окончание

Виктор КАВА

Рисунки А. Борисова

Через всю ночь

Рассказ

   Сбавив ход велосипеда, поднял выше фару - может, и в этот раз мерещиться? Волк тоже поднял голову, и его глаза вспыхнули зловеще-красно. Торчком поднялись острые уши, зашевелился хвост...  Нет, это уже не выдумки, это что ни на есть самый настоящий волк. Миколка притормозил, фара уже едва светила. Может, волк все-таки испугается и скроется в зарослях балки? Ведь на него надвигается пусть не машина, но все же транспорт...

   Однако волка будто приклеили к земле.
   Миколка остановился. Снял насос, помахал им угрожающе. С запоздалым сожалением подумал: почему не взял с собой нож? У меня дома есть такой, как сабля, им мать капусту рубит. Привязал бы к багажнику, тогда бы ему никакой волчище не был бы страшен...
   Было темно, как в погребе, однако силуэт волка четко выделялся на фоне песчано-белой дороги. Он и не собирался удирать в балку.

   Вот теперь Миколке стало по-настоящему страшно. Это ведь не шутка - прямо перед ним сидел на сужении дороги здоровенный волчище, рядом - таинственная глухая балка, где, может, сидят еще несколько таких здоровых, они только и ждут его сигнала, чтобы прийти на помощь. Если было бы просторнее, то можно бы попробовать объехать волка стороной. Выломал бы в лесу палку, как-нибудь отбился.
   "А если вернуться? - скакнула в голове мысль. Вернуться в то село, где полно собак, дождаться там утра, а уж засветло снова двинуться в путь. Если ночью кто-нибудь проедет на машине, то можно и за ним увязаться".

   Появилась эта утешительная мысль да и погасла, как велосипедная фара. Ну да, волк догонит его в два скачка. Как-то тетки Марии муж, дядько Дмитро, рассказывал: "Встретился мне однажды волк в степи. После войны это было, в пятьдесят третьем, тогда той нечисти много развелось, шастали по степям и балкам, как бандиты. Хорошо, что я не побежал - ноги отнялись, совсем не свои стали, будто протезы...  Он зябко передернул плечами, наверное, ему и до сих пор жутко было вспоминать ту ночь. - Стою столбом, гляжу на волка, а его глаза светятся, на меня уставился. И воет так, что меня по коже мороз продирает, будто с меня кожу сняли, однако не трогается с места...  Вот так и смотрели друг на друга, пока не послышался скрип подводы - тогда уже начало небо светлеть, - и волк побежал в заросли".

   Миколка оглянулся - может, и сейчас будет кто-нибудь ехать? Это после войны, рассказывают, да в книжках об этом написано - и у Бориса Комара, и у Виктора Близнеца, - машин было совсем мало, даже лошадей всего несколько на колхоз, а, видишь, выручил все-таки возница дядька Дмитра...  Неужели сейчас, когда полнехонько машин, мотоциклов, никто не двинется в путь среди ночи? Однако дорога лежала в тишине. Ниоткуда не доносилось ни единого звука, только громко сопел волчище. Лишь звезды, густо высыпавшие на осенее холодеющее небо, сочувственно смотрели на Миколку, будто бы даже снизились, чтоб быть ближе к нему. Но чем они могли помочь?

   И тогда Миколка сел на дорогу и горько заплакал. Как плакал вместе с матерью, когда уехал в армию Михайло. Было это вечером, они вернулись автобусом из района, где расстались с Михайлом, вошли в хату...  И она показалась им совсем пустой: Михайло в армии, отец где-то в Сибири...  Сели на лавку, помолчали немного, подержали, сколько могли, слезы, а потом разом и расплакались...

   Миколка всхлипывал, слезы капали на дорогу, а сквозь них прорывались слова:
   - Ка-ак т-тебе н-не стыдно? Я к б-брату еду, он, н-наверное, р-ранен очень, он п-пограничник, ждет м-меня...  А ты р-расселся на дороге, з-зубы на меня точишь...
   Волк, видимо, удивился и плачу, и особенно Миколкиным острым словам, потому что склонил голову набок, завилял хвостом. И внезапно - оглушительно:
   - Гав! Гав! Гав!
   Да это же пес, только здоровенный!
   - Ах. ты, поросенок немытый! - укоризненно произнес Миколка. - Как меня напугал!..  Чего тебя вынесло среди ночи на дорогу? Или из дома выгнали за какую шкоду? Так ты и рассердился, давай на других зло срывать?

   Пес повинно гнул голову, хлопал хвотсом. Неужели понял Миколкины слова? А что, как-то брат писал, что его овчарка, когда он загрипповал, села возле него, и слезы у нее на глазах...  И этот пес, верно, не глупый, не такой, как те пустобрехи из маленького села.
   Миколка поднял переднее колесо велосипеда, крутнул его. Джикнула динамика, засияла фара. И в ее лучах Миколка увидел, что пес, хотя и большой, но худой, чахлый. И не зловеще, а скорее умоляюще смотрели его глаза. Наверное, выгнали его хозяева. Или бросили, когда переезжали на новое место. Вот бессердечные!

   Миколка вынул из портфеля хлеб, отломил кусоу, подал псу. Тот сорвался с месте. Хотя и голодный, но осторожно взял хлеб из Миколкиной руки, чтоб не зацепить ее острыми зубами, и мигом проглотил. Через минутку еще один кусок исчез в пасти.
   - Все, хватит! - строго сказал Миколка. - Мне же и брату надо довести немного.
   Сел на велосипед и двинулся вперед. Пес побежал следом.
   Только когда миновали балку, густые заросли по сторонам дороги и в лицо дохнуло вольной степью, пес уменьшил бег, сел на задние лапы и громко, дружелюбно залаял.
   И Миколка понял - это пес провожал его, оберегал в хмурой, загадочной балке. Крикнул на прощание:
   - Ты подожди меня здесь. Может, я заберу тебя к нам домой! Правда, у нас нечего и некого охранять, ну, просто будешь жить у нас...

   Ноги крутят и крутят педали, а степь все стелется и стелется под колеса, будто ей конца-края нет. Спина начала деревенеть, седло стало жестче, педали, казалось, потяжелели...  Глаза слипаются, словно на веки повесили маленькие гири. И когда повитые сонным туманом глаза заметили сбоку от дороги скирду свежей, невыветренной соломы, руки крутнули руль влево, и велосипед запрыгал по стерне.
   - Я немножко, я совсем немножко подремлю, - говорил сам себе Миколка, умащиваясь на мягкой соломе. - Сила моя кончается...
   И словно провалился куда-то...

   Проснулся Миколка от того, что больно стало глазам. Враз распахнул их. И сперва ничего не мог понять - где он? Скирда, степь с низкой желтой стерней, из-за четкого, словно в кино, горизонта, медленно поднимается красное солнце. Подхватился. Вот так задремал немного!..  Послюнил пальцы, протер глаза - умылся. И скорее на велосипед. Даванул на педали так, что цепь зарычала, как злая собака.

   Нежно, лпскающе светило солнце, золотилась стерня от горизонта до горизонта, призывно зеленело впереди село, распушив над трубами синие султаны дыма...
   И Миколке плеснула в грудь чистая радостная волна - как же хорошо жить на свете! Кажется, сама собой запелась песня:

Главное, ребята, сердцем не стареть!

   Приятно подумалось: ему далеко еще до старости...

3.

   В город он приехал ранним утром, еще только выходили из депо первые автобусы, зевая даерьми на остановках, да торопились машины с хлебом и молоком к магазинам. В безоблачном небе летали вперемежку голуби и чайки. А там дальше, в конце длинной улицы, густо засинело море, на нем стояли белые теплоходы. 
   
   Госпиталь Миколка искал долго, даже понервничал немного. Нет, люди, у которых он спрашивал, не заносились, не отмахивались. Они морщили лбы и разводили руками. Миколка удивился: как в своем городе не знать всего? Его разбуди среди ночи, спроси, где больница, и он с закрытыми глазами проводит. Да что больница - покажет гнезда всех аистов!

   Наконец встретился майор. Хотя он очень спешил, однако, узнав, в чем дело, сразу остановился, начал, размахивая рукой, быстро объяснять. А когда увидел, что Миколка ничего не может взять в толк, глянул на часы, громко вздохнул и почти бегом повел Миколку к госпиталю. И Миколке с велосипедом пришлось бежать. Наверное, они были чудной парой, потому что прохожие, оглядываясь, улыбались.

   Неподалеку от входа в госпиталь стоял врач в халате и нервно курил папиросу. Миколка облизал вмиг пересохшие губы, спросил хрипло:
    - Не знаете ли вы, где тут лежит мой брат Михайло, пограничник?
   Врач ничуть не удивился такому вопросу. Подал жесткую ладонь, которая пахла остро и не очень приятно.
   - Хорошо, что ты приехал. Я - Соколов. А ты Миколка, не так ли? Пойдем.
   - Ему...  очень плохо?.. - спросил Миколка, едва выталкивая изо рта какие-то шершавые слова, когда с врачом торопливо шел по коридору.
   Врач быстро взглянул на Миколку, подумал минутку. И сказал:
   - Надеюсь, что кризис миновал. А после операции было очень плохо. Все бредил, мать, тебя звал. Вот я и послал телеграмму.
 
   Уже когда остановились у высоких белых дверей палаты, Миколка дернул врача за рукав.
   - Дяденька Соколов, это Михайла на границе? Нарушители ранили? Его, наверное, об этом спрашивать нельзя? Пока что...
   Соколов с улыбкой взглянул на него, теплой рукой разлохматил ему чуб.
   - Молодец, смекалистый ты. Тоже хочешь быть пограничником?
   - А кем же еще? - повел плечами Миколка.
   - Там, - сказал Соколов, - я это точно знаю. Но при каких обстоятельствах - мне неизвестно. Только и слышал, как говорил начальник заставы, который его привез, что твой брат - герой, совершил подвиг, его к награде представили.

   Шагнув в палату, Миколка как-то сразу увидел Михайлу, хотя тот лежал в углу возле окна, с   забинтованной головой. Вернее, увидел Михайловы глаза. Они засияли такой радостью, таким теплом, что Миколка опрометью  кинулся к брату, обнял его, поцеловал в незабинтованную щеку. Как только удалось ему сдержать слезы, что двумя ручьями подкатили к глазам?..  Чтоб не дать им воли, быстро заговорил:
   - Здоров, Михайло? Как ты? Чего вылеживаешься, когда на дворе такая теплынь? Вон наших кур не загонишь на насест...

   Слова срывались с языка совсем не те, которые он приготовил в долгой дороге, а случайные, которые мать говорила ему, когда Миколка прихварывал. А он же хотел сказать брату, что тот - герой, что все очень переживают за него, желают ему быстрого выздоровления...
   Растерянно кинул взгляд на врача: что я болтаю? А врач подмигивает: мол, правильно говоришь. Глянь-ка на брата...
   Миколка снова повернулся к Михайле. А у того увлажнились глаза, взялись поволокой.
   - Тебе все приветы передают. Я гостинец привез, - принялся развязывать узел дрожащими руками Миколка. - Правда, хлеб не весь довез, голодный пес попался, так я кинул ему немного, а яблоки, груши, сало целы. Вот попробуй, какое все вкусное...
   И запнулся - рот Михайла был перебинтован, только белая щель виднелась.
   Но вот эта щель немного раздвинулась, и оттуда послышалось с выхрипами:
   - А...  мать...  Где мать?
   - Она поехала к тетке в Кобижчу  - проведать больную. Обещала вернуться сегодня после обеда.
   - И ты...  сам? - тревога мелькнула в глазах брата.

   Миколке так хотелось признаться, что он на велосипеде приехал, что страхов натерпелся, но ведь брату нельзя переживать ничуть. Быстро взглянул на врача, который видел, как он вел велосипед, тот понял его, подмигнул. И Миколка, не глядя в Михайловы глаза, сказал:
   - Да...  в колхозе, когда услышали о телеграмме, тут же машину дали...  И матери дадут...
   - Спохватился:
   - Ой, дяденька Соколов, который час?
   - Десять.
   - Михайло, - нежно-умоляюще посмотрел на брата, - ты извини, мне надо возвращаться. Представляешь: приезжает мать, а меня нет дома, а соседи скажут про телеграмму...  Ты же знаешь нашу мать...

   Из Михайлова глаза выкатилась-таки слеза.
   - Знаю...  Поезжай, братишка. И возвращайтесь вдвоем... скорее... Спасибо...  что ты у меня такой...
   И хотя врач кричал с крыльца, чтоб подождал, скоро их машина подъедет, на ней он доберется быстрее, Миколка махнул рукой, ловко вскочил на велосипед. Когда еще приедет та машина, а он быстро назад домчит. Увидел же брата живого. Тот вылечится и обязательно снова будет пограничником.

   Пес сидел на том же самом месте, где его оставил Миколка. Уж не ждал ли он вот так ночь и полдня?
   -  Здоров! - крикнул ему Миколка, как старому товарищу. - А брат жив, только ранен очень. Но Соколов знаешь, какой врач! Во!
   Пес, будто понял его радость, подпрыгнул, залаял, еще и вывалился в пыли.
   - ну, что, пойдешь со мной?.. Киваешь - согласен? Тогда айда. Дорога у нас далекая, уж дома наедимся от пуза. 
   И только теперь почувствовал, как голоден. Глянул на собаку.
   - Выдержишь, а? Надо выдержать. Может, я тебя пограничной овчаркой сделаю? - Прищурился. - А что - ты здоровый, ловкий, умный. Я откормлю тебя запросто.
   Он что есть силы нажимал на педали, солнце нежно грело ему затылок. А Миколке казалось, что это до него дотрагиваются пальцы брата, ласкают и подталкивают: поезжай быстрее, знаешь, как я по матери соскучился...

Конец

<<<