Трапеза по случаю приема гостей в доме заволжского купца

(Два отрывка из романа П. И. Мельникова-Печерского "В лесах")
 
 

Рис. А. В. Николаева

Как накрывали стол по случаю приема гостей в доме

заволжского купца-тысячника
 
 
   А. М. Горький назвал это произведение и продолжение "В горах"  "славной русской поэмой). Мельников-Печерский в своем романе о жизни заволжского старообрядческого купечества очень красочно и "с аппетитом" описывает обильно накрытые столы в домах купцов и монастырей. И восхищает не только обилие, а многообразие блюд, забытых нами сегодня или вовсе незнакомых. И дело не в том, что "забыли". Самое печальное, что природа лишила нас  многих своих даров, наказывая за неразумное отношение человека к себе.  И остается восторгаться и изумляться обилию блюд, которыми потчевали гостей заволжские купцы, и  запечатлел П. И. Мельников-Печерский в своей "славной русской поэме".

 
Из жизни заволжского старообрядческого купечества.

 
...Уткой переваливаясь с боку на бок, толстая Матрена втащила в горницу и поставила на стол самовар; ради торжественного случая был он вычищен кислотой и как жар горел. На другом столе были расставлены заедки, какими по старому обычаю прежде повсюду, во всех домах угощали гостей перед сбитнем  и взварцем,  замененными теперь чаем. Этот обычай еще сохранился по городам в купеческих домах, куда не совсем еще проникли нововводные обычаи, по скитам, у тысячников и вообще сколько-нибудь у зажиточных простолюдинов. Заедки были разложены на тарелках и расставлены по столу. Тут были разные сласти: конфеты, пастила, разные пряники, орехи грецкие, американские, волошские и миндальные, фисташки, изюм, урюк, винные ягоды, киевское варенье, финики, яблоки свежие и моченые с брусникой, и вместе с тем икра салфеточная прямо из Астрахани, донской балык, провесная шемая ,  белорыбица, ветчина, грибы в уксусе и, среди серебряных, золоченых чарочек разной величины и рюмок бемского хрусталя, графины с разноцветными водками и непременная бутылка мадеры.  
 
Как Никитишка не спорила, сколько ни говорила, что не следует готовить к чаю этого стола, что у хороших людей так не водится, Патап Максимыч настоял на своем, убеждая куму-повариху тем, что "ведь не губернатор в гости к нему едет, будут люди свои, старозаветные, такие, что перед чайком от настоечки никогда не прочь".
 
    - Ну-ка, куманек, перед чайком-то хватим по рюмочке, - сказал Патап Максимыч, подводя к столу Ивана Григорьича. - Какой хочешь? Вот зверобойная, вот полынная, а вот трифоль ,  а то не хочешь ли сорокатравчатой, что от сорока недугов целит?
   - Ну, пожалуй, сорокатравчатой, коли от сорока недугов она целит, - молвил Иван Григорьич и, налив рюмку, посмотрел на свет, поклонился хозяину, потом хозяйке и выпил, приговаривая:
   - С наступающей именниницей!
   - Груня, а ты стукнешь по сорокатравчатой, али нет? - спросил Патап Максимыч, обращаясь с усмешкой к Аграфене Петровне.
   - Не выучилась, тятенька, - весело отвечала Аграфена Петровна.
   - Ну, так мадерцы испей; перед чаем нельзя не выпить, беспременно надо живот закрепить, - приставал Патап Максимыч, таща к столу Груню.
   - Не мне же первой, постарше меня в горнице есть, - говорила Аграфена Петровна.
 
   К матушке Манефе хозяева с просьбами приступили. Та не соглашалась. Стали просить хоть пригубить, манефа и пригубить не соглашалась. Наконец, после многих и долгих приставаний и просьб, честнАя мать игуменья согласилась пригубить. Все это так следовало - чин, обряд соблюдался. После матушки игуменьи выпила Никитишна, все-таки уверяя Патапа Максимыча и всех, кто тут был, что у господ в хороших домах так не водится, никто перед чаем ни настойки, ни мадеры не пьет. Потом выпила и Аграфена Петровна без всякого жеманства, выпила и Фленушка после долгих отказов. Пропустила рюмочку и сама хозяюшка, а за ней и Настя с Парашей пригубили.
 
   Иван Григорьич и Патап Максимыч балыком да икрой закусывали, а женщины сластями. Кумовья, "чтоб не хромать", по другой выпили. Затем уселись чай пить. Аксинья Захаровна заварила свежего, шестирублевого. 
   Патап Максимыч с кумом уселся на диване и начал толковать про последний Городецкий базар и про взятую им пОставку. Аграфена Петровна с Настей да Парашей разговаривала...
 
 
Ужин по случаю приема важных гостей в доме заволжского купца-тысячника
 

 
"вы нашу-то речь послушайте - приневольтесь да покушайте"

 

Рис. А. В. Николаева
 
 
   Ужин готов. Патап Максимыч стал гостей за стол усаживать. Явились и стерляди, и индейки, и другие кушанья, на славу Никитишной изготовленные. Отличилась старушка: так настряпала, что не жуй, не глотай, только с диву брови подымай. Молодой Снежков, набравшийся в столицах толку по части изысканных обедов и тонких вин, не мог скрыть своего удивления и сказал Аксинье Захаровне:
   - Отменно приготовлено! Из городу, видно, повара-то брали?
   - Какой у нас повар! - скромно и даже приниженно  отвечала столичному щеголю простая душа, Аксинья Захаровна. - Дома, сударь, стряпали - сродственница у нас есть, Дарья Никитишна - ее стряпня.
 
   Надивиться не могли Снежковы на убранство стола, на вина, на кушанья, на камчатное белье, хрусталь и серебряные приборы. Хоть бы в Самаре, хоть бы у Варвары Даниловны Бурковой, задававшей ужины на славу всей Казани...  И где ж это?..  В лесах, в заволжском захолустье!..
   Смекнул Патап Максимыч, чему гости дивуются. Повеселел. Ходит, потирая руки, вокруг стола, потчует гостей, сам приговаривает:
   - Не побрезгуйте, Данило Тихоныч, деревенской хлебом-солью...  Чем богаты, тем и рады...  Просим не прогневаться, не взыскать на убогом нашем угощенье...  Чем бог послал!  Вот мы, мужики серые, необтесанные, городским порядкам не обвыкли...  Наше дело лесное, живем с волками да с медведями...  Да потчуй, жена, чего молчишь, дорогих гостей не потчуешь?
 
   - Покушайте, гости дорогие, - заговорила в свою очередь  Аксинья Захаровна. - Что мало кушаете, Данило Тихоныч? Аль вам хозяйской хлеба-соли жаль?
   - Много довольны, сударыня Аксинья Захаровна, - приглаживая бороду, сказал старый Снежков, - довольны-предовольны. Власть ваша, больше никак не могу.
   - Да вы нашу-то речь послушайте - приневольтесь да покушайте! - отвечала Аксинья Захаровна. - Ведь по-нашему, по-деревенскому, что порушено, да не скушано, то хозяйке покор. Пожалейте хоть маленько меня, не срамите моей головы, покушайте хоть маленько.
 
- Винца-то, винца, гости дорогие, - потчевал  Патап Максимыч, наливая рюмки. - Хвалиться не стану: добро не свое, покупное, каково - не знаю. а люди пили, так хвалили. Не знаю, как вам по вкусу придется. кушайте на здоровье, Данило Тихоныч.
   - Знатное винцо, - сказал Данило Тихоныч, прихлебывая лафит .  - Какие у вас кушанья, какие вина, Патап Максимыч! Да я у Стужина не раз  на именинах обедывал, у нашего губернатора в царские дни завсегда обедаю - не облыжно доложу вам, что вашими кушаньями да вашими винами хоть царя потчевать...  Право, отменные-с.
 
  - Наше дело лесное, - самодовольно отвечал Патап Максимыч. - У генералов обедать нам не доводится, театров да балов сроду не видывали; а угостить хорошего человека, чем бог послал, завсегда рады. Пожалуйте-с, - прибавил он, наливая Снежкову шампанское.
   - Не многонько ли будет, Патап Максимыч? - сказал Снежков, слегка отстраняя стакан.
   - Наше дело лесное, по-нашему, это вовсе не много. Пожалуйте-с.
   Две бутылки распили за наступающую именинницу.
   Чуть не до полночи пировали гости за ужином. Наконец, разошлись...
 
 
Монастырская трапеза