисовой муки сладкие пироги зео, начинку их составляют засахаренные кусочки дыни и тыквенные семечки. Но детей больше всего привлекает "гора сладостей" из любимых лакомств. Самый приятный момент праздника, когда "ломают гору" - разбирают из нее лакомства и раздают детворе.
"Гора сладостей" напомнила Сереже новогодние подарки - красочные увесистые пакеты с конфетами, фруктами, орехами, которые он получал сначала в детском саду, потом в младших классах школы.
- А почему названия ваших праздников начинаются со слова "тет"? - спросил он.
- Потому что "тет" и значит "праздник", - рассмеялась Лиен.
Мимо них проехал, рассыпая звон колокольчиков, продавец масок. Его велосипедная коляска была увешана ярко размалеванными головами из папье-маше с жутко оскалившимися ртами.
Впереди мелькнула и тут же исчезла в толпе фигурка Вьета. Сегодня утром Сережа уже встречался с ним. Вьет поджидал его на набережной. Когда Сережа вышел из отеля, продавец очков подал ему знак рукой. На всякий случай оглядевшись по сторонам: нет ли поблизости щеголеватого спекулянта? - Сережа направился к своему новому знакомому.
Вьет с заговорщическим видом подвел его к одной из скамеек. Под нею лежал сияющий лаком и никелем велосипед. На передней трубке синей рамы красовались надпись "Дананг" и эмблема знаменитого во Вьетнаме велосипедного завода. Машина была великолепна: два ручных тормоза, заркало в хромированной оправе, изящная фара...
Сережа сразу догадался: это велосипед Лиен. Вьет каким-то образом разыскал его и теперь возвращал. Но почему не ей?.. Наверное, он просто не желал иметь дело с девчонкой.
- О'кей! [все в порядке (англ.)] - Вьет похлопал ладонью по рулю велосипеда. - Лиен. Сюит [немедленно (фр.)].
- Уи, - подмигнул ему Сережа и показал большой палец.
Он спросил по-французски, почему Вьет не хоче
т отдать велосипед лично. Затем повторил вопрос по-оусски. Вьет отрицательно качал головой. Не понимал вопроса? Отказывался отогнать велосипед Лиен? Ладно, Вьет свое дело сделал!
Сережа достал несколько донгов и протянул их продавцу очков. Тот отшатнулся от него, обидчиво поджал губы. Сережа опять пошарил в карманах джинсов, но того, что искал - складного ножечка с перламутровой ручкой, - не нашел. Видимо, оставил на столе в номере отеля, когда вырезал насесты для попугаев... Ничего, с Вьетом они еще встретятся, и он сделает ему подарок.
Сережа сел на велосипед. У "Дананга" был легкий ход, он как бы сам собой катил по улице.
Отличная машина!.. Замечательный парень Вьет! Не зря они при первой же встрече почувствовали симпатию друг к другу.
Сережа выехал на бульвар Лелой, потом свернул к дому, где жила Лиен, и затормозил у старого баньяна. Одно из окон Нгуенов - кухонное - выходило во двор; оно было закрыто жалюзи, но рама оказалась приотворенной. Сережа негромко окликнул Лиен. Вскоре она появилась и, увидев Сережу на велосипеде, изумленная и счастливая, выбежала во двор.
...Из толпы, запрудившей тротуар, выскользнул босоногий Лап и уставился испуганными глазами на Сережу и Лиен. Они в это время покупали сок у грузного человека, расположившегося со своим лотком под брезентовым тентом прямо на проезжей части улицы. Складной стульчик, на котором сидел торговец, сняв резиновые сандалии, находился в луже воды, натекшей из ведра для ополаскивания грязных стаканов.
- Привет! - сказал Сережа, протягивая Лапу стакан сока.
- Здравствуй, меня зовут Лап, - машинально протараторил мальчик и одернул на животе короткую, давно не стиранную майку. - Мерси. - Он выпил сок.
Лиен о чем-то спросила Лапа. Он заволновался, стал торопливо рассказывать, кивая на узкий кривой переулок, ответвляющийся от бульвара, как хилый росток от мощного ствола.
- Что случилось? - встревоженно произнес Сережа.
- Лай увел Вьета. Они... их много... - ответила Лиен.
- Тогда пошли!
Следом за ним вприпрыжку побежал Лап, размашисто жестикулируя и продолжая рассказывать на ходу.
Сережа не представлял, что ожидает их впереди. Помочь! Надо обязательно помочь Вьету, он думал только об этом.
Они миновали угловое здание с кафе и оказались в тупике, образованном глухими стенами двух домов и кирпичным забором. Тупик подковой окружала разновозрастная ребятня, криками подбадривавшая самого большого в компании паренька.
- Лай! - показал на него Лап и юркнул за спину Сережи.
Лай в заношенных джинсах и яркой майке стоял перед Вьетом, прижавшимся спиной к стене. На земле валялась растерзанная белая сумка, выпавшие из нее очки были растоптаны ногами.
- Ий-е-е! - разом выдохнула ватага: это Лай нанес удар не успевшему увернуться Вьету. Тот пошатнулся, но устоял на ногах. Лай отскочил от него и изготовился для нового удара.
Лиен ринулась в толпу мальчишек, беспорядочно колотя их кулачками по спинам, притиснулась к Вьету и встала рядом с ним.
Мальчишки, растерявшиеся от этого неожиданного вторжения, засуетились, загалдели. Воспользовавшись суматохой, Сережа пробрался к друзьям: уж кого-кого, а Лиен в обиду он не даст!
Первым оправившийся от замешательства Лай крикнул:
- Ленсо!