Владимир  Барановский  

Илья Миксон

Глава 1


ОТЕЦ И СЫН


1. Воздушка

 

а Марсовом поле в разгаре народное гуляние. Масленица. Сотни флагов, тысячи разноцветных фонариков гирляндами окружили карусели и павильоны. На помостах - гимнасты и вольтижеры.  В балаганах театральные представления: "Солдат-балагур", "Русская свадьба". По соседству демонстрируются "европейские знаменитости - девицы Антуанетты" и "дикий человек Антропофаг". На перекладинах для лазания идет борьба удальцов за приз градоначальника - серебряные часы и рукавицы. В палатках распивают чай, горячий донельзя: над столиками сплошные клубы пара. По пальцам и бородам стекает масло от блинов.
   Пиво - в изобилии. Другие напитки запрещены, но пьяных - хоть отбавляй. Захмелевшие рабочие, вчерашние крепостные, освобожденные год назад реформой "и от барина, и от земли", недобро поминают имя царя. Но око царя не дремлет: неблагодарные смутьяны куда-то исчезают. Исчезают незаметно, не нарушая шумного, разноголосого веселья.
   Заливается, гудит, трещит, голосит музыка. Песни, гомон. Под ногами цветные бумажки от сладостей, серая и золотистая шелуха от семечек.
   В разношерстной толпе снуют мальчишки со спичками на лоточках, торговцы, газетчики в форменных мундирах егерского покроя предлагают "замечательные новости". Но газеты берут редко: среди простого люда мало грамотеев.
    Господа брезгливо-снисходительно поглядывают на празднество из колясок, медленно проплывающих на гибких рессорах мимо Марсова поля.
   Господа веселятся в "Малоярославце" на Большой Морской, у Доминника на Невском, кутят в ресторанах Бореля и Дюссо. И там почтительно подносят "Северную почту". На четырех больших страницах не просто обнаружить "замечательные новости".
   "Во вторник 27 февраля, в четверг 1 и в воскресенье 4 марта будут производиться публичные поезды духовым самокатом С. Барановского - на С.-Петербургской станции Николаевской железной дороги - в три часа дня... Приглашаем любопытных посмотреть на маленькое начало  чего-то большого".
   - Господа! - восклицает сухопарый чиновник и облизывает жирные губы. - Любопытная новость, господа!
   - Новая шансонетка у Берга! - подсказывает кто-то  с двусмысленным хохотком: актрисы театра Берга всем достаточно известны.
   - Матвеев получил для своей кухмистерской  новую партию крепкого рома!
   - Концессия на новую железную дорогу! - басит бородатый кряж в скверно сшитом сюртуке из дорогого сукна.
   - Почти угадали!
   Наконец объявление прочитано вслух. Сразу находятся уведомленные лица.
   - Барановский! Известный фантазер, пустомеля! Пять лет водит за нос петербургскую публику со своим так называемым "духовиком". Словечко-то какое выдумал: "ду-хо-вик"!
   - Русское слово. Неужели "компрессор" и "газгольдер" понятнее? - будто про себя замечает мужчина в пенсне. Глаза его с красными веками смотрят через толстые стекла грустно и чуть осоловело.
   - Как вы сказали? -  переспрашивает кряж.
   - Компрессор, машина для сжимания воздуха.
   - Как же это возможно? - Кряж сводит растопыренные короткие пальцы, некоторое время глядит на них, его начинает душить смех. - Воздух, пустое место сжимать... Такое скажете! - Он вытирает рукавом выступившие слезы и вдруг становится серьезным. - И куда его потом? - Черные цепкие глаза купца пытаются сразу нащупать возможный барыш, который - ан вдруг! - сулит новое дело.
   - Сжатый воздух хранится в резервуарах, в духовике.
   - И куда его потом? - не унимается кряж, все сильнее наваливаясь на стол.
   - Куда угодно. В Турине пневматические машины, то есть машины, работающие на сжатом воздухе, инженера Сомелье пробивали тоннель через гору Mont Genis. Теперь профессор Барановский построил пневматический  локомотив, духовой самокат, как он его называет.
   В разговор вступают другие.
   - Мамонтову и Мясникову эта идея профессора русской словесности уже обошлась в сорок тысяч!
   - Ничего, у них мошна толста!
   - Пошто так дорого? - снова вмешивается кряж уже несколько разочарованно. После упоминания имен известных купцов интерес его заметно ослаб: опоздал!
   - Заказывали в Париже. Затем пришлось судиться. Деньги взяли, а сделать не сделали.
   - Не получилось?
   - И не получилось, и не очень хотели, чтоб получилось. Суд так и определил: "умышленное неисполнение принятых обязательств". Построили у нас на Александровском заводе.
   - Что ни говорите, господа, пускай профессор еще десять статей поместит в "Морском сборнике" или в "Северной почте", но я считаю это пустой затеей. Европа! Европа ничего не может сделать! Были ведь попытки создать пневматический локомотив - не вышло! А тут - мы! Смешно! Бьюсь об заклад, что духоход и с места не сдвинется!
   - Принимаю! Ужин на всю компанию, милсдарь!
   - По рукам!
   - Выпьем, господа!
   - Выпьем!
   Звенит, пенится, гудит, веселится масленица.

   День 27 февраля 1862 года выдался морозный и на редкость ясный. К трем часам пополудни на дебаркадере Николаевской железной дороги густо собрался народ: любители новинок техники и просто любопытные, охотники до новых зрелищ, дельцы и праздношатающиеся, люди, сочувствующие идеям профессора Барановского, и злопыхатели.
   Все нетерпеливо поглядывали на локомотивный сарай. И вот локомотив, привычный медный сверкающий котел на колесах с высокой, раструбом, черной огнедышащей трубой, с тендером, груженным поленьями дров, привел за собой какое-то странное, невиданное собрание труб, выкрашенных серо-дикой краской. Трубы, а их без малого четыре десятка, соединены между собой и связаны с двумя цилиндрами, из которых высовываются штоки поршней.  От штоков - передача к колесам. Краны, трубки, клапаны, манометр, рычаг с тягой к золотнику. Небольшая открытая площадка для машинистов. И все. Ни тендера для воды, ни запаса топлива.
   Локомотив отцепили, и он укатил дальше. Толпа бросилась к загадочной машине. Самые отчаянные и проворные тотчас заполнили единственный вагон третьего класса. Люди теснились у машины, стараясь до всего дотянуться, пощупать, дотронуться, покрутить. Машинистов засыпали вопросами. Старший, мастер с судостроительного завода, говорил неохотно. Младший, крепкий на вид юноша с быстрыми лучистыми глазами, толково отвечал любопытным. То был старший сын профессора, шестнадцатилетний Владимир Барановский.
   - Не правда ли, он очень мил, этот молодой механик?
   - Да, возможно. Дернуло меня спорить вчера.
   - Вы что-то сказали еще?
   - Нет-нет, птичка. Мил, очень мил, но слишком молод.
   К духоходу протиснулся сам изобретатель, высокий, с рыжеватой бородкой, в небрежно застегнутом пальто, похожий скорее на энергичного техника, чем на профессора русской словесности, знактока многих языков и самых разнообразных наук. Изобретатель крепко тряхнул руку сына и, обернувшись к толпе, взволнованно и убежденно заговорил:
   - Граждане! Вы присутствуете при пуске духового самоката. Кое-кто называет его духоходом. Как филолог, я не одобряю этого слова. Другое дело - воздушка или духовой самокат.
   Легкий смешок и одобрительные возгласы прошумели и затихли.
   - Что касается слова "локомотив", то скажу: русское слово "самокат" куда выразительнее! Самокат - катится сам!
   - Покатите его! Название потом придумаете! Пойдет ли еще?
   Барановский живо обернулся на выкрик:
   - Ваш камешек, брошенный в духовую силу, сейчас рассыплется в прах. Подобно тому, как молочные зубы уступают свое место новым зубам, паровая сила уступает свое место  духовой, этой представительнице механических сил природы, безмерно огромных беспрестанно обновляющихся... Духовая сила не истребляется и даже нисколько не изменяет химически никакой материи. Я ожидаю великой будущности для духовой силы!
   - Мы тоже ждем! Пора начинать!
   - Да, господа, пора, - как-то сразу согласился Барановский и, не перекрестившись, подал рукой знак машинистам.
   Раздался свисток. Публика отпрянула от поезда. Послышался скрежещущий звук, шипение. Сооружение из труб и колес рванулось вперед, звякнула сцепка, и вагон, до отказа заполненный первыми пассажирами, покатился за духовым самокатом.
   - Ур-ра! - закричали восторженные зрители. - Ур-ра!
   - Ну-с, сдвинулся, а?
   - Вы уже здесь...
   - Конечно! Сюда - врозь, обратно - вместе, милсдарь, на Садовую, к Матвееву.
   - Нет уж! К Доминнику. Лучшие пирожки в столице.
   - И подешевле! Ха-ха-ха! Платить ведь нам, милсдарь!
   - Идет! Идет! - разом закричали все. И снова ликующее "ура!". Рукопожатия, поздравления. Профессор обнял и троекратно расцеловал сына, первого машиниста первого а мире духового самоката.
   Из вагона высыпало тридцать счастливцев.
   - Десять верст за семнадцать минут! Скорость пассажирского поезда, тридцать семь с половиной верст в час! Блестяще!
   - А топливо-то какое, невесомое - воздух!
   - Ни копоти! Ни гари!
   - Однако в поезде семь вагонов, а здесь - один, да и тот третьего класса.
   - Да, но ведь первый опыт!
   - Господин Барановский, сколько весят трубы?
   - Духовик весит восемьдесят шесть пудов.
   - О-о!
   - А известно ли вам, сколько весит тендер с дровами и водой? Шестьсот пудов!
   - Однако воздухосжиматель приводится в действие паровой машиной!
   - В суждениях о предмете новом естественно ошибаться. Одни ошибаются, увлекаясь блестящими сторонами...
   - Вот именно, господин изобретатель!
   - ...другие, найдя трудность и не зная, что она уже быть может, преодолена, считают ее непреодолимою.
   - Однако позвольте представиться: профессор Алымов Иван Павлович.
   - Весьма приятно.
   - Не подсчитано ли, Степан Иванович, сколько израсходовано воздуха?
   - Пятьдесят кубических фунтов воздуха, сжатого до пятидесяти атмосфер.
   - На десять верст? Следовательно, на сорок пять понадобится духовиков весом по меньшей мере около... тысячи - тысячи двухсот пудов!
   - А известно ли вам, коллега, что только Николаевская железная дорога потребляет в год  на движение паровозов и отопление водоподъемных машин и водогрейных станков до сорока восьми с половиною тысяч кубических сажен дров, почти на полмиллиона рублей серебром? - Барановский торжествующе огляделся.
   Общий вздох слился с шипением духовика.
   - Граждане, прошу посторониться.
   Полицейский свисток. "Па-берегись! А-тайти!" Звенящий, победный сигнал духового самоката. И сам он катит в локомотивный сарай.
   - Ура! Браво! Слава творцам воздушки!
   - Прощайте, коллега. Мы еще встретимся.
   - Бесспорно, господин профессор. И, надеюсь , даже на страницах прессы!
   Последнее прозвучало угрозой.
   В полутемном локомотивном сарае к Барановскому робко приблизился молодой юнкер флота. Он назвал себя Кузьминским.
   - Я понимаю, что вы устали, но мне бы хотелось выяснить непонятные для меня вещи. И попросить позволения зарисовать духовой самокат.
   - Я к вашим услугам, молодой человек. Новому делу требуются десятки, сотни, тысячи энтузиастов! И я рад каждому единомышленнику.
   - Поясните, пожалуйста, как удается вам нагнетать воздух до столь высокого давления?
   - Охотно, молодой человек! В основу моего воздухосжимателя положены две мысли. Использование жидкости в качестве поршня для сжатия воздуха. Сжатие воздуха до нужного давления не в один прием, а последовательно, в несколько циклов. Использование жидкости освобождает от необходимости высококачественных уплотнительных устройств на самом поршне и одновременно служит для охлаждения машины.
   Профессор увлекся и говорил как будто перед университетской аудиторией:
   - Воздухосжиматель состоит из кадочки, залитой водою. В воду погружается поршень, принимающий действие привода. Такого рода поршни называются по-немецки  kolben, по-английски sucker, по-русски можно их назвать окунаями. Возле окуная высится труба насоса; в ней-то, в этой трубе, и происходит первичное сжимание воздуха. В верхней части насоса находится клапан; спиральная пружина стремится держать этот клапан постоянно закрытым. Когда окунай подымается, вода в насосе понижается, и тогда атмосферным давлением клапан открывается, и воздух вместе со свежею водою струится в насос. Как только окунай начинает погружаться в воду...
   Юнкер старался не пропустить ни одного слова, но обилие непривычных терминов сбивало, мешало понять. Невольно он все ближе подходил к профессору и неожиданно наступил на чью-то ногу.
   - Простите.
   - Запутались, молодой человек?
   - Нет, я...
   - Наскучило?
   - Это моя нога, - раздалось из-под локомотива, и вслед за этим оттуда вылез юный машинист.
   Профессор рассмеялся.
   - Вот оно что! Ну, тогда Владимир и продолжит мой рассказ. Поясни, Володя, молодому человеку наш воздухосжиматель. Мне надобно отлучиться ненадолго. Сын - моя правая рука! - горделиво представил юного машиниста профессор.
   Кузьминского несколько смущал мальчишеский вид помощника изобретателя, а тот, по-видимому, стеснялся непривычной роли лектора. Наконец Владимир заговорил. Он пояснял проще и понятнее отца.
   Воздухосжиматель представлял три последовательно соединенных насосных цилиндра с впускными и выпускными клапанами. Сжатие осуществлялось поршнем через воду.
   - Да вот сами поглядите, -  сказал Владимир.Он подошел к питьевому бачку, взял стакан и, перевернув его, стал опускать в воду. - Жидкость постепенно заполняет внутренний объем и, поскольку сама практически несжимаема, начинает теснить воздух, что заполнял наш закрытый сосуд. Испробуйте сами.
   Чем глубже погружал юнкер стакан, тем сильнее ощущал пружинистое сопротивление.
   - Чувствуете? То воздух противится дальнейшему сжатию. Деваться ему некуда: вниз не пойдет, вверху закрыто. А откроем клапан в первом цилиндре, пустим воздух в другой, поменьше первого. И опять подожмем, да посильнее, нежели в первый раз. Затем - в третий.
   - Отлично понял! Как это вы все ясно рассказываете!
   Они не заметили, как вернулся профессор.
   - Запомните, юнкер флота, - торжественно провозгласил профессор, - сжатый воздух дает возможность пользоваться даровыми силами природы. Вообразите себе где-нибудь на судоходной реке быстрые пороги или водопад, как Иматра. Устроим там воздухосжиматели и будем снабжать сжатым воздухом суда... Бурные потоки Кавказа заключают великую силу, которой со временем и будут пользоваться для судоходства по Черному и Каспийскому морям; суда будут заходить в гавани не за углем, как теперь, а за сжатым воздухом. А то заведем для начала регулярное цепное судоходство по Ладожскому каналу! Построим четыре судна с духовыми машинами и резервуарами, поставим турбины на невских и волховских порогах.
   Профессор, все больше увлекаясь, рисовал заманчивые картины будущего применения сжатого воздуха.
   Кузьминский слушал зачарованно.
   - Господин профессор! - восторженно воскликнул он. - Я ваш горячий сторонник!
     
   

назад к оглавлению

следующая страница