По лесам и рощам
А. М. Рыжиков
Лесная тайна
Хорошо было в лесу в это ясное, солнечное утро. Свежий ветерок торопливо бежал по макушкам деревьев, игриво шептался с ними.
Птицы пели без устали, наполняя лес веселым, звонким щебетаньем, писком, свистом...
Идя мерным шагом вдоль лесной просеки, я незаметно для себя свернул в сторону и забрел в чащу леса, куда редко проникают сол-нечные лучи. Не успел я пройти несколько шагов, как на меня неожиданно напали две сороки. С первого же налета они сбили с меня кепку, махали перед глазами крыльями и беспрерывно стрекотали.
Я невольно отшатнулся, попятился назад, но затем все же решил идти дальше.
— Что пристали! — рассердился я и продолжал идти, зажмурив глаза. Птицы еще смелее напали на меня, они почти вплотную подлетали к моей голове, касаясь длинными хвостами носа, щек. От пронзительного резкого крика, хлопанья крыльев звенело в ушах.
Такое странное поведение птиц озадачило меня. «Какая причина заставляет их так ожесточенно нападать на человека?» — подумал я, ускоряя шаги и внимательно осматривая местность кругом себя: каждое дерево, каждый куст, каждый пень.
Подняв голову вверх, я заметил на верхних сучьях одной крупной ели гнездо сорок.
Так вот почему птицы вступили в бой с человеком: они оберегали свой дом, свое жилище.
Внезапно что-то мелькнуло среди кустов, я насторожился, кинул туда зоркий взгляд и увидел еще одну сороку, скакавшую между деревьями. Почему-то она не присоединялась к сорокам, летающим над моей головой, не помогала им.
Взлетит-сядет, взлетит-сядет. Попрыгает, поскачет... наткнется на дерево, отскочит от него и опять вспорхнет...
«Что за диковина? — мелькнуло у меня в голове. — По обличию — птица как птица и оперение настоящее, а не летает...»
В недоумении я последний раз взглянул на гнездо, на прыгавшую у ствола сороку и пошел в сторону, провожаемый отчаянным стре-котаньем длиннохвостых трещеток.
На следующий день я опять, крадучись, против ветра пробирался к приметной елке. Осторожно переходя от дерева к дереву, от куста к кусту, я заметил уже знакомую сороку, как и вчера скакавшую кругом елки. Она что-то старательно клевала, не поднимая головы.
Осторожно приблизившись, я неожиданно легко поймал птицу. Держа ее в руках, стал внимательно оглядывать свою пленницу. Осматривая голову птицы, я... не поверил глазам своим. Сорока была слепая. Оба ее глаза были плотно закрыты сросшимися веками.
У меня сжалось сердце. Дивясь своему открытию, я посадил слепую птицу на сучок дерева и поспешно удалился. Мое присутствие было лишним.
Прошло около двух месяцев. Меня потянуло еще раз взглянуть на птицу-инвалида.
При первой пороше я пошел в лес. В лесу стояла тишина, даже в ушах звенело... Не щебетали птицы, не шелестели листья на де-ревьях...
Вот и знакомая елка с гнездом сорок на сучьях, но птиц вблизи дерева нет. Нигде не слышно их суматошного стрекотания.
«Да где же они? Ведь они были здесь совсем недавно», — подумал я, глядя на цепочки птичьих следов, расходящиеся во все стороны, вкось и вкривь по запорошенной снегом лесной поляне.
Осматривая поляну, я обратил внимание на старый пень, около которого было особенно много следов.
— Ага! Вот тут в чем дело! — воскликнул я про себя: у пня среди птичьих следов хорошо выделялись отпечатки хищных лап лисы, чуть-чуть приглаженные ее пушистым хвостом. За пнем лежала куча перьев с каплями свежей крови. Короткая жизнь обреченного сорочонка была окончена.
А. Рыжиков. 1961