|
Кем быть?
Татьяна Андреева
- Мне бы хотелось, чтобы он стал летчиком, - сказал дедушка.
- При мне такие вещи не говори, - сдержанно посоветовала бабушка. - У меня сердце слабое.
- При чем тут твое сердце? Я же не тебе предлагаю летчиком стать. А у нашего богатыря сердце - ого! Пламенный мотор!
- Сам ты мотор! - совсем рассердилась бабушка. - Механизм. Железка бесчувственная. Летчиком! Это же опасно!
- Летчиком опасно? Это в наше-то время? - удивился дедушка. - Да бухгалтером и то опасней. Мало ли что...
- Ты мне шутки не шути, - приструнила бабушка дедушку. - Тут судьба человеческая решается.
- А я чего? Я ничего, - оробел дедушка. - Ну, не летчиком, так... артистом.
- Это каким артистом? - удивилась бабушка. - И почему это вдруг артистом?
- Должность вполне безопасная, - оправдывался дедушка, - особенно если с дублером.
- Знаешь, я о тебе лучше думала. Всю жизнь прожить с дублерами, с каскадерами, которые будут делать за него маломальски стоящие штуки, и это ты называешь занятием для настоящего мужчины?!
- Ну, я не знаю, - сдался дедушка. - И то тебе не нравится и это... В конце концов у парня есть родители. Пусть они скажут свое веское слово.
- Мой сын будет микробиологом, - сказал свое веское слово отец. - Я считаю, тут и говорить не о чем.
- Он, видите ли считает! - тут же возмутилась бабушка (она всю жизнь недолюбливала зятя). - Мнение других ему совершенно безразлично! Мекробе... бекроме... Тьфу, и не выговорить-то. Леночка! - обратилась она к дочери. - Леночка, вот ты мать. Скажи мне, хочется тебе, чтобы твой сын назывался мекробе... Вот этим самым словом?
- Не знаю, - отозвалась с рассеянной улыбкой Леночка, не отрываясь от вязания. - Мне вообще-то кажется, что должна родиться девочка...
* * *
Татьяна Андреева
Я закрываю глаза и слушаю ее голос. Я люблю вот так, с закрытыми глазами, слушать, как она говорит по телефону.
- Алло-о-о...
Сколько оттенков! Вопросительно-нежный, покровительственно-ласковый, вежливо-теплый... Голос - бархат, голос - благоухание.
- Да-да, я слушаю...
Само внимание, само понимание! Когда она говорит вот так "я слушаю", ей можно рассказать все.
- Ах, правда?!
Голос просто излучает радость, просто светится ликованием. Ради одного этого "ах, правда?" можно сделать все что угодно.
- Ну-у-у, этого не может быть...
В голосе пленительная неуверенность и непритворное смущение. Услышав это "не может быть", инстинктивно падаешь на колени.
- Ой, да это зачем!
Она смеется, а когда она смеется, начинаешь и сам вовсю сиять, даже если у тебя есть веская причина для того, чтобы пойти и утопиться.
- Ну, не надо так, а то я рассержусь.
Голос звенит испугом, умоляюще дрожит... Нет-нет, только не надо сердиться! Пусть этот голос всегда будет бархатным благоуханием!
- Ну. хорошо, договорились, спасибо.
Любой сантехник сменил бы все водопроводные трубы в доме за одно "спасибо", если бы это "спасибо" сказали ему таким голосом.
Ах, как я люблю слушать с закрытыми глазами ее голос, когда она говорит по телефону!
- Ты что это зажмурился? Спишь, что ли? Может быть, ты все-таки прекратишь идиотски ухмыляться! С утра прошу все пропылесосить, а он расселся, как тюфяк!
В голосе гремит булыжник и скрипит ржавое железо. Это она уже положила телефонную трубку и теперь разговаривает со мной, собственным мужем.
(Журнал "Работница" 10/1979)
|
