А помнишь, мать...
Отрывок из документального рассказа

 

   - А помнишь, мать, как начиналась наша жизнь?..
   Она помнила. Отчетливо, ясно, как будто и не прошумело над головой время.

   ...Осенью 1953 года в деревню Авдеевку, что под Брянском, в семью Чугунковых принесли телеграмму. Екатерина, старшая сестра Прасковьи, попала в больницу. Сообщал об этом ее муж, Павел. Прасковья засобиралась в дальнюю дорогу.
   Она приехала в белорусский городок Лиду под вечер и дошла до деревни, где жила семья сестры, уже к ночи. Дом ей указала пожилая женщина. Лишь минуты через три она услышала легкий вздох у двери и робкий детский голос:
   - Кто там?
   - Это я, Проскута, - отвечая, она почему-то вспомнила имя, которым называли ее в детстве.
   Вошла, разделась - и к люльке, в которой плакал племянник Валерка, шести месяцев от роду. Спросила, где сухие пеленки. Потом подошла к кровати, где спала пятилетняя Рая и, слегка поправила подушку, лишь после этого присела на стул, разговорилась с Ниной, самой старшей, семилетней.
   Вскоре появился Павел. Работал он агентом Госстраха, каждый день обходил ближние и дальние деревни и потому нередко задерживался в пути допоздна. Гостье несказанно обрадовался. Условились, что завтра утром пойдут в больницу, к Кате.
   Но Екатерине хватило сил лишь на то, чтоб улыбнуться сестре.
   После похорон прошла неделя, вторая, а Прасковья все не могла уехать. Возможно, думала она, всю зиму придется гостить и даже дольше, скорее всего до тех пор, пока Павел не приведет в дом новую хозяйку. Однажды, осмелившись, спросила его, как думает жить дальше...
   - К брату, наверное, подамся, - ответил после небольшой паузы.
   И рассказал, что брат живет в Калужской области, в Ермолине, зовет к себе.
   В дорогу стали собираться сразу же после Нового года... Павел заметно оживился, когда узнал, что Прасковья решила ехать с ними до Брянска: оттуда рукой подать до Ермолина. Откровенно говоря, он давно оценил свояченицу: душой открытая, характером покладистая и такая добрая, что не случайно привязались к ней дети.  Даже стал подумывать, не попросить ли свояченицу поехать с ними до самого Ермолина, однако в Брянске в самую последнюю минуту принял другое решение.
   - С тобой поеду, в деревню к вам на денек-другой, в Авдеевку, - сказал - Хочу тестя повидать, внучат показать.

   Минул день, второй, третий, а Павел, похоже, не спешил в путь. Словно все ждал чего-то.
   Предложение Прасковье - стать матерью его детей - Павел сделал на пятый день "гостевания", когда все Чугунковы оказались в сборе. "Твое горе я понимаю, - сказал отец зятю, - но дочери я не советчик". А вечером уже ей одной, с глазу на глаз: "Гляди, Прасковья, тебе виднее. Десять годов разница. Да и на троих детей идешь".
   Всю ночь Прасковья глаз не сомкнула. А утром на ферме рассказала о предложении Павла подружкам. Поудивлялись они, вспомнили, что бывали в их деревне подобные случаи. "Выходи, Проскута, не бойся" - подбодрили ее.
   Вот так и стала она уже не Чугунковой, а Сиваевой, стала матерью сразу троих детей.
   Случилось так, что в Ермолино, где они поселились у брата мужа, приехали и другие родственники Сиваевых, и просторный пятистенок стал тесен. Оставаясь с мужем наедине, Прасковья спрашивала украдкой:
   - Что делать будем, Павлуша?
   Муж отмалчивался, а она с каждым днем все настойчивее теребила его - давай строить собственный дом.
   Осенью на окраине поселка поднялись стены будущего жилья. За зиму поднакопили средств и купили лесоматериала для отделки дома. Едва навели крышу и застеклили рамы, Прасковья заторопилась с новосельем, хотя была еще ранняя весна. Но так хотелось в свой угол! Печь еще не сложили, и выручала железная "буржуйка".
   Той же весной опять затеребила мужа: "Без коровы и дом сирота". Павел стал отговаривать: откуда, дескать, денег взять, - а Прасковья в ответ: "Дети у нас, дети, как им без молока?" Прикинула: сестра имеет телку-летошницу, не договориться ли с нею? Послали письмо. В ответе сообщалось, что с расчетом пусть не спешат и едут за телкой. Только представьте себе: обратная дорога - пешком с телкой 200 с лишним километров - заняла у Прасковьи неделю! А надо было позаботиться и о кормах. И снова Прасковья нашла выход - взять в лесничестве участок молодых посадок и ухаживать за ним, разумеется, в выходные да после работы, а за это выделяют сенокос.
   Ласкал глаз их приусадебный участок: яблони, слива, малина. Не одна хозяйка приложила здесь руки. Уже стали помощницами в доме Нина и Рая. Новые заботы свалились на Прасковью Ильиничну - в семье появилась Аленка. Стало у Сиваевых четверо детей.
   А чуть подросла Аленка - решила Прасковья пойти работать. Куда?
   На хлопчатобумажный комбинат. Ничего, что образования маловато, сначала пойду, решила, куда возьмут, а там и настоящее дело присмотрю. Ее приняли уборщицей в цех отделки, но начальник цеха Кондаков сразу посоветовал:
   - Машины у нас порой простаивают, людей не хватает. Перенимай работу у девчат. Может, придется когда встать на подмену.
   Несказанно обрадовалась она такому предложению. Придет раньше всех в цех, управится со своей работой т к девчатам. Запоминала каждое движение их ловких рук, каждую операцию.
   И наступил день, когда Сиваевой предложили стать к накатной машине. Вроде бы не волновалась, но только включили шестую скорость, все замельтешило перед глазами. Подумала с отчаянием: "Не справлюсь".
   Но первое волнение прошло, его сменили собранность и деловитость. То в одном, то в другом деле требовалась подмена, и Сиваева - теперь уже не Проскута, Прасковья Ильинична - шла на выручку. И везде у нее получалось. Не хватало знаний - училась, брала упорством, сметкой, настойчивостью.
   А дома нежданно-негаданно - перемены. Как-то Нина, старшая дочь, сказала матери:
   - В Сибирь, мам, поехать хочу. По комсомольской путевке, - добавила с гордостью.
   Прасковья Ильинична в слезы, давай отговаривать дочь от поездки. Но что было толку перечить, если выросли дети, окрепли их крылья, тесен им, молодым, стал дом. Пришло время, и уехала учиться в Москву Раиса. "Благо, не так далеко, не в Сибирь..." - успокаивала себя мать.
   Вырос и возмужал Валерий. Когда провожали его в армию, Прасковья Ильинична, улучив минутку, сказала наедине сыну:
   - Ты уж не обессудь, Валера, если что не так...
   - Мам, ты о чем? - не понял он.
   - Может, застолье не такое, - начала робко она, - может, моей большой ласки не видел. Родная мать...
  Сын не дал договорить ей, нахмурился.
   - Мам, чтоб больше не слышал об этом...
   Отслужил Валерий и пошел работать шофером на автобазу, которая обслуживала комбинат, где имя матери уже называли среди передовиков...

 

В. Панов
(Журнал "Работница" 10/1979)

 

<<<