Александр Барков
Рис. М. Петрова

(окончание)

Адъютант генерала Багратиона

   По прибытии из Петербурга в действующую армию Давыдов был прежде всего представлен генералу Беннигсену. Денис Васильевич передал ему ценные пакеты. Старые петербургские знакомые забросали Давыдова вопросами о столичных новостях.
   - Черт тебя сюда занес! - твердили в один голос офицеры. - Дорого мы дали бы, чтобы возвратиться сей же час в Петербург. Погоди немного, скоро понюхаешь пороха, тогда запоешь...
   - Я наперед знал, куда и зачем еду, - горячо возражал Давыдов. - Там, где воюют, нельзя искать удовольствий. Война не похлебка на стерляжьем бульоне...
   На другой же день адъютант Багратиона купил коня и отправился догонять передовые части Павлоградского гусарского полка.
   Молодого офицера волновало все - и артиллерия, готовая к бою, и стук пушечных колес, и топот конницы, и бой барабанов... Но когда взору Давыдова представилась картина настоящей войны - картина смерти, которую он увидел на поле недавно остывшей Морунгенской битвы, - его пыл и восторг заметно поубавились. В ту ночь Давыдов не мог сомкнуть глаз: огромное поле с обезображенными трупами не давало ему заснуть.
   В январе 1807 года русская армия, теснимая войсками Наполеона, медленно отступала к прусскому городу Прейсиш-Эйлау. Передовые цепи казаков, улан и гусар расположились неподалеку от деревеньки Вольфсдорф. В этих местах Давыдову довелось принять боевое крещение.
(Прим.автора: Уланы - вид легкой кавалерии. Вооружение их составляли сабли, пики со значками, пистолеты)
   На рассвете неприятель стал атаковать полки Багратиона, которые предназначались для прикрытия главных сил армии.
   Давыдов упросил князя дозволить ему объехать передовые цепи казаков, чтобы вести наблюдение за противником. Казаки вели перестрелку с французами.
   - А что, брат, если б ударить? - Давыдов указал казачьему уряднику на горстку французов, стоявших невдалеке.
   - Отчего же нет, ваше благородие! - поддержал его бравый урядник. - Их здесь немного. И пехота теперь близко, есть кому поддержать нас в бою.
   - Ну так веди казаков, - на скаку крикнул ему Давыдов. - А я примусь подбивать гусар.
   Вскоре собралась порядочная партия удальцов. Впереди с саблей наголо скакал Давыдов. Завязался жаркий бой, а потом дело дошло до рукопашной. Французы начали отступать. В пылу погони гусары не заметили, как из леса выдвинулись резервы неприятеля. Русские вынуждены были отступить. За Давыдовым устремились шестеро французских егерей.
(Прим. автора: В наполеоновской армии роль егерей выполняли вольтижеры - солдаты легкой пехоты, вооруженные облегченными ружьями и саблями. Они должны были ходить в разведку.)
Один их них на скаку ухватился рукой за край шинели и чуть не стащил Давыдова с седла. Но шинель, к счастью, застегнутая лишь на одну пуговицу, распахнулась и осталась у француза в руках. Давыдов удержался в седле.
   Лошадь его ранили, она захромала, но адъютант во весь опор продолжал скакать к своим. И тут конь рухнул замертво. Еще секунда, другая - и пленение или смерть были бы неизбежны. Первая битва могла оказаться для гусара последней. На счастье, в этот миг из леса с криками выскочили двадцать доброконных казаков. Они отогнали егерей прочь. Немало французов полегло в этой схватке. Давыдов пересел на лошадь неприятеля и весь в снегу, грязи и крови прискакал в штаб к князю Багратиону. Вместо утраченной шинели Багратион приказал дать ему свою бурку и представил к награде - ордену Владимира четвертой степени.
   После боевого крещения под Вольфсдорфом Давыдов участвовал в ряде жесточайших сражений с французами. Был награжден четырьмя орденами, золотым крестом на георгиевской ленте и золотой саблей с надписью "За храбрость". Он принимал участие в боевой кампании 1806-1807 годов в Пруссии; в 1808 году - в Финляндии; в 1809-1810 годах - в Турции. Доблестными подвигами на поле брани и патриотическими стихами он снискал к себе великую любовь и уважение в армии. К Багратиону Давыдов относился как к старшему, преданному другу.

1812 год

   В двенадцатом году шестисоттысячная армия Наполеона Бонапарта двинулась на Россию.
   Победы в Европе вскружили императору голову. Он заявил генералам, что через три года раздавит Россию, как орех, и станет господином мира: "Если я возьму Киев, я буду держать Россию за ноги; если я захвачу Петербург, я возьму ее за голову; если я займу Москву, я поражу Россию в самое сердце".
   "Тучи бедствий, - тревожился Денис Давыдов, - разразились над дорогим Отечеством нашим, и каждый сын его обязан был платить ему всеми своими силами и способностями".
   В те суровые дни каждый, кто мог носить оружие, шел в ополчение.
   Давыдов, которому исполнилось уже двадцать восемь лет и который по-прежнему состоял адъютантом князя Багратиона, твердо решил оставить службу в штабе. Князь одобрил его желание и направил рапорт военному министру.
   Восьмого апреля Давыдову присвоили чин подполковника с назначением его командиром первого батальона Ахтырского гусарского полка.
   Война вспыхнула в начале лета. Погода была переменчивая. Ясные, солнечные дни гасли, сменялись пасмурными и холодными. Лили проливные дожди, бушевал ветер. Затем вслед за непроглядной сыростью и прохладой вновь установилась жара.
   Русские войска, значительно уступающие по численности армии Наполеона, отступали. Ахтырский гусарский полк находился в арьергарде армии Багратиона, отходившей к Могилеву. Давыдов участвовал в сражениях под Миром, под Романовом, под Дашковом, во всех жарких схватках вплоть до Гжатска. Искусно маневрируя, генерал Багратион вывел свои войска из окружения и, соединившись с 1-й русской армией под командованием Барклая де Толли в Смоленске, оказал французам грозное сопротивление.
   В то время царь Александр I вынужден был под давлением общественности назначить командующим всей русской армией замечательного полководца Михаила Илларионовича Кутузова.
   Неудачи наших войск Денис Давыдов переживал очень глубоко. При отступлении он видел, как крестьяне смело защищали  свои дома и села от неприятеля, как люди закапывали в землю мешки с зерном, жгли избы, резали и угоняли в глухие леса скот. А отдельные храбрецы объединялись в небольшие группы, вооружались топорами, вилами и насмерть забивали французских солдат и офицеров, отставших от своих частей. День ото дня накаляясь, закипала в тылу врага народная война.
   Все это видел подполковник Денис Давыдов. "Буду просить себе отдельную команду, - размышлял он. - В ремесле нашем тот только выполняет свой долг, который переступает за черту свою, не равняется духом, как плечами, в шеренге с товарищами, на все напрашивается и ни от чего не отказывается".
   Он задумал устраивать засады в опустошенных врагом селах и деревнях, нападать и отбивать у французов обозы с продовольствием, брать в плен отставших от основных частей мародеров-грабителей, перехватывать курьеров императора...
   - Князь! - сказал Давыдов. - Будьте уверены: тот, который пять лет сряду носит звание адъютанта Багратиона, тот поддержит честь сию со всею ревностью, какой бедственное положение любезного нашего Отечества требует.
   Багратион понимал выгоды партизанской войны.
   - Дельно, очень дельно! - похвалил он Давыдова. - Нынче же пойду к светлейшему и доложу ему суть дела.
   Но в тот день фельдмаршал Кутузов был занят и никого не принимал. Давыдову пришлось ожидать решения до следующего дня. Между тем армия наша уже подошла к Бородину. И перед взором гусара предстали дорогие сердцу места, где прошла его юность.
   На холме, где он охотился на зайцев и играл в военные игры, закладывался теперь редут генерала Раевского. Колосились несжатые нивы, а среди них грозно сверкали ряды штыков. Белым парусом выглядывала из-за холмов церковь. В знакомом, чуть позолоченном осенью лесу, за пригорком, устроили засаду егеря. Солдаты разбирали избы и заборы Бородина, Семеновского, Горок для постройки биваков. Дом отеческий был разрушен и сожжен.
   Горькие раздумья Дениса Васильевича, кутавшегося в бурку, с неизменной трубкой в зубах, прервал окрик вестового:
   - Где подполковник Давыдов? Его требует к себе князь Багратион!
   Оказалось, князь вел беседу с фельдмаршалом Кутузовым и доложил ему о перспективах партизанской войны.
   Кутузов готовился к генеральному сражению - предстоящая битва у Бородина была, по существу, битвой за Москву - и поначалу отмахнулся было от предложения Багратиона, сочтя его недостаточно серьезным. Но затем, призадумавшись, вымолвил:
   - Что ж... Ежели ты считаешь это полезным, пускай Давыдов возьмет пятьдесят гусар и полторы сотни казаков. Только на верную гибель обрекает он себя, бесшабашная головушка.
   - Иду и с этим числом... Берусь! - с уверенностью воскликнул подполковник, узнав мнение Кутузова. - Авось, открою путь большим отрядам.
   - Я на тебя надеюсь! - Багратион обнял Давыдова, крепко пожал ему руку. Князь снабдил его картой Смоленской губернии и собственноручно написанной инструкцией о партизанских действиях.
   Сразу же после Бородина русская армия начала отходить к Москве. А отряд Давыдова в пятьдесят гусаров и восемьдесят казаков при трех офицерах темными, дремучими лесами стал пробиваться в глубокий тыл неприятеля. Так началась полная опасностей, смелых вылазок, засад и нападений на французские гарнизоны партизанская жизнь Дениса Давыдова.

Штурм Царева-Займища

   Отряд Дениса Давыдова появлялся на Смоленской дороге то тут, то там. Казачья разведка донесла, что в селе Царево-Займище остановился транспорт неприятеля со снарядами, но сколько человек в охране, никто толком не знал.
   Вечер выдался на редкость ясным, холодным. Накануне проливной дождь прибил пыль к земле. Казаки ехали по глухой, едва приметной лесной тропе молча. Сквозь редину неожиданно заметили разъезд неприятеля. Французы не спеша спускались в овраг, направлялись к селу.
   - Надобно взять языка! - отдал приказ Давыдов. - Кто пойдет?
   Первым назвался удалой казак Крючков.
   - Будь осторожен, - предупредил его Давыдов. - В случае погони дай знать свистом.
    Двадцать доброконных казаков во главе с урядником Крючковым стали тихо спускаться в овраг, готовя удар по французам с тыла, а десять других пошли в обход.
   В течение двадцати минут разъезд неприятеля был окружен. Французы, видя безвыходность своего положения, сдались без боя.
   На допросе пленный унтер-офицер сказал, что в селе, где находится транспорт со снарядами, двести пятьдесят человек конницы.
   - Значит, французов вдвое более, чем нас, - подсчитал Давыдов и обратился к партизанам: - Едем тихо, опушкой. В село врываемся ночью и крушим сонного неприятеля. Да так, чтобы небу жарко стало!
   Французы были застигнуты врасплох. Лишь нескольким солдатам удалось бежать и скрыться в лесу. Ночной штурм Царева-Займища закончился успешно. В плен сдались сто девятнадцать рядовых и два офицера. Партизаны захватили десять телег  провиантом и несколько фур с патронами и ружьями.

К Наполеону в гости

   Смеркалось. Партизаны расположились в леске близ столбовой дороги. Крестьяне донесли им, что в сельце Семлеве остановился на ночлег большой неприятельский обоз с какими-то бочками, что будто бы продвигается он к самой Москве.
   До темноты оставалось часа два, и Денис Давыдов, закурив трубку, решил побеседовать с казаками.
   - Без смекалки да хитрости, братцы, в нашем деле часа не проживешь! А ну-ка, ты, - обратился он к степенному Кузьме Жолудю, - отвечай! Вдоль опушки движется пехота неприятеля. А у тебя всего тридцать казаков. Как бы ты поступил?
   - Поступил? - Жолудь потупил взгляд и неловко переступил с ноги на ногу. - Значит, так... Перво-наперво я бы робят на елки посадил. Оттель и палил бы по супостату.
   - На елки, говоришь, посадил? - Давыдов выпустил из усов облако густого едкого дыму, недовольно передернул плечом. - А я тебя под арест!
   - Смилуйтеся! - взмолился казак. - За какие такие грехи?
   - Тебе что казаки - скворечники? Пока они там на елках пистолеты будут заряжать, французы их всех по очереди перестреляют. Ну, а ты, ротмистр Чеченский, что бы предпринял? - обратился Давыдов к высокому чернявому казаку, известному в отряде отчаянной храбростью и горячностью.
   - Кинжал в зубы! - не раздумывая, вскрикнул Чеченский, черные глаза его дерзко вспыхнули. - И на врага! Раз-два...
   -  "Раз-два"... - усмехнувшись, оборвал его Давыдов. - То, что ты храбр и полезешь к черту на рога, все знают. Да велика ль польза будет для общего дела, ежели ты по горячности своей сломишь себе голову? Раз-два - и нет десятка казаков. А у нас, сам знаешь, каждый воин на вес золота!
   Тут Кузьма осмелился и сам задал вопрос командиру:
   - Ну, а ты, Денис Васильевич, как бы распорядился?
   - А вот погляди! - И Давыдов велел принести мешки с французскими мундирами. Скинул с себя крестьянский тулуп, сапоги и через пять минут был в полном наряде французского офицера.
   - Должен вам доложить, господа! - с важностью оглядел он партизан. - Великий французский император Наполеон пригласил нас сегодня в гости. На бал! Маскарад! - обратился Давыдов к своему отряду. - Времени терять не будем! На коней!
   Через час впереди показался французский дозор. Давыдов поскакал им навстречу.
   - Куда вы смотрите, черт побери! - сердито произнес он по-французски. - Только что у моста я видел русских. Будьте начеку!
   Французы виновато переглянулись, отдали честь сердитому офицеру. Партизаны проехали дальше.
   Вдали, у церкви, послышались крики, мычание коров.
   Давыдов велел партизанам хорошенько укрыться в овраге, а сам послал казака в разведку.
   - Отряд фуражиров с награбленным у крестьян овсом и скотом располагаются на ночлег, - доложил тот, вернувшись.
   - Ясно! - кивнул в ответ Давыдов и велел двигаться вперед.
   Французы заметили приближавшихся всвдников, но тоже приняли их за своих.
   - В атаку! - крикнул Давыдов.
   С оглушительным "ура-а-а" казаки и гусары ринулись в бой.
   Французы так изумились внезапному превращению "своих" в русских партизан, что несколько мгновений стояли как вкопанные, а затем начали беспорядочно стрелять. Одни в панике побежали. Другие стали седлать лошадей. Казаки прегражадали им путь к отступлению и обезоруживали.
   В ту ненастную ночь партизаны заняли Семлево. Только смелый французский поручик с горсткой солдат защищался до тех пор, пока не был ранен. Его солдаты тут же сдались в плен.
   В обозе находились новое обмундирование и обувь для Вестфальского полка. Товар этот стоил семнадцать тысяч и был куплен в Варшаве. Кроме того, партизаны взяли в плен четыреста девяносто шесть солдат и пять офицеров, и всех их немедленно отправили в город Юхнов. Лошади из-под конвойных были розданы пешим казакам и местным крестьянам.
   Вестовой доставил в ставку Кутузова ценные бумаги и личную просьбу Давыдова о награждении отличившихся в бою.
   Впоследствии Денис Давыдов не раз вспоминал эту удачную боевую операцию и, покручивая черный ус, шутил:
   - А не наведаться ли нам, братцы, еще разок к Наполеону в гости?

Крепка партизанская война

   Дерзкие и удачные налеты гусар и казаков во главе с Денисом Давыдовым на французские гарнизоны рассеяли былые сомнения фельдмаршала Кутузова. Главнокомандующий узаконил действия партизан. По его приказу в тыл врага были отправлены еще несколько добровольцев-храбрецов, а также казачьи полки и отряды кавалерии с пехотой и пушками под начальством опытных, закаленных в битвах офицеров - капитана Фигнера и капитана Сеславина, полковника Кудашева, генералов Дорохова и Орлова-Денисова...
   С каждым днем "партизанская армия" росла и крепла. Из отбитых у неприятеля русских пленных Давыдов формировал небольшие отряды пехоты и присваивал им почетные наименования: "Геройский полувзвод", "Почетная полурота", "Храбрый гусар", "Знай наших!". Отряды эти пополнялись только за счет отличившихся в бою. Все это повышало воинский дух и дисциплину партизанских партий. "Под знамена" Давыдова шли добровольцы, покидая дома и семейства, и Денис Васильевич всякому из них давал достойное назначение. Отряд пополнили мичман Николай Храбровицкий, титулярный советник Татаринов, шестидесятилетний землемер Макаревич, крестьяне из занятых и порушенных врагом деревень.
   Дерзкие набеги партизан под командованием Дениса Давыдова не давали покоя неприятелю. Французский губернатор Смоленска собрал сильный конный отряд в 2000 сабель и отдал строжайший приказ: очистить от русских партизан все пространство между Вязьмой и Гжатском. А их начальника, подполковника Дениса Давыдова, живого или мертвого, доставить в Вязьму!
   За голову прославленного партизана было назначено крупное вознаграждение.
   В тот же день разведка донесла командиру о большой карательной экспедиции французов. И храбрый вожак партизан стал еще более осторожен. Он решил избегать прямой встречи с превосходящим по силе и численности врагом и поставил перед собой цель - разбить карателей по частям. И успешно справился с этой нелегкой задачей.
   Красноречивое свидетельство тому - рапорт самого Дениса Давыдова, поданный на имя атамана М.И.Платова в конце сентября 1812 года: "От выступления моего из армии с отрядом, мне вверенным... в месяц я успел взять в плен 1539 человек, положил на месте почти вдвое неприятеля, отбил обозы, сжег и доставил начальству несколько палубов со снарядами, фур с патронами, одеждою и разным продовольствием. Во всех сих успехах особенно мне спомоществовал отряд Донского войска, коего об отличной отважности и неусыпной деятельности я не могу умолчать перед Вашим Высокопревосходительством". При этом он просил атамана войска Донского наградить особо отличившихся казаков и гусар.
   Атаман войска Донского Матвей Иванович Платов вскоре ответил Денису Давыдову на его рапорт горячим, дружеским письмом. Он от души радовался успехам партизан, а в конце послания сделал такую приписку: "Бей и воюй, достойный Денис Васильевич, и умножай славу оружия российского и своего собственного!"

Пленение корпуса Ожеро

   Разведка донесла, что в деревне Ляхово, между Ельней и Смоленском, расположился двухтысячный корпус французского генерала Ожеро. И Денис Давыдов, поразмыслив, решил объединить партизанские отряды под командованием Сеславина, Фигнера, генерал-майора Орлова-Денисова и действовать сообща.
   Сражение началось на рассвете 28 октября 1812 года и длилось до позднего вечера. Одна горячая схватка сменялась другой. Давыдов действовал наперерез Смоленской дороге. Партизаны преграждали Ожеро отступление к селу Долгомостье, где стоял другой корпус неприятеля.
   Французские солдаты прятались в сараях, разбросанных в разных концах села, вели отчаянную стрельбу.
   Казачий ротмистр Чеченский в разгар боя обратился к Давыдову:
   - Что делать с пехотой? Враг не сдается!
   - Жги сараи! - приказал командир.
   Казаки с горящими факелами поскакали к ближним избам и на глазах у неприятеля подожгли их. Ляхово занялось огнем, но стрельба продолжалась...
   Вестовой генерала Орлова-Денисова сообщил, что двухтысячная колонна французов вышла из Долгомостья, чтобы нанести удар в тыл партизанам. На выручку пришли пушкари. На круче появилась артиллерийская упряжка. Партизаны быстро развернули пушку.
   Прогремел выстрел. За ним другой, третий... Французы попятились назад. Но сбоку их встретили пули пеших казаков Сеславина, подоспевшего в самый раз.
   Между тем со стороны большака к селу шло подкрепление - отряд французских гвардйцев. В высоких медвежьих шапках, в синих полушубках, белых ремнях, с красными султанами и эполетами, французы ярко выделялись среди белоснежного поля. Этот небольшой отряд представлял собой скол некогда несокрушимой старой наполеоновской гвардии.
   Смелой и неожиданной была атака ахтырских гусар под командой ротмистра Горскина. Гусары на рысях вклинились с тыла. Французы не выдержали натиска, отступили в поредевший осенний лес.
   Смеркалось. Ляхово пылало. Звучал набат. По черному небу плыли густые клубы дыма. Окруженный со всех сторон Ожеро потерял много солдат, а те, что остались в живых, еле держались на ногах. Генерал здраво оценил обстановку и приказал:
   - Выкинуть белый флаг!
   Разом смолкла артиллерия. Перестали свистеть пули. Забили барабаны. Отделившись от стрелковой линии, к французскому генералу парламентером для переговоров поскакал на белой лошади храбрый командир партизанского отряда Александр Фигнер.
   - Сдавайтесь, генерал! - заявил он Ожеро. - Вас держат в кольце пятнадцать тысяч наших солдат. При малейшем сопротивлении остатки вашего корпуса будут уничтожены!
   Ожеро был в отчаянии и без колебаний принял условия русского парламентера.
   Сражение у села Ляхово окончилось доблестной победой партизан. В плен сдалось две тысячи рядовых и шестьдесят офицеров во главе с самим генералом Ожеро.

Похвала Кутузова

   Отряд Давыдова провел ряд блестящих боевых операций, продолжая преследовать по пятам отступающего к Смоленску неприятеля.
   По дороге к городу Красному Давыдов повстречал части русской армии под командованием своего боевого друга генерала Раевского. Знакомые офицеры поздравили Давыдова с победой и пленением генерала Ожеро.
   На донесении о доблестной победе над Ожеро фельдмаршал Кутузов собственноручно приписал следующие слова: "Победа сия тем более знаменита, что в первый раз, в продолжении нынешней кампании, неприятельский корпус положил перед нами оружие".

                                                                  Михаил Илларионович Кутузов

   А вскоре главнокомандующий пожелал лично увидеть прославденного партизана и вызвал Давыдова в ставку.
   Надлежало спешить. Давыдов прямо в мужицком походном кафтане сел на коня и поскакал в армейский штаб. В окрестностях села Красного в просторной деревянной избе остановился Кутузов. Увидев в дверях бородатого партизана в крестьянском наряде, главнокомандующий подозвал его к себе, долго молча рассматривал, а затем негромко сказал:
   - Я еще лично не знаком с тобою, но прежде хочу поблагодарить тебя за молодецкую твою службу. - Кутузов обнял Давыдова и прибавил: - Удачные опыты твои доказали мне пользу партизанской войны, которая столь много вреда нанесла, наносит и нанесет еще неприятелю.
   Денис Давыдов был тронут радушным приемом фельдмаршала:
   - Извините, ваша светлость, что осмелился предстать пред вами в мужицком кафтане.
   Кутузов замахал руками:
   - Полно, полно, Давыдов! Действуй, как ты действуешь: головою и сердцем. Мне нужды нет, что голова твоя покрыта шапкой, а не кивером.
   Кутузов долго еще расспрашивал Давыдова о налетах партизан и об опасностях, коим они подвергались ежедневно и ежечасно. По окончании беседы Давыдов попросил у главнокомандующего представить своих боевых соратников к наградам.
   - Бог меня забудет, если я вас забуду! - ответил Михаил Илларионович и велел подать записку об отличившихся.

Вечная слава

   После разгрома наполеоновской армии Денис Давыдов возвратился на родину. На военной службе он пробыл до 1831 года, а затем вышел в отставку в чине генерал-лейтенанта и поселился с семьей в селе Верхняя Маза Симбирской губернии.
   В 1837 году, в знаменательный день 25-летия Бородина, когда на поле великой битвы проходили большие маневры, генерал Давыдов принимал в торжествах горячее и живое участие.
   О своей роли в Отечественной войне поэт-гусар говорил весьма скромно: "...я считаю себя рожденным единственно для рокового 1812 года, - но рожденным подобно тому рядовому солдату, который в дыму и сумятице Бородинской битвы, стреляя наудачу, убил десяток французов. Как ни мало употребил он на то знания и дарования, при всем том судьба определила его уменьшить неприятельскую армию десятью человеками и содействовать общему ее истреблению своим товарищам".
   Денис Васильевич Давыдов был одним из наиболее выдающихся людей начала XIX века. Его ратные подвиги воспеты знаменитыми поэтами - Жуковским, Вяземским, Баратынским, Языковым.
   Александр Сергеевич Пушкин, горячо любивший Дениса Давыдова, считавший его "отцом и командиром", "певцом и героем", посвятил ему такие строки:
Певец-гусар, ты пел биваки,
Раздолье ухарских пиров
И грозную потеху драки,
И завитки своих усов...
Я слушаю тебя и сердцем молодею,
Мне сладок жар твоих речей.
Печальный снова пламенею
Воспоминаньем прежних дней...

   В стихотворном послании "певцу-гусару" Евгений Баратынский писал:
...Не мне,
Певцу, не знающему славы,
Петь славу храбрых на войне.
Питомец муз, питомец боя,
Тебе, Давыдов, петь ее.

   Лучшие художники эпохи - Кипренский, Орловский, Доу - запечатлели образ Давыдова на бессмертных полотнах.
   Лев Толстой увековечил Давыдова в романе "Война и мир" в образе беззаветного храбреца-партизана Василия Денисова.
   Слава Давыдова шагнула далеко за пределы России: английский романист Вальтер Скотт повесил у себя в кабинете портрет вожака партизанского отряда и назвал его "знаменитым человеком, чьи подвиги в минуты величайшей опасности для его Отечества вполне достойны удивления: что имя его, украшая самую блестящую и вместе почетнейшую страницу русской истории, передастся в позднейшие века".

--------------------

<<<к содержанию раздела
<<<начало