Если изо всей силы надавить пяткой сырую глину да повернуться несколько раз вокруг себя, то получится тарелка. Стараемся мы изо всех сил: кто быстрее. Вскоре весь берег в наших пятках-тарелках. Мы – это Комаренки и я, Зинка. Комаренки – наши соседи. Их пять братьев. Все вредные, драчливые, конопатые. Один другого меньше. С ними дружит  Юрка, мой брат, а я нет, то есть я-то с ними дружу, да вот они со мной не хотят дружить. Да и сейчас еле-еле взяли меня с собой. А уж если честно говорить, то и сейчас не взяли, просто сама я побежала следом за ними. Куда они, туда и я. Сейчас они подались на Подкумок.

С Комаренками всегда интересно. Они то раков пойдут драть на реку, а то еще в дальних оврагах за лопухами спрячутся. Однажды в лесу Витька, старший  Комаренок, выгнал молодого совенка из хвороста. Глаза у совенка были здоровые, желтые...  Витька только с виду тихий, а на самом деле самый отчаянный, и глаза у него, как у совенка, злые и желтые – страсть!  Кто со старого моста прыгнул? Он. Другим слабо, а он прыгнул. Да и ко мне он не такой злой. Не гонит от себя, не дерется. 

Хорошо все-таки быть мальчишкой. Им все можно. Я себе даже косы отрезала. Взяла ножницы – и раз, нету одной косы. На полу лежит. Жалко-о...  Зажмурила глаза, и раз – вторую. Все равно пропадать.

Подсчитали мы тарелки, всех больше я навертела. Комаренки спорить стали, а потом убежали на речку купаться. Одна я осталась. Подождала, не вернется ли Витька за мной. Нет, не вернулся. Вот я и пошла в сад. Там сейчас яблоки поспевают.

Мама мне всегда говорит: "Выдумщица ты у меня, Зинка". А я совсем не выдумываю. Просто стою в саду долго-долго и слышу, что-то тонко-тонко звенит. Это яблоки соком наливаются. Молоко в них кислое, белое. Мама говорит, это просто незрелые яблоки. Ну и что ж, что не зрелые. Зато первые. Значит, самые сладкие, хоть и кислые.

И сейчас я срываю самое большое и самое зеленое яблоко. Бегу через поляну снова к реке, – не могу я без Комаренков, скучно мне. Платье за спиной надувается, вроде кто держит меня. Страшно. Останавливаюсь, перевожу дыхание, иду тихо, незаметно. Во-он в кустах леший сидит. Я нарочно закрываю глаза, только маленькие щелки остаются: так лешего виднее. А он вдруг голосом бабки Души и говорит: "Прокуда ты, Зинка. Кто намедни наседку согнал с гнезда да индюшат в бочке искупал, а?"  Широко раскрываю глаза – нет лешего, обыкновенный пенек.

А мальчишки, наверное, совсем закупались. Продираюсь напрямки через кусты волчьей ягоды. Вот и речка!  Витька в воду прыгает, выплывает, махает саженками, а потом вылезает на берег около меня. Не смотрит. Ну и пусть. Иду мимо. Яблоко упало, покатилось по тропинке. А он его сразу хватает и кричит: "Не отдам, не отдам!  Что упало, то пропало!"  На одной ноге прыгает, меня дразнит. А мне что, пусть ест, не жалко. И правда, закупались Комаренки, а у самого маленького Комаренка губы посинели, словно вишней вымазаны.

Домой пора возвращаться. Вечер скоро. Бабка Душа говорит, вечер – это когда день ночь догоняет. А как он догоняет, на коне, что ли?  И не спросишь. Умерла бабка-то, совсем умерла.

Домой идти неохота, а охота еще побыть с Комаренками. Из сухой ботвы на огороде костер разводим, таскаем ворохами. Мать Комаренков приносит нам тарелку оладьев. Румяные. Макаем в коричневый арбузный мед, в деревянное корытце. Вкусно. У Комаренков все вкуснее, чем дома. 

Костер гаснет. Разбрелись ребята. Мы с Витькой потихоньку убегаем к старому сараю и лезем на чердак. Крыша там дырявая, мы смотрим на звезды через дырку, как в папин бинокль. Звезды крупнее, ярче, если смотреть их через дырку в крыше.
– Зинка-а-а! – слышу я голос мамы. – Домой!

Перелезаю через плетень, вот я и дома. Во дворе топится печка, мама что-то готовит. Пламя освещает ее лицо, брови, рот.
– Пришла, гулена, – говорит она и легонько шлепает меня.
А мне совсем не больно, даже наоборот. Я мою ноги в старой бочке у крыльца, бегу в хату, падаю в постель.
Во сне снова приходят Комаренки, вредные, конопатые, злые.
И Витька приходит. Стоит, ест яблоко, мое яблоко.

Светлана Заикина

Коллаж. Рис. И. Ушакова, Т. Капустиной

1970