| Эта фотография Левы Федотова - единственная, на которой он - взрослый человек. Сфотографировался Лева перед уходом на фронт в 43-м году и прислал фото своему другу Михаилу Коршунову. До сих пор неизвестно, где, в какой из братских могил под Тулой похоронен Лев Федорович Федотов. Но, может быть, след его еще и отыщется. |
В зал входят девочки в спортивной форме. С ними - преподавательница физкультуры. Это ведь не только актовый зал, но и физкультурный. Как было и у нас. Девочки выстраиваются в шеренгу. Замечают меня. И, не спросив разрешения у преподавательницы, часть из них устремляются на сцену ко мне.
- Сделайте нам рояль!
- Ну, пожалуйста, почините!
У меня не хватает духа разочаровать их, признаться, что я не рояльный мастер. И я стою и молчу - жду, когда вернет их в строй преподавательница.
Кем я за это время не побывал - архитектором, когда пришел в церковь Николы Чудотворца в Берсеневке, радиоинженером, когда Вика доставила меня в Спасскую церковь Заиконоспасского монастыря напротив ГУМа. Представителем строительного управления, когда появился на совещании рабочих в подвале под 15-м подъездом. И вот теперь - рояльным мастером...
Я позвонил Лене Патюковой. Только бы застать ее дома. Сейчас же. Немедленно. Не мог ждать ни минуты. Лена сняла трубку.
Я (с ходу, не говоря "здравствуй"): Я нашел его, Сиби!
ОНА: Мишка! Не может быть!
- Может.
- Ты нашел Блютнер?
- Да.
- Лейпциг. Inhader verschiebener Patente...
- Konig Sachs. Hof... Ты должна его увидеть, Сиби. Встретиться с детством.
ОНА: С Юрочкой Симоновым, Левой... Стаськой Цициным.
Я: И с Рахманиновым. Есть основания утверждать, что это его рояль.
ОНА: И с Сергеем Васильевичем... Это его рояль, Миша. Я это знала прежде.
Я: Когда мы пойдем?
Сиби в ответ молчала.
Тогда я не понял этого молчания. Понимание пришло через несколько дней...
Прозвучал звонок на перемену. Меня звонок застал на лестничной площадке между первым и вторым этажами. Я искал завхоза Майю Петровну, чтобы попросить у нее ключ от актового зала: хотел вновь встретиться с роялем - узнать его номер.
- Ты номер запомнил? - спросила меня Сиби в дополнительном разговоре о рояле.
У нас возникла идея обратиться в фирму "Bluhtner" с письмом или лично, когда Лена в очередной раз поедет в ГДР, чтобы рассказать историю рояля их фирмы за номером...? Отсюда вопрос: Сиби ко мне: "Ты номер запомнил?"
С этим поручением Сиби я и прибыл в школу. У нас была надежда - вдруг фирма проявит интерес к уникальному с нашей точки зрения инструменту и возьмется отреставрировать, а точнее, восстановить его.
Окруженная ребятами, стремительно шла по первому этажу директор школы Галина Петровна Безродная. Поднялась на ту же лестничную площадку, на которой стоял я. Кивнула мне. На подоконнике расположила раскрытые дневники. И хозяева дневников, как я понял, окружили ее взволнованной группой. Галина Петровна энергично заносила в один дневник, в другой что-то карающее. Я тихо стоял в стороне. Потом она вновь спустилась, почти сбежала на первый этаж. И опять у нее в руках дневники уже других, попавшихся ей на глаза правонарушителей. Голос ее накалился.
- Где дежурный штаба порядка?
Перед директором мгновенно предстал мальчик с красной повязкой.
- Где влажная тряпка у порога? Чтобы каждый вытирал ноги!
Галина Петровна вновь идет наверх. Кому-то по пути говорит:
- У меня сейчас урок. Все разговоры потом.
Раздается звонок - перемена закончена.
Галина Петровна поравнялась со мной. Я посчитал необходимым, не задерживая директора, поставить ее в известность - зачем в данный момент я в школе. Что пришел к роялю и что для этого разыскиваю завхоза Майю Петровну. Последовал ответ:
- Вы бы предварительно звонили.
Потом вдруг:
- Дежурный штаба порядка!
Вновь возникает школьник с красной повязкой.
- Поищите завхоза. Вот... - Директор показала в мою сторону и устремилась наверх.
Дежурный штаба порядка сказал мне, что Майя Петровна носит с ребятами, складывает во дворе стекла.
Я вышел во двор. На душе оскомина. Увидел завхоза. Услышав мою просьбу, Майя Петровна быстро достала из кармана ключи от зала: вот, собственно, и все, что требовалось. Я поблагодарил ее и сказал:
- Я ненадолго. Я быстро. Извините, что вам мешаю.
- Да что вы такое говорите, - забеспокоилась Майя Петровна. - Будьте у нас столько, сколько вам потребуется. Ключи потом подсуньте под двери моей хозяйственной комнаты.
Оскомина на душе уменьшилась. Я благодарно улыбнулся Майе Петровне.
Вернулся в школу. Вытер ноги о влажную тряпку и отправился на второй этаж. Отпер двери актового зала. Рояль по-прежнему стоял на сцене, только еще больше был загнан в угол. Крышки совсем сняты и приставлены к стене, так что рояль стоял теперь полностью раскрытым. Пыль, конфетные бумажки, к которым присоединились теперь и окурки. Я достал специально принесенный пинцет и бинт. Оторвал кусок бинта, свернул на манер салфетки. И теперь уже не пальцами и не конфетной бумажкой, а пинцетом и марлевой салфеткой начал протирать между струн деку. Как и в прошлый раз зазвенели струны. Я терпеливо продолжал свое дело. Работать было неудобно, потому что, как я сказал, рояль был еще основательнее загнан в угол, и я едва протиснулся к нему. Номер расчистил. Разобрал с трудом - кажется, 36419. Выбросил конфетные бумажки, окурки. И решил оставить бинт и пинцет на струнах: как последнюю надежду на то, что все-таки пробудится у ребят сострадание к инструменту, и они перестанут его уничтожать. Пусть мы даже и ошибаемся, и это не инструмент Рахманинова.
Уходя и подсовывая ключи от актового зала под дверь хозяйственной комнаты, я решил, что Сиби была права, когда, побывав на Кадашевской набережной, сказала мне: "Это все-таки не наша школа". Я тогда как-то не поверил - теперь был согласен. Мы здесь все-таки чужие, из другой школы. Что ж... С нами, с той малостью, которая еще осталась от нас, всегда будет верный старый учитель Давид Яковлевич Райхин, в армейском звании - капитан. Да останется у нас в памяти наша родная школа на Софийской набережной, где когда-то звучал рояль Сергея Васильевича Рахманинова и откуда многие из нас ушли солдатами в вечную память.
| Семейный вечер |
В дни работы над книгой воспоминаний у нас с Викой перебывало много людей. Приходят и сейчас. Смотрят Левины рисунки, портрет Верди его работы, самодельные открытки, которые он присылал матери из Одессы, где купался и загорал.
Приходят к нам с Викой смотреть парижские, марсельские нью-йоркские фотографии Федотовых , их друзей по революционной борьбе. Левины детские фотографии. Их оказалось много, он с отцом, или с "мамашей", или снят самостоятельно. Две большие прекрасные акварели - наша церквушка и ваза с фруктами. Рисунок из Киевского альбома, из Среднеазиатского. В Среднюю Азию Лева ездил с отцом. А золотые американские часы? Их судьба, после смерти Левиной матери, пока неизвестна.
Конечно, всем хочется взглянуть на страницы Левиного дневника, в которых он высказал убежденность, что будет война, определил сроки, ход развития и ее завершение.
Просят рассказать подробнее и о людях, населявших наш дом Советов. Многие из них были у истоков создания государства, а теперь на стенах дома висят мемориальные доски. Оправдательные мраморы и граниты...
Мы сидели за большим и очень широким столом, предназначенным для игры в настольный теннис. Первый этаж в среднем дворе - нынешнее помещение детского клуба. Из окон видны на одну сторону Левин 14-й подъезд и Левино окно. Юрин 8-й подъезд и его окно. На другую сторону - арка, где 220й подъезд и наши с Олегом балконы.
Я постоял в клубе, поглядел на балконы - они сверкали свежепокрашенными перилами. Здесь мы решительно висели над бездной. Много наших ребят повисало над бездной...
Мы собрались, наполненные впечатлениями от протекшего в этих дворах детства и нашего возмужания. Пережитое вошло в каждого из нас. Судьба посылала нам здесь и детское веселье и совсем не детскую горечь; а потом ввергла, не дав окончательно повзрослеть, в величайшую из войн - Отечественную.
Мы собрались, чтобы увидеть друг друга, в чем-то вспомнить друг друга, вспомнить уже ушедших от нас друзей. Во главе стола сидела Тамара Шунякова, наш бывший секретарь школьной комсомольской организации. Ее отец когда-то передал Владимиру Ильичу Ленину портрет Карла Маркса. Портрет висит сейчас в кабинете Ленина в Кремле. Тамара вела список ушедших навсегда от нас друзей, а мы называли их имена и обстоятельства гибели на фронте или смерти уже после войны.
Женя Душечкин - убит на войне.
Миша Водопьянов, сын знаменитого полярного летчика - убит на войне.
Габор Рааб, сын венгерского интернационалиста, невинно осужденного в 1937 году, - убит под Бреславлем.
Юра Шаблиевский - убежал из дома осваивать Сибирь, чтобы начать жить самостоятельно, без всяких протекций. Работал в таежном колхозе, потом освоил профессию радиста. Ушел на фронт добровольцем. Был связистом. Убит под Старой Руссой.
Ваня Федюк - наш пионервожатый, летал на бомбардировщике. Герой Советского Союза посмертно.
Володя Иванов - старший брат Гали и Толи Ивановых. Бросил все привычное, городское, благоустроенное, как и Юра Шаблиевский, и по призыву к молодежи отправился на Камчатку. Потом - армия. Воевал в Маньчжурии, писал Анатолию и Галине: "Скоро настанет время вернуться с далеких земель Маньчжурии". Не вернулся. Сам Толя Иванов сражался под Москвой, на Калининском фронте, в Прибалтике. Четыре ранения, инвалид войны. Он был сейчас среди нас.
Юра Рубен - убит под Старой Руссой.
Аркаша Ошвинцев. У него были такие необычайно густые кудри-колечки, что он вставлял в них спички, чиркал коробком и какие-то секунды стоял, будто охваченный огнем. И исчез в пламени войны.
Юра Платонов - высокий, белокурый, красивый. Снялся в музыкальном эпизоде в кинокартине "Волга-Волга". Добровольцем ушел на фронт. Погиб.
Мы сидели вокруг стола. На месте бывшего фонтана во дворе кормились голуби: голуби-сизари всегда селились в наших дворах. В 15-м подъезде, на балконе, была когда-то даже голубятня: устроил ее Витя Акимов. Умер Виктор от тяжелого военного ранения уже совсем в мирные дни. А перед войной и Витя Акимов, и Аркаша Ошвинцев, и Женя Душечкин попали в разряд детей, чьи родители были причислены к тем или иным "вражеским группировкам"...
Казалось, где-то тихо играла старая радиола, крутила старые пластинки. Или это играл шоринофон? А может быть, это была слышна музыка из кинотеатра "Ударник", из его дансинга? Казалось, мерцали в окнах шелковые абажуры-шатры, как огромные апельсины или лимоны; во дворах светились полнолунием диски электрических часов: часы когда-то висели на воротах каждого двора. Давно не висят, только болтаются оборванные провода.
Партийный комитет дома решил создать квартиру-мемориал 30-х годов. Собрать все, что можно, в архивах и в семьях, обставить квартиру той казенной мебелью с железными инвентарными номерками, которая была. У Тамары Шуняковой, например, сохранилась книжная полка, у Майи Ураловой - тумбочка, у Олега Сальковского на даче - три стула, вешалка и письменный стол. Обобщенная квартира-мемориал...
А пока что мы вели список потерь ребят из дома на набережной.
Сын члена партии с 1904 года активного сотрудника газеты "Правда", в последующем члена Главконцесскома СССР, Сергея Сергеевича Бакинского, позже репрессированного, Менасик Бакинский. Герой Советского Союза посмертно. Письма Менасика с фронта хранит Таня Желвакова. Менасик постоянно интересовался, как там ребята? Живы? "Теперь мальчишкой меня здесь не считают, да и нельзя, потому как - командир". Менаська выкатывал из укрытия "всю свою артиллерию", то есть 76-миллиметровую пушку и что называется глаза в глаза, по прямой, расстреливал фашистские танки. Погиб на Ленинградском фронте, под Колпино. Полное имя Менасика - Менандр, имя греческое, обозначает "крепкий муж".
Олег Бабушкин и его брат Михаил - сыновья полярного летчика Михаила Сергеевича Бабушкина, Героя Советского Союза, участника полярной экспедиции "Северный полюс-1". Сыновья - тоже летчики. Погибли в воздушных боях.
Аркадий Каманин - самый молодой среди ушедших из нашего дома на войну. Окончил седьмой класс и заявил, что уходит помогать фронту. В эскадрилье Аркадий был мотористом, бортмехаником, штурманом-наблюдателем. Самостоятельно выучился летать и летал в четырнадцать лет на ПО-2, выполняя задания по связи. В эскадрилье звали его Летунок. И Летунок по праву удостоился орденов Боевого Красного Знамени и двух Красной Звезды. Умер вскоре после войны.
Толя Ронин - был тяжело ранен на фронте, а погиб в 1953 году в толпе, когда хоронили Сталина.
Валька Коковихин - морской пехотинец, убит под Сталинградом.
Рубен Ибаррури - тоже под Сталинградом. Герой Советского Союза посмертно. Валя Щорс недавно была в дивизии имени отца, видела памятник Рубену.
Лева Уралов - сын старого большевика, участника Октябрьской революции, работавшего с Дзержинским, убит в 43-м под Вязьмой. Пехотинец.
Лева Федотов - убит в 43-м. Под Тулой. Тоже пехотинец. Дневник свой не закончил, а просто прервал его. И погиб просто, как погибают солдаты. Похоронен в братской безымянной могиле. Братские могилы часто бывали на краю пшеничного поля, потому что там мягче земля. Солдаты, уходя дальше, клали на могилу флягу, или пилотку со звездочкой, или каску, или - ничего. По обстоятельствам.
| На противоположном от дома берегу Москвы-реки стоял храм Христа Спасителя - памятник победы в Отечественной войне 1812 года. Но. повинуясь ложной идее о том, что новое общество должно перечеркнуть в прошлом все без исключения, храм взорвали, решив воздвигнуть на его месте грандиозный Дворец Советов. Мальчишки из дома на набережной хранили цветные стеклышки витражей разрушенного храма. Не знали они, что возле храма, у дома (настоящего) Малюты Скуратова, найдены были подземные ходы к Кремлю. (Если вы хотите узнать подробности подземных приключений друзей из дома на набережной, читайте летние номера журнала "Наука и жизнь" за 1989 год). |
В коллажах И. Панкова и А. Крупникова использованы фотографии А. Задикяна.
________________________________
Источник: журнал "Пионер" 1980-е
| Лева Федотов, тот, кто предсказал ВОВ |